Дом, где живет чудовище
Шрифт:
Зашумело в ушах и руки сделались влажными и тяжелыми. И затылок. Я не могла пошевелиться. Во мне было полно воды, она давила, прижимала меня, не давая вдохнуть, пока я не отпущу ее, пока кто-то другой не перестанет…
— Я едва заметил как вы проскользнули по балкону наверху. Платье выдало. Так сбежать… Я еще ни разу никого не желал так сильно как вас. Наваждение… — шептал Раман, покрывая поцелуями мое лицо, а я… я считала шаги. И не могла пошевелиться. Как всегда. Как тогда.
…собраться в комок, обнять руками ноги под коленками и намертво сцепить пальцы, подтянуть колени к груди, спрятать в них лицо…
…или
Дверь открылась оглушительно бесшумно и когда ударилась о стену, водяной пузырь лопнул. Раман выпрямился и встал с дивана. В свете белых молний, ползущих по стенам, его красивое лицо казалось мраморной маской с пустыми провалами там, где должны были быть глаза. Маска улыбалась. Выиграл, пусть и не победил.
— Выйди, — велел лорд Эдсель и Лансерт повиновался.
Молнии рассыпались, снова стал виден дрожащий желтый свет. Свеча догорала, отчаянно вытягивала узкий трепещущий язык вверх, исходила дымом, восковые слезы застывали на краях подсвечника и пачкали камень полки.
Я поднялась и села, держась за спинку дивана. Так мне было легче. За старый диван держаться проще, чем за осыпающийся край обрыва, что чудился позади.
Тот, кто шагнул ко мне, с этого обрыва падал. Бесконечно долго.
Я пыталась поймать его взгляд, но он ускользал. Прятался.
На Аларде была странная маска на четверть лица, шрамы тянулись вниз, будто росли из нее прямо по коже. Прямо по сердцу.
Это я… Это все я… Моя вина, Лар…
— Нет бы просто залезть ко мне в постель, как делали прочие до вас и на этом успокоится, но нет! — Стекла жалобно дрогнули, как дрожит воздух от грозового раската, только громыхнуло не снаружи, внутри. — Вам нужно было сделать все куда более отвратительным способом. Вы забрались мне в душу и все там… И все.
Алард зажмурился. Так сильно, что видны были лишь кончики ресниц. Коротенькие щеточки. Острые иголки. Зубы стиснул. Звук, что родился в его груди и горле так и остался там, раздирая его изнутри. Сведенные судорогой руки сжимали край спинки побелевшими пальцами.
Было тихо. Почти. Снизу доносились едва уловимые обрывки музыки и голоса. Поэтому я слышала то, что осталось за стиснутыми зубами. Я слишком хорошо знала этот звук. Так кричит отчаяние. То, что превращает нас в чудовищ.
Я встала коленями на диван и положила свои руки поверх его. Провела пальцами по венам и посмотрела в глаза цвета шторма.
— Не смейте орать на меня, когда я этого не заслуживаю.
— Вы заслу…
— Нет.
— О, небо…
Он дернул головой вверх и в сторону и рванулся уйти, но мои руки лежали, и у него ничего не вышло, хотя у меня маленькие руки. Куда меньше, чем его. И сейчас мне хватило и одной, чтобы продолжать удерживать его рядом. Второй я коснулась лица с той стороны, где он был настоящий. Пробираясь под маску пальцами, будто под приставший к коже кусочек скорлупы, и избавилась от него, а потом потянулась и нашла губами упрямые губы. Просто поцелуй. Легкий. Просто лепесток упал.
— Вы не можете, — прошептал он, и я слышала, как его отчаяние мечется за ребрами.??????????????????????????
— Могу, — тихо сказала я. — Вы на меня наорали. Теперь вы мне должны.
И поцеловала снова.
Если
— Моя, ты моя, Ллирие, моя…
…и молчать, стискивая себя до хруста и трещин, чтобы он не заметил чужого клейма на моем плече, что горело, выжигая во мне стыд и остатки порядочности. Чудовища лживы и бесстыдны и готовы терпеть любое, чтобы получить свое. Я/чудовище хотела Аларда Эдселя.
Сейчас, хотя бы сейчас — только мой.
— Ларди, ты здесь? Ларди, ты… Элира? Что вы?.. Что происходит?
— Лекс? — Алард развернулся, закрывая меня от уничижительного взгляда.
— Некоторые гости уезжают и хотят проститься…
Подрагивающий голос Лексии был полон возмущения и… обиды, будто я предала. Что? Доверие? Светлый образ? Ожидания? Да. Все это и больше. Но не предать себя было важнее.
— Я сейчас.
— Алард…
— Я сейчас.
Он вновь обернулся ко мне, обнял руками лицо, коснулся губами волос. И ладони, и губы обжигали. Надрываясь в бешеном ритме билось внутри раскалённое сердце. Дрожащая догорающая свеча на фальшивой каминной полке не могла скрыть лихорадочный блеск в глазах цвета темного серебра.
— Я сейчас, — повторил он уже для меня, сделал несколько шагов и упал на бок и вверх лицом.
Брызнуло злым синим светом, запах грозы наполнил комнату резко и рывком. Всхлипнув, осыпались стекла. Белое пламя потекло по венам, прорастая из-под спины молниями.
Я бросилась на пол рядом и, как он до этого, обняла руками его лицо.
— Лар, Лар, посмотри… посмотри на меня!..
Посмотрел — колкое серебро, зрачки нитями…
Проступающие шрамы наливались графитовым серым и тянулись от лица вниз по шее.
— Лекс, — я, вздрагивая, когда тонкие, ползущие по полу разряды касались коленей, подняла глаза на застывшую в дверном проеме мадам Дастин, — Лекс, зовите Орвига, я его не удержу.
Тень, что стояла позади мадам, качнулась и бросилась прочь, и только потом — Лексия, но я больше не смотрела.
Только вода может усмирить огонь. И я позвала, а она — пришла. Тяжелая темная вода, от которой нечем дышать. Но мне и не надо. Мне надо, чтобы дышал мой Лар.
Водяные ленты прижимали к полу тело лорда Эдселя с растущими из-под спины свитыми из молний крыльями. Крыльям было тесно в комнате и потрескивающие разряды изламывались в углах, ползли по стенам, им хотелось свободы, а вода мешала, опутывала, не давала дракону покинуть слишком тесную для него оболочку. Зверь ярился, смотрел колючим серебром вместо привычного серого с родного лица в шрамах, похожих на кракелюры на старинном холсте. Мне чудился хвост с шипами, острый гребень, мощные лапы с черными когтями и графитовая чешуя с пробегающими по ней разрядами. Такими же, что кололи мои руки и ползли по венам все выше. Старое тавро прожигало насквозь. Больно, так больно, но я умею терпеть боль, другой дракон хорошо меня научил, жаль только, что следы этой науки теперь видны на моем теле. Все, до мельчайшего шрамика.