Дом на Уотч-Хилл
Шрифт:
Когда мы въехали в общественные части города — один квартал парка с трёх сторон окружался магазинами, имел в центре фонтан и лавочки, примостившиеся среди зелени, ограждённой боярышником — я показала на необычное здание, напоминавшее старинный театр, модернизированный ярким лазурно-хромированным фасадом.
— Что это?
— «Госсамер». Популярный среди молодежи клуб, живая музыка и всё такое. Есть ещё «Тени» на южной стороне города, там собирается более взрослая аудитория.
(Название клуба «Госсамер» можно перевести как нечто лёгкое, невесомое, а также именно те паутинки, которые осенью летают в воздухе, — прим)
Мы проезжали десятки
— Вы знаете, где я остановлюсь на эту ночь?
Не с Келланом. Больше никогда не с ним. Мои нерушимые правила чрезвычайно важны для навигации по моей жизни. Я по весомым причинам начала устанавливать их смолоду.
Мистер Грэхем вышел из машины и открыл мою дверцу.
— Полагаю, это вам сообщит мистер Бальфур.
Когда я вышла из машины, знойный ветерок взметнул мои волосы, и шею сзади пронзил внезапный холодок, проникший до самой кости. Мой позвоночник содрогнулся ожесточённой дрожью, будто сквозняк принёс с собой скрытый ледяной дротик.
Позднее я пойму, что начала чувствовать Дом на Уотч-хилл задолго до того, как увидела его, в момент, когда мы пересекли неосязаемые, но столь тщательно охраняемые границы Дивинити — холодное, тревожное жжение в моей крови. Когда я вышла из машины, мы оказались намного ближе друг к другу. Просто я не поняла, что происходит.
Некоторые вещи никогда не должны пробуждаться. Джоанна Грей это знала.
Дом трёх столетий секретов, крови и лжи, этот особняк на холме был тёмным, дремлющим зверем.
«Приди ко мне. Узнай меня. Живи во мне».
Снова задрожав, я запрокинула голову, испытывая безудержное желание поднять взгляд и посмотреть на восток.
За сучковатыми, замшелыми ветками многовековых дубов над городом Дивинити нависал огромный холм. На вершине холма, за узорным забором из чёрного кованого железа, почти полностью поглощённого лианами, притаилось тёмное, неприступное строение, обрамлённое башнями с северного и южного краёв. Оно достигало пяти этажей, выходящие на запад окна полыхали адским пламенем от послеобеденного солнца, и вопреки ясному дню крепость выглядела зловеще, как стигийская цитадель на высоком мысе.
Похоже, дом много раз достраивали. Головокружительные очертания крыш то взмывали ввысь, то проседали, отходили в противоположные стороны, создавая меж собой ниши тяжёлого мрака. Это было колоссальное строение, простиравшееся от грандиозного крыльца до высоких дымоходов, от башни до балкона и сада на крыше, окружённое дубами вдвое крупнее любого дерева, что я видела прежде, и их длинные, блуждающие, покрытые мхом ветви покачивались опасно близко к стеклам окон.
Примостившись высоко над Дивинити, представляя собой нервирующую смесь причудливого викторианства и похоронной готики, покрашенный в оливковый цвет с эбонитовой кромкой, дом разместился как ядовитый паук, восседавший над городом, изучавший тщательно сплетённую паутину улиц внизу. Строение в равной мере завораживало и отпугивало меня. Я хотела изучить эту диковинку; я никогда не хотела ступать внутрь этого дома. Я задрожала, надеясь, что меня не планируют поселить там на ночь.
— Это отель?
«Пожалуйста, скажите нет», — безмолвно молила я.
Мистер Грэхем мягко рассмеялся.
— Частная
Я и не осознавала, что задерживаю дыхание, пока оно не вырвалось вздохом облегчения. Я не буду спать там. Хорошо.
— Это дом? — скорее уж гора злобы, закрытыми глазами наблюдающая за Дивинити. — Он огромен.
— Самый старый в городе, построен на месте, выбранном первыми поселенцами. Изначальная хижина, которой уже сотни лет, была встроена в него. Первые семьи до сих пор проводят похороны на кладбище там, наверху.
Я отвела взгляд от дома с неохотой, с облегчением. Холодок отступил, обыденность дня нахлынула обратно, и я внезапно смутилась своего испуга.
— Я не думала, что в Луизиане есть холмы, — это же прибрежная равнина, славящаяся своей неизменной ровностью.
— Есть несколько. Уотч-хилл — самый высокий в штате, 200 метров над уровнем моря. Дивинити расположен в 15 метрах над уровнем моря, а сам Новый Орлеан на два с половиной метра ниже, что создаёт бесчисленные проблемы. Мы также не рекламируем свой холм. Гордость Луизианы, гора Дрискилл, высотой всего 163 метра, и люди стадами едут к ней, чтобы взобраться на неё, завалить мусором и испортить всю красоту.
(Уотч-хилл можно дословно перевести как «смотровой холм»; стоит отметить, что если заменить одну букву Watch/Witch, и получится уже «ведьмин холм». Однако Уотч-хилл — это также адрес, поэтому оставлена транслитерация, а не дословный перевод, — прим)
Однажды я изумлюсь тому, что самый крупный холм в штате Луизиана держался в таком секрете, что на картах отмечалась лишь гора Дрискилл, но к тому времени это покажется такой обыденностью в сравнении с бесчисленным множеством других невозможных вещей, с которыми я столкнулась.
Когда я достала немного денег из своих убывающих наличных накоплений (официантка всегда даёт чаевые другим), он отмахнулся от моих денег, заверив, что мистер Бальфур о нём хорошо позаботился, и направил меня к двери.
— Вы повезёте меня обратно в Новый Орлеан завтра?
— Добро пожаловать в Дивинити, мисс Кэмерон. Рады видеть вас здесь, — ответил мистер Грэхем, возвращаясь к машине.
— Грей, — поправила я. Но дверца закрылась, и он уже уезжал прочь.
***
Джеймс Бальфур был степенным джентльменом 76 лет, хотя чувствовал он себя ничуть не старше пятидесяти, как он сам мне сообщил, сверкая голубыми глазами. Он имел осанку актёра на пенсии, остро осознающего каждое своё движение, копну седых волос, улыбку наготове и благородные манеры. Подтянутый и опрятный, он двигался с лёгкой грацией мужчины на десятки лет младше его возраста, экспрессивно жестикулировал при разговоре. Я полагала, что в какой-то момент своей карьеры он был судебным адвокатом, с драматизмом отстаивал свои дела. Его тёмно-синие пошитые на заказ слаксы, лёгкий свитер и дорогие часы заставили меня порадоваться, что я надела второе своё платье, а не джинсы. Он настоял, чтобы перед разговором о деле я побаловала себя стаканом сладкого чая и толстым куском карамельного торта из семи слоёв, который его жена, Леннокс, испекла сегодня утром.
К тому моменту, когда он отставил в сторону тарелку и встал, чтобы взять кожаный портфель со своего стола, я уже испытала прилив энергии от сладкого и была более чем готова узнать о своём мнимом наследстве, чтобы потом отправиться в отель и принять душ. Я боялась, что если в ближайшее время не смою с себя запах Келлана, то могу изобрести лазейку в своих нерушимых правилах, вернуться в Новый Орлеан и выследить его, говоря себе, что я заслужила великолепный трах на прощание, прежде чем вернуться к своей несчастной жизни. Я уже наполовину согласилась с этой мыслью.