Дом на Уотч-Хилл

Монинг Карен Мари

Моя челюсть отвисла, а мозг спотыкался об его слова, снова и снова повторяя их эхом, пытаясь переварить, что он сказал это. Он, должно быть, шутил. Я не приехала в город, где многие люди могли не только читать других так, как могла это я, но и открыто говорили о… ну, сверхъестественных штуках. О паранормальном, экстрасенсорном восприятии.

— Не прибедняйся, девушка. Есть вещи, в которые мы верим, потому что нас в детстве приучили верить в них. Вещи, которые мы считаем невозможными, потому что нам сказали, что это так. А есть вещи, которые мы чувствуем нашими костьми. Вопреки лжи, которую слышат

наши уши, наши кости знают правду. Неужели ты не чувствуешь, где-то глубоко внутри тебя, что в жизни и в тебе есть нечто большее, чем тебя приучили верить? Что, возможно, тебя даже намеренно вводили в заблуждение?

Прищурив глаза, я прорычала:

— Ступаешь на опасную территорию, оскорбляя мою мать.

— Отца нет?

Я резким, раздражённым жестом отрицательно мотнула головой.

Его глаза прищурились.

— Полагаю, твоя мать, должно быть, считала, что у неё есть весомая причина воспитывать тебя так.

Злость воевала с любопытством; моё желание знать больше победило.

— Ты намекаешь, что у моей матери было это… это…

— Глубокое зрение, — подсказал он.

— У неё тоже? — договорила я. Для того, что я умела делать, существовало название. Другие знали об этом и тоже умели так делать.

— Не намекаю. Это в твоей родословной. Те из нас, кто обладает способностью, начинают обучаться в юном возрасте.

— Если ты говоришь правду (а я не утверждаю, что это правда), зачем ей скрывать это от меня?

Однажды я пробовала поговорить с ней о том, как меня атаковал поток эмоций и даже образов, если я слишком глубоко всматривалась кому-то в глаза. Она сказала мне перестать воображать себе всякое. «Сосредоточься на реальном мире, — сказала она. — На том, который действительно существует. На том, где мне нужно, чтобы ты выдернула из сада морковь на ужин».

— Попробуй на мне. Проверь эту штуку, в реальность которой ты не веришь.

На тот случай, если Девлин говорил серьёзно, на тот случай, если эта моя «способность» действительно существовала, и другие тоже умели так делать (отказываясь обдумывать тот факт, что моя мать могла знать и не только никогда не говорить мне об этом, но и откровенно врать мне в лицо), и потому что я испытывала ненасытное любопытство к нему, а он дал мне разрешение, я встретилась с ним взглядом и стала прощупывать.

Похоть. Желание. Девлин чувствовал вещи, от которых кровь в моих венах воспламенялась. Я не получила мыслей или чётких образов, лишь колоссальность его голода, помноженного на свирепую силу, энергию и безвременное терпение чего-то бесконечно древнего, не пугающегося необходимости ждать столь долго, сколько потребуется для получения желаемого. Если верить маме, «старые души» — это люди, которые прожили много жизней. Пусть они не сохранили воспоминания о прошлых жизнях, они сохранили выученные уроки. Рождённые с опытом, внедрённым в сам их костный мозг, они с младых лет демонстрировали зрелость, стойкость и мудрость, которых недоставало другим. Девлин казался мне очень старой душой. Под всем этим жила глубокая, могущественная, непоколебимая эмоция. Он был истиной, константой, неуклонной стрелой с намеченной целью.

Затем идеально гладкая пустая стена.

— Довольно, — сказал он.

— Ты почувствовал меня там, — ошеломлённо сказала я.

— Алтея тебя тоже почувствовала. Не терзайся

из-за этого, в будущем она будет действовать с тобой тактично. Как и должна.

— Да что такое с этим городом?

— Что ты имеешь в виду?

— Он… — пугает меня! — Странный, — в бесчисленных смыслах слова.

— Разве? Или это просто первое место, где ты когда-либо почувствовала себя так, будто можешь вписаться? Где ты можешь познать себя? Стать той, кем и чем тебе всегда было суждено стать. В силе нет места страху, а ты, Зо Грей, обладаешь великой силой. Будь осознанной, будь осторожной, не всматривайся в глаза жителей этого города без приглашения — никогда без приглашения — и с тобой всё будет хорошо.

Затем музыка вновь сменилась на быстрый темп, он запрокинул голову и рассмеялся, а я задрожала. Он был таким тёмно прекрасным и отличающимся от любых других мужчин, что я встречала, и этот город был таким чертовски странным. Девлин и Дивинити пробуждали во мне вещи, которые я не могла даже начать осмысливать. Такое чувство, будто я просыпалась от глубокого состояния фуги, и мир, который всегда казался… ну, серым как зима на Среднем Западе, однообразным и пресным, стал куда более ярким и интенсивным, чем я когда-либо воображала себе.

— Ах, я ждал этого. Оторвись по полной, Зо. Ты овладела рилом. Пусть искры летят. Превзойди меня. Если сможешь, маленькая, — он бросил этот вызов с дьявольской улыбкой.

К волынке присоединилась гитара, затем богатые гармоничные голоса напевов множества людей, и наконец, раскатистый грохот басовых барабанов, отбивавших ритм.

— Маленькая, как же, — прорычала я.

— Ты щенок. Ты не можешь играть со здешними большими псами. Или можешь?

Когда он резко крутанул меня от себя, я полетела через танцпол.

— Превзойди меня, Зо Грей, — прокричал он с расстояния, и меня переполнило обезумевшее оживление. Когда пол сделался алым, совокупность выпитых напитков, натиска большего количества заинтересованных во мне людей, чем я когда-либо видела в жизни, а также странного поворота в разговоре, вызова от мужчины столь необычного, столь странного и странно прекрасного, подстёгивания экзотичного гортанного напева, темп которого всё ускорялся — cummer gae ye before, cummer gae ye, gin ye winna gae before, cummer let me — я позволила всем запретам спасть с меня с приливом столь мощного соревновательного духа, что это застало меня врасплох и удивило. Всю свою жизнь я оправдывала ожидания, делала всё возможное, чтобы успешно выполнить стоящие передо мной задачи, но я никогда не испытывала такого свирепого желания победить.

Наблюдая за Девлином как ястреб, я вторила ему шаг за шагом. Я танцевала со всей яростью, горем, болью и страстью в моей душе. Я танцевала так, как трахала Келлана, без единого сдерживающего ограничения. Я танцевала так, будто от этого зависела сама моя жизнь.

Алый цвет скользил по полу всё выше и выше, обагряя пламенем сияющие словно звёзды стены. Я двигалась так быстро, что комната размылась в яркое огненное пятно, тогда как я оставалась полностью сосредоточенной на его ногах, на том, чтобы заставить свои ноги делать то же самое. Я была слепа к всему, что происходило вокруг нас, пока Девлин не вскрикнул: