Дом обезьян
Шрифт:
Прежде чем позвонить Селии, Исабель выждала несколько минут, чтобы хоть немного успокоиться.
Селия даже не поздоровалась, она начала разговор с ответа:
— Да, я знаю, я уже должна быть на месте.
— Питер только что звонил, — сказала Исабель. — Он сказал, что вы взломали его почту. Пожалуйста, скажи, что это не вы.
— Вообще-то это Джавад, — сказала Селия. — А ему не надо было придумывать дурацкий пароль, если его так волнует, что кто-то залезет к нему в ящик. В «Гугле» запросто можно найти первую улицу, где жил человек, и вычислить по ней начальную школу. Как бы то ни было, Джавад порылся в кое-каких его папках и…
— Селия! Это серьезно. Он собирается заявить на вас в полицию.
Селия фыркнула:
— Могу поспорить на все деньги, которые я заработаю за всю мою жизнь, в полицию он звонить не станет.
— Почему?
— Потому что Джавад кое-что выяснил.
— Стоп. Я ничего не хочу знать.
— Исабель, хватит играть в устрицу. Ты должна это знать.
— И вовсе не должна.
— Ладно, пожалуйста.
На том конце воцарилась тишина, но Исабель чувствовала, что долго она не продлится. Три, два, один…
— Но ведь на самом-то деле ты хочешь это узнать.
Исабель молчала. Она думала о том, насколько глубоко закопалась в прошлое. Она никогда не спрашивала Питера, что же такое он сделал, что шимпанзе откусила ему палец. И этими руками она позволяла ему дотрагиваться до себя! Если уж она не могла решиться встретиться с ним, то лишняя информация могла окончательно выбить ее из колеи.
— Ладно, — наконец сказала Селия. — Забыли. Увидимся, когда доберусь.
— Хорошо. Селия?
— Что?
— Пожалуйста, пока что держите себя в рамках.
— Ладно. Исабель? — следующую фразу она оттарабанила, как пулемет: — Питер-продал-лингвистическую-программу-Фолксу-для-его-чертова-шоу-пока-пока.
И повесила трубку.
Исабель тупо смотрела на остатки салата из шпината. Только спустя какое-то время она наконец закрыла телефон. А закрыв, положила рядом на покрывало. После этого аккуратно положила нож и вилку на тарелку, сложила салфетку и поставила солонку с перечницей так, чтобы они стояли на одном расстоянии от края подноса.
Все правильно. Где еще Фолкс мог достать лексическую программу? А то, что Питер сказал, будто Фолкс позвонил ему только вчера вечером…
Исабель запустила стальную крышку, которой был накрыт ее обед, в стену рядом с телевизором.
Пришла пора разрушить стену молчания. Она выставит Питера в его истинном свете… Анонимно, естественно. Пусть он думает, что у него еще есть шанс восстановить отношения с ней, пусть думает, что это кто-то из Института изучения приматов залез в архивы и случайно обнаружил эти бумаги, что кто-то из лагеря Фолкса допустил утечку о его участии в продаже программы. Прямо сейчас в гостинице под ее номером бродят тучи репортеров, и каждый из них готов дать руку на отсечение за возможность взять у нее интервью. Проблема была в том, что она их всех ненавидела.
Исабель вспомнила, как Кэт Дуглас сфотографировала ее изуродованное лицо, когда она еще не была похожа на человека, что фотография в итоге появилась на сайте «Филадельфия инквайер». Что ее голосовая и обычная почта была завалена просьбами об интервью, и это уже граничило с преследованием. Журналисты — стервятники. Все. Надо было кого-то выбрать, но после Питера Исабель уже не верила в свою способность верно оценивать людей.
Она взяла
Мбонго в первый день Нового года надулся в углу и отказывается принять искренние мольбы о прощении. Бонзи, сидя на полу в кухне, крутится вокруг оси на попе и показывает жестами: «Бонзи любить гостя. Целуй, целуй».
