Дом, где живет чудовище
Шрифт:
Сам с ней танцуй… Вилдероз…
— Вилдероз… — проговорил Алард. — Что-то знакомое…
— Эдсель, ты единственный дракон с дырявой памятью, даже я помню. Усадьба по другую сторону от Туманного озера, где была ваша. Вообще странно, что вы не общались с соседями.
— Мы вообще мало общались. Мать болела, а потом и вовсе…
— Кузен на ней женился, на той девице, неприлично быстро, а потом она пропала, когда Ингваз погиб. Погибла или сбежала, не понятно. Темная история. Дядюшка Бист клялся на крови, что найдет, и сулил целое состояние тому, кто найдет. Это было
— Искал? — скорее по инерции, чем из интереса спросил Алард, продолжая касаться края маски, сунув пальцы под полу камзола, будто сердце болело. Может и так.
— Зачем? Я и так в числе наследников. Да и брат был мне чужой, я его совсем не знал.
— А как же родственные чувства? — усмехнулся Эдсель.
— Их значение сильно преувеличено. — Лансерт нетвердой рукой вылил остатки напитка из графина в бокал, сново запахло вишнями, мерещился солоноватый ветер, босые пятки на песке, локон, прижатый наброшенным на плечи камзолом… Шея, теплая кожа, алмазные капли, сбегающая под кружево на спине цепочка. Она оставила и платье, и колье. Не хватало одной капли. Той, с конца цепочки. Потерялась? Забрала с собой?
— Зачем ты носишь с собой маску, если обходишься без нее? — Ланс смотрел на руку.
Обходишься без нее… Без нее … Молчи, не бейся…
— Привык. Давно нужно было снять. Шрамы отпугивают желающих общаться надежнее маски.
— Не всех, — снова растянул губы Раман и кивнул на Хильде. — Послушная птичка. Делает, как папа велел.
“Меня не было в Статчене. Ездил в Равен… Наша птичка практически сбежала оттуда…” В Равене он искал.
— Угомонись.
— Когда слушание? — спросил Ланс.
— Через неделю. В Готьере. Будто не знаешь.
— Не рычи, я поддерживаю разговор.
— Можешь и помолчать, — предложил Эдсель.
— Лексия так и не призналась?
— Она не знает.
— А этот, что отвозил? Что он там плел про молнию на дороге?
— Перед грозой случается, — ответил Эдсель, и почувствовал, как его в который раз прошибло ознобом от мысли, что могло случиться. Не случилось… Рруфие ее не тронула. Почему? Неважно. Главное, что не тронула.
Он помнил свою ярость и отчаяние, когда пришел в себя и понял, что комната пуста, помнил, как прижимал к лицу рассветное серое, еще хранящее ее запах.
Потом нашел Лексию, выслушал молча. Потом нашел Орвига, и они помолчали вдвоем. Потом в Статчен пришла буря. Но он был раньше. Впереди туч и молний.
Нагнал почтовую карету, что ушла первой. Обернулся прямо на дороге, до полусмерти перепугав лошадей и возницу. Едва не сорвав с петель, распахнул дверцу. Элиры не было среди пассажиров.
Он обернулся снова и долго носился за облаками, там, где воздух так холоден, что обжигает не хуже пламени. Опустился на пустыре и до вечера искал серебряную маску среди вереска, камней и луж. Нашел. Вернулся в дом, грязный и злой, и остаток вечера и ночь провел на старом диване, таращась на ворота, и вспоминал руки-бабочки, кружевную шаль на плечах, комнату, пронизанную светом и розовых цапель в тумане. Она сама была как те цапли. Ллирие…
Не
Но сердце продолжало стучать, будто чья-то рука упрямо толкала маятник метронома, отсчитывающий удары, а в паузах между — то самое, похожее на боль. Когда хочется кричать.
Неделю спустя. Готьера. Общественный парк рядом с Домом правосудия.
Эдсель сидел, почти лежал, на скамье в парке, вытянув ноги и упираясь затылком в фонарный столб, и смотрел на скачущую по дорожке пичугу. Орвиг отщипывал кусочки от купленного у разносчика кренделя, бросал и следил, как птичка подбирает угощение. Все казалось нереальным. Будто Алард смотрит дурацкий спектакль в захолустном разъездном театре и никак не может понять, что он вообще здесь делает. Происходящее в зале суда помнилось урывками.
— Лорд Алард Эдсель, королевским судом Готьеры вам вменяется в вину убийство трех человек, — важно и торжественно сказал мэтр-обвинитель. Имя остролицего законника выскочило из головы тут же, как прозвучало.
— Невиновен.
— Почему вы улыбаетесь?
— Потому что моя совесть чиста? Например. Будь я виновен и предстань перед судом, вряд ли у меня был бы повод для радости, не находите?
(Смех в зале.)
— Киме Ренти, Лавен Рамлис, Амати Саркин, лорд Эдсель. Вам знакомы эти имена?
— Последнее. Оно мое.
(Смех в зале.)
— Лорд Эдсель, предупреждение…
— Да, господин судья. Извините. Мэтр-обвинитель, не могли бы вы повторить ваш вопрос?
— Киме Ренти, Лавен Рамлис, Амати Саркин. Вам знакомы эти имена?
— Нет. Кто это?
— Девушки, которых вы убили.
— Возражаю, — подал голос защитник.
— Мэтр-обвинитель, — нахмурился судья.
— Да, я перефразирую, — отозвался тот и снова уставился своими блестящими, похожими на дикие сливы глазами. — Это погибшие девушки, которые работали в вашем доме, лорд Эдсель. Как вы можете не знать их имен?
— Мне достаточно знать их в лицо. Какое мне дело до того, кто подметает полы и моет посуду после завтрака, главное, что все это делается.
(Гул осуждения в зале.)
— Лорд Эдсель, вы дракон?
— Да.
— Почему вы скрывали это?
— Я не скрывал. Считаете мне нужно было сообщать об этом каждому, как о заразной срамной болезни или дать объявление в газету?
(Смех в зале.)
— Лорд Эдсель, вы в зале суда, а не в театре.
— Прошу прощения, господин судья, я редко бываю и там, и там, не мудрено спутать.
(Снова смех. Лансерт на первом ряду корчит рожи. Орвиг смотрит с укоризной.)
— Лорд Эдсель, ответьте на вопрос.
— Я не скрывал. Просто не считал нужным упоминать. Мои близкие и хорошие знакомые знают, а до остальных мне нет дела.
(Гул осуждения. Ланс выразительно стучит пальцем по виску, намекая на скудоумие.)
— Кто такая Элира Дашери?
— Она служила в доме.
— У вас была с ней связь интимного характера?
(В зале зашумели.)