Дом, где живет чудовище

Вересень Мара

Чуда не было. Только обрывок разговора, который моя зыбкая память удержала ненадолго.

Целитель явился среди ночи. Нервный, но совсем иначе, чем в прошлый раз. И пришел он вовсе не ко мне.

— Ты соображаешь, что делаешь? — с порога начал он.

— Какая муха тебя укусила, Истааре? — разбуженная стуком в дверь ведьма тоже была не в лучшем настроении.

— Ты знаешь, кто она? — Надо думать, это было про меня…

Лиана молчала. И гость молчал. От их невидимых мне взглядов воздух в комнате стал тяжелым и неподвижным. Медленно

сочился в щель под дверь, добавляя и мне тревоги.

— Знаешь, — сказал наконец полуночный гость. — Я поздно догадался связать эти события…

— Ты не очень-то догадлив, если дело не касается целительства.

— Другие могут оказаться догадливее. Ее ищут. Не слишком усердно, но Бист это не какой-то там лавочник средней руки, драконы злопамятны. И пока она жива…

— Ты видел ее, Истааре. Скажи мне, она жива?

И снова стало тихо. А я удивлялась и думала, могут ли мертвые удивляться и думать.

— Она лицом на себя прежнюю вряд ли теперь похожа…

— Не только по лицу узна ю т, поверь, — со знанием дела отозвался гость.

— Ты одет для дороги. Надолго?

— Как получится.

— А она?

— Я сделал, что мог, Лин. Теперь только время поможет.

Поместье Эдсель

— А знаете, я вас ждала, — призналась я.

— А знаете, я приходил, только вы меня не помнили, и мы знакомились заново. Все мои визиты — заново. Знаете, Элира, я всякий раз думал, что вы меня разыгрываете.

— В первый раз я думала, что сплю, и ждала, что во сне вы и явитесь, как сказочный волшебник, белый и золотой, и…

— Что? — целитель прищурился, и нарисованные морщинки стали резче.

— У вас нос другой.

— Другой, — согласился Орвиг, — он не мой, одного моего знакомого. А еще уши и подбородок.

— А глаза?

— Глаза мои собственные.

— Те, что сейчас, или те, что были, золотые?

— Оба. Те оба, что были, и те, что сейчас. Все мои.

— Вы не человек. Вы эльф. Мне нянька мне в детстве говорила, что вы можете менять себя, как захотите.

Орвиг чуть виновато улыбнулся, а глаза были лукавые. Мол, да, водится за мной такой грешок, признаю, и что теперь?

— А я? Та же нянька любила повторять, что у меня руки маленькие, как у эльфийки, будто ей было с чем сравнивать.

Орвиг взял меня за руку и приложил свою ладонь поверх моей.

— Действительно, маленькие, а так и не скажешь, — задумчиво произнес он и примолк. Наверное, вспоминал, какие руки у эльфиек.

— Зачем вы притворяетесь человеком? — спросила я.

— Все кем-то притворяются, почему мне нельзя?

— Я такая как вы? — продолжала настаивать я, но целитель увиливал от прямого ответа. — Поэтому вы мне тогда помогли?

— Не очень-то я и помог, как вижу.

— Что значит разделение? — припомнилось мне слово из давнего разговора.

Орвиг дернул плечами, похоже, ему было неприятно об этом даже думать.

— Это когда дар

отдельно, а носитель дара отдельно. Это все равно что человека из кожи вынуть, и оставить жить и то, что внутри, и оболочку. Это печально заканчивается. Много без кожи наживешь или, вот, пустым пузырем? У магов-людей такое случается, но люди — натуры более цельные, потому, когда дар гаснет, они сами остаются. Он у них не так много места занимает на самом деле, а у таких как мы, как вы и как я… Почти все, что есть в нас — наш дар.

— Я потому цвет не видела? Я была… оболочка? — Орвиг кивнул. — А сейчас?

Целитель продолжал молчать. Смотрел на светильник, и глаза снова начали золотиться, будто впитывали приглушенный свет.

— Почему я это вижу? То, что в зеркале, и того, что приходит с дождем. Почему я вижу Ин… Ингваза.

Я впервые за несколько лет произнесла имя мертвого… убитого мужа вслух. По телу пробежала дрожь, в ушах зашумело, а ладонь под ладонью Орвига сделалась холодной и влажной. Другая тоже, но та, которой касались — сильнее. Целитель тут же приподнял руку, разрывая прикосновение, медленно моргнул, и с его пальцев полилось тепло. И стало светлее. Не только от магии. В окна уже сочился рассвет, и серые тени по углам начинали обретать цвет.

Я не смотрела, но знала, что золотистое сияние впитывается под кожу. Становилось легче. И я нашла в себе силы, чтобы описать своих чудовищ.

— Я могу только предполагать, — чуть улыбнулся уголками губ Истар. — В зеркале вы видите оставшуюся часть дара, а с дождем приходит все остальное.

— Почему дождь?

— Думаю, это ваша стихия. Вода, возрожденная в вечном круговороте. Вы — одно.

— Но почему так? Почему… Ингваз?

— Скорее всего, это проекция вашей пограничной эмоции при первой сознательной активации дара. Очень сильная. Практически живая.

— Что мне с этим делать?

— Принять, — камнем уронил Орвиг.

Я повела головой сначала в одну сторону потом в другую, и целитель снова медленно моргнул, принимая мое право на этот выбор. Полынный круг и редкие ночи без сна лучше, чем тот страх, в котором я жила бесконечно долго. В конце концов, тут не так много дождей. И сад, и…

— Согласен, — тепло улыбнулся Истар. — Сад здесь замечательный, и… он тоже… может исцелять. Так что как целитель рекомендую вам побольше гулять в саду и…

Раздавшийся и резко оборвашийся крик, приглушенный расстоянием, был не слишком громким, но ощущение, что случилось что-то плохое, никуда не делось.

Глава 16

За эту часть дома, куда выходила дверь на хозяйственный двор, солнце еще не добралось. Земля здесь была влажной, тяжело пахла сыростью, а на жмущихся, распластавшихся по стене ветвями старых розовых кустах еще блестели капли. Капли были и на перевернутой корзинке, и на выглядывающем из-под покрывала темно-синем подоле и белой кисти. По ладони полз красный жук.