Одобрения Бонзи было достаточно. Исабель решила позвонить Джону Тигпену, даже несмотря на то, что он работал в «Филадельфия инквайер».27
На то, чтобы написать и отправить свой первый материал, у Джона оставалось всего четыре часа, но за весь день он съел только один резиновый хот-дог на заправке. «Читос» из торгового автомата его не прельщали, а времени на прогулку до «Мохиган мун» и обратно не было.
Он подошел к окну и раздвинул планки жалюзи. Жалюзи на окнах заведения, где предлагали ленч-бокс/пицца, были закрыты, но напротив были припаркованы машины, и Джон решил рискнуть.
Потрескавшийся тротуар у входа в кафе был усыпан окурками. «У Джимми» был и не открыт, и не закрыт. Джон потянул за ручку двери, и она открылась. Он вошел внутрь.
Резко заскрипели отодвигаемые стулья, несколько мужчин, сидевшие вокруг небольшого столика, вскочили на ноги. Один стул с грохотом упал. Руки схватили что-то под прилавком. Джон услышал звук взводимых курков. Красно-коричневый питбуль уставился на Джона своими маленькими глазками и рванулся вперед. Пасть у пса была пугающе слюнявой, а клыки — пугающе острыми. Невысокий мускулистый человек резко дернул за поводок, и пес рухнул на пол. Джон прижался спиной к двери. Питбуль продолжал угрожающе рычать.
Джон замер, боясь пошевелиться, и оглядел помещение. Там было пятеро мужчин, и все смотрели на него. Трое держали руки вне зоны видимости, и это натолкнуло Джона на вопрос, какое количество пистолетов направлено на него в данный момент. Проход за прилавком был занавешен приколоченными к притолоке старыми покрывалами. Одно было в вылинявшую розовую полоску, другое — в нежные голубенькие цветочки. В воздухе витал запах, который напомнил Джону о жидкости для снятия лака Аманды. Не было ни меню, ни кассы, ни телефона, и, уж конечно, не было и намека на пиццу.
— Тут… открыто? — наконец решился подать голос Джон.
Наступила тишина, Джону она показалась вечностью, нарушил ее брюнет за стойкой. На нем были джинсы, майка и черная, надвинутая на глаза охотничья шляпа. Видимая часть лица была изборождена глубокими морщинами.
— Открыто для чего?
— В смысле поужинать.
Последовала еще одна пауза, во время которой мужчины у столика обменялись взглядами. Пес зарычал, рванулся вперед и во второй раз рухнул на пол.
— Поужинать?
— Ну да, — Джон, стараясь не делать резких движений, показал в сторону вывески на окне. — Я хотел… ладно, ничего страшного.
Он опасался поворачиваться к мужчинам спиной, поэтому завел руки за спину и стал отступать назад, толкая дверь. Дверь приоткрылась. В помещение ворвался поток свежего воздуха.
— Погоди, — сказал мужчина за стойкой.
Джон замер.
— Закрой дверь.
Джон сделал шаг вперед, и дверь закрылась.
— Ты зашел сюда поужинать?
— Да. Но поужинаю где-нибудь еще. Не проблема.
— Нет, — сказал мужчина и вскинул голову. — Ты пришел сюда. Тебе что?
— Мне, э… ну, пиццу. Или ленч-бокс. Или и то, и то, — ответил Джон.
Отвечая, Джон никак не мог взять в толк, зачем вообще с ним беседовать. Они бездействуют, потому что не решили пока, где спрятать его лишенное головы и конечностей тело? Ему предстоит закончить свой земной путь в мусорном контейнере возле торгового автомата у стен «Буканьер Инн»?
— Пиццу. «Пепперони» сойдет?
Джон тяжело и громко сглотнул.
Мужчина, которого Джон назвал про себя Джимми (во всяком случае, он действовал как Джимми), щелкнул пальцами и сказал, обращаясь к сидящим за столом:
— Фрэнки, пиццу «Пепперони». Ты что, не слышал, что заказал посетитель?
У Фрэнки глаза полезли на лоб, он вопросительно ткнул себя пальцем в грудь.
— Да, ты, — сказал Джимми.
Фрэнки переглянулся с товарищами и, не встретив поддержки, зашел за прилавок и скрылся за покрывалами.
— Садись, — сказал Джимми и кивком указал на стол, вокруг которого, так и не присев, стояли мужчины.
— Нет, спасибо, я постою.
— Я сказал — садись.
— Хорошо.
Джон мельком глянул на питбуля, пес больше не рычал, но во взгляде его читалась готовность к действию.
— На Бугера не смотри, он и мухи не обидит.
Джон без особого желания подошел к указанному столику. Один из мужчин поднял упавший стул и, как бы приглашая, подставил его Джону. Джон присел на краешек и мысленно сопоставил длину поводка и расстояние до питбуля. Остальные мужчины хранили молчание, по их лицам тоже ничего нельзя было прочитать.
— Вот и ладно, — сказал Джимми, наклонился и положил на полку что-то, судя по звуку, твердое и тяжелое.
Потом облокотился о стойку — руки у него, даже пальцы, были покрыты черными волосами.
— Ты не из города? — сказал он.
— Нет.
— Нет? Откуда же тогда?
— Из Айовы, — соврал Джон, сам не понимая зачем.
— Правда?
— Правда.
— Я слыхал, там картошка хорошая.
— Это в Айдахо.
— Уверен?
— Абсолютно.
— А я почему-то думал, что в Айове.
И наступили самые долгие в жизни Джона полчаса. Дважды за покрывалами звонил мобильник, и дважды на звонки отвечали неразборчивым приглушенным голосом. Дважды в заведение заходили мужчины, молча и совсем не добро смотрели на Джона, потом переводили взгляд на Джимми, а тот кивал им, мол, все в порядке, и проводил за покрывала. В конце концов Джон услышал, как открылась и закрылась дверь черного хода. Потом брякнули о поверхность стола брошенные ключи, и в заведение вошел Фрэнки с небольшой коробкой в руках. Он обошел стойку и бросил коробку на стол перед Джоном. Коробка была от «Домино пицца».
Джон уставился на коробку.
Джимми небрежно пожал плечами:
— Используем по второму разу. Знаешь, окружающая среда и все такое.
Бугер поднял морду и с надеждой принюхался.
Джон, со своей стороны, почуял запах свободы. Они его отпустят. Не убьют! Не бросят в контейнер! Джон вскочил на ноги.
— Сколько с меня? — Он похлопал себя по карманам.
— Фрэнки? — спросил Джимми.
— Пятьдесят баксов, — отозвался Фрэнки.
— Пятьдесят так пятьдесят.
У Джона от радости голова пошла кругом, трясущимися руками он достал бумажник и положил на стол три купюры.
— У меня только двадцатки, но все нормально, сдачу оставьте.
— Спасибо. Оставим, — сказал Джимми. — Наслаждайся… ужином.
Джон схватил коробку с пиццей и попятился к выходу.
— Обязательно. Спасибо. Я…
Джон ощутил под пальцами холодный металл, развернулся и вылетел в дверь. Не глядя по сторонам, он бегом пересек дорогу, из-за чего водитель одной машины мотнулся в сторону и долго сигналил. В тени статуи ящерицы у «Буканьера» Джон остановился, уперся руками в колени и попытался отдышаться. У него кружилась голова и бухало сердце, хотя пробежал он всего ярдов тридцать.
Джон повернулся, чтобы пойти в свой номер, и увидел у бассейна женщин, которые собирали свои вещи в лучах уходящего солнца. Женщины с любопытством и тревогой посмотрели в его сторону. Джон натужно улыбнулся, мол, все нормально, и поднял повыше пиццу как подтверждение.
Стола в номере не было, поэтому он разделся до трусов и сел по-турецки на кровать. Открыл комп, потом файл и бездумно уставился на белое поле с полоской меню поверху.
В этот момент история в его голове была идеальна, но Джон по опыту знал, что, как только он начнет ее набирать, она выдохнется, потому что такова природа письма.
Портрет Исабель Дункан, когда он впервые увидел ее в лаборатории. Ее чистый искренний смех, по мере того как продвигалось интервью, очаровывал, и Джон под конец даже испугался, что может увлечься. Ее утверждение, что с годами бонобо становятся все больше похожи на людей, а она сама — на бонобо. То, как она каталась по полу, когда ее щекотал Мбонго, и Джон понимал ее… он действительно ее понимал. Изучение языка скорее не на лингвистическом уровне, а на уровне контакта взглядом с представителем другого вида, и пугающее понимание того, что в этих глазах что-то чертовски близкое к человеку. Осознание, что они не только понимают каждое твое слово, но и способны, пусть на языке жестов, ответить тебе. И потрясение от понимания разницы. От Джона не ускользнуло, что бонобо способны усвоить язык людей, а вот люди не способны в этом вопросе двигаться им навстречу. И еще он заметил, что Исабель тоже это осознает.
А потом крутой поворот колеса фортуны: взрыв в лаборатории, террористическая тактика, абсолютное отсутствие смысла. Никем и никак не объясняемое исчезновение бонобо, цирк СМИ и паразитирующих на скандале любителей публичности. В голове у Джона сложилась цельная картина, если бы только он мог вставить флэшку в ухо и скачать весь материал прямо в компьютер. Но, увы, он был всего лишь несовершенным медиатором слов.
Джон напечатал одно предложение, потом второе. Его пальцы, казалось, сами собой набрали еще несколько. Он перечитал написанное и удалил.
Сделал небольшой перерыв, проверил пиццу на предмет спрятанных в ней бритвенных лезвий, понюхал, стер желтый жир туалетной бумагой и съел. Пицца была холодной, а тесто толстым, но она была не хуже, чем его утренний хот-дог.
Поужинав, Джон достал свой «Нексис» и обнаружил, что отчеты о поединках Байдена в пинг-понг по масштабам превосходят недавно вскрытые Департаментом юстиции меморандумы о санкционированных Бушем пытках.
В надежде повернуть историю под новым углом Джон собрал всю возможную опубликованную информацию о бонобо, а также прошерстил Интернет, тем самым похоронив свои шансы когда-нибудь устроиться в настоящую газету. Потом в очередной раз просмотрел сайт Лиги освобождения Земли и пресс-релиз Фолкса, вышедший на следующий день после выхода в эфир «Дома обезьян». Открыл записи, которые делал по пути из Канзаса, еще до того, как узнал о взрыве в лаборатории. Разведал, во что обошлись цифровые билборды. Написал еще немного, перечитал и удалил.
Через час у него по-прежнему не было ничего. Ровным счетом — ничего. Ноль.
Почему же так тяжело идет? История просачивалась в его голову с Нового года. Почему же не удается просто открыть кран и наполнить ведро?
Конечно, бессонная ночь и пережитый кошмар давали о себе знать. Перед глазами, как в замедленной съемке, то и дело разевал пасть Бугер. Естественно, выброс адреналина в таком количестве неминуемо приводит к упадку сил. Еще час назад он был уверен, что пес его сожрет.
А еще он не мог выбросить из головы, что, возможно, в этот самый момент Шон Ненавистный выводит Аманду в свет, и она пытается отбиться от его приставаний. Он попробовал дозвониться до нее, но ему сразу же предложили оставить сообщение на голосовой почте.
Было уже полдевятого, а он еще ничего не написал.
Джон достал диктофон и нажал «пуск». Он надеялся, что не улыбался во время записи, так как оказалось, что Франческа Де Росси объясняла, что если про обезьяну говорят, что она была «поймана в дикой природе», буквально это означает: «мы убили ее мать и забрали детеныша», и что все задействованные в сфере развлечений человекообразные обезьяны попадают туда в очень раннем возрасте, а это значит, что если они и не были «пойманы в дикой природе», то их отняли у матери, в то время как они должны были находиться под ее опекой.
Джон снова начал набирать текст, но голова у него раскалывалась, и на экран вылезали совсем не те слова, какие надо. К полуночи ему надо было выдать текст в восемьсот слов. В девять ноль-семь было двести пять. В десять тридцать одну он ужался до ста восьмидесяти семи. Джон перечитал написанное, выделил ключевые моменты и начал облекать их плотью. Эволюция придет позже.
Он включил композицию «Аманда» группы «Boston». Перекомпоновал свой текст, впечатал фразу, переместил ее в другой абзац, разбил на части и сложил заново. Переставляя точку в третий раз, Джон вспомнил признание Оскара Уайльда, как он все утро потратил на то, чтобы переставить точку, а день — на то, чтобы вернуть ее обратно.
Зазвонил телефон. Джон схватил трубку. Это был Тофер, и было уже двенадцать ноль семь.
— Где твой материал? — требовательно спросил Тофер.
— Как раз заканчиваю. Сейчас отошлю.
— Смотри у меня.
Тофер повесил трубку.
Джон сидел, тупо уставившись на свои четыреста двадцать два слова. Он задыхался. Никогда еще он не опаздывал со сдачей материала, а ведь это — его первое задание в «Уикли таймс».
Джон заметил, что дважды в разных абзацах повторил одну и ту же мысль. Ему понравилось, как он выразил ее и в первый, и во второй раз, но он твердо знал, что один из вариантов надо убрать. Ему хотелось вытащить себе мозги через нос крючком для вязания, это уж точно было легче, чем найти еще какие-то слова. Он позаимствовал несколько слов у Франчески Де Росси, вбросил немного статистики. Порассуждал о сексуальных привычках бонобо и абсолютном отсутствии интереса с их стороны к человеческой порнографии, сравнил эти привычки с сексуальными пристрастиями людей и тем, с каким энтузиазмом они наблюдают за сексуальной жизнью бонобо. Подчеркнул разницу между бонобо и шимпанзе, рассказал о том, как бонобо любят наряжаться и украшать обстановку вокруг себя, добавил пару слов о предстоящем слушании и о беременности одной из самок. А потом вдруг закончил статью.
Джон изумленно смотрел на готовый текст. Пересчитал слова — семьсот девяносто семь. Потом потер глаза, сходил в туалет, перечитал материал и понял, что сделал отличный материал — не какую-то проходную заметку, а то, что он с гордостью сможет представить в любом издательстве. Потом проверил орфографию, перечитал еще раз, чтобы убедиться, что не заблуждается на свой счет, пожалел, что рядом нет Аманды, так бы он проверил текст на ней, и отослал статью по почте. Двенадцать тридцать семь. Подтверждение о получении пришло почти сразу.Джон забрался в постель и обнял подушку, потом скомкал одеяло и зажал его между ног. Ему снилась Аманда.
И только все стало хорошо, как под стену его номера подъехала грохочущая машина. И снова, как и прошлой ночью, из нее вывалились шумные женщины. Снова они процокали по бетонной лестнице наверх и нетвердыми шагами прошли в свой номер. В какой-то момент Джон услышал глухой удар, за ним последовал громкий хохот, а потом увещевания, когда упавшую поднимали с пола. А потом, как и накануне, хлопнула дверь, врубили музыку и телевизор, включили воду, одним словом, вечеринка пошла своим чередом.
Джон накрыл голову подушкой. Попробовал обмотать ее футболкой. Спустя двадцать минут он натянул джинсы и отправился наверх.
Дверь открыла рыжая. Она была густо накрашена, на ней было платье цвета вишни мараскин. Из уголка ярко-красного рта свисала сигарета. Вблизи она оказалась старше, слой косметики даже подчеркивал морщины в уголках глаз и возле рта.
Женщина недоверчиво оглядела Джона с головы до ног.
— Чего вам надо? — спросила она с сильным акцентом.
За ее спиной на кровати, свернувшись калачиком вокруг бутылки водки, лежала брюнетка. Ногти у брюнетки были длинные, на каждом — серебряная комета на фоне ночного неба.
— Не могли бы вы вести себя потише? Я пытаюсь уснуть.
Открылась дверь в ванную, и появилась еще одна женщина. На голове у нее было намотано полотенце, а больше на ней не было ничего. От нее не ускользнуло, что в дверях стоит Джон, но это ничуть ее не смутило, она прошла через всю комнату к кровати, выдернула бутылку водки из объятий брюнетки и лихо отхлебнула.
— Мы только что закончили работать, — сказала рыжая.
Она глубоко затянулась и выпустила дым Джону в лицо.
— Уже три часа ночи, мне скоро вставать.
Рыжая пожала плечами:
— Мне-то какое дело?
— Хотите проблем? Ладно, они у вас будут, когда я пожалуюсь менеджеру.
— Ха! Что-то сильно сомневаюсь.
И закрыла дверь. Не захлопнула, а просто толкнула ее и отвернулась. Последнее, что видел Джон, это то, как у кровати она тянется к бутылке.
Джон лежал у себя, пытаясь не обращать внимания на шумную вечеринку у себя над головой. В конце концов он сдался и включил телевизор. Пощелкал каналами и на минуту остановился на «Доме обезьян». Бонобо мирно спали в своих гнездах из одеял, но операторы пытались даже из этого выжать хоть что-то интересное.
Спящие обезьяны действовали ему на нервы, потому что сам он не имел возможности заснуть, и Джон стал переключать каналы. Высохший старик в борцовке девяноста четырех лет демонстрировал кухонный комбайн, который по виду напоминал паровой двигатель и, насколько понял Джон, выдавливал сок из овощей, а отходы выплевывал откуда-то сзади. Восьмидесятисемилетняя супруга старика, широко улыбаясь, глотала сок из сырого лука и свеклы, показывая, как ей вкусно. На следующем канале женщина в нижнем белье перекатывалась по кровати, улыбалась и что-то мурлыкала в телефон. Одинокие женщины, стремящиеся весело провести ночь, как сообщал голос за кадром, на расстоянии всего лишь телефонного звонка. «Тифани ждет…» И номер внизу экрана.
Гвалт наверху прекратился в пять сорок одну. Пару раз потом дамочки еще взвизгнули, а потом наступила блаженная тишина.
Когда будильник заверещал в семь тридцать, Джон чуть не расплакался. Аманда опять исчезла, и на этот раз в самый критический момент. Джон ударил по кнопке «дремать», огромным мучительным усилием заставил себя встать, потом еще раз ударил по кнопке, расправил покрывало на постели и поплелся умываться. Из-за недосыпа он был настолько разбит, что четыре раза порезался, пока брился, пришлось налепить на лицо клочки туалетной бумаги.
Уже взявшись за ручку двери, Джон обернулся и посмотрел сначала на кровать, потом на потолок. Подумав, он расположил лэптоп по центру кровати, настроил медиаплеер, загрузил «We Built This City» группы «Jefferson Starship», поставил на повтор и включил на полную громкость. После этого вышел из номера и захлопнул за собой дверь.28
Исабель разбудил телефонный звонок. Шторы были задернуты, она не сразу сориентировалась и схватилась за мобильник.
— Алло? — сказала она и тут же поняла, что звонит гостиничный телефонный аппарат.
Исабель приподнялась на локте и нащупала выключатель.
— Алло? — повторила она, но теперь уже в нужную трубку.
— Доброе утро, мисс Дункан. Это Марио из ресепшен. К вам пришла молодая… леди.
— С розовыми волосами?
— Именно.
— Пожалуйста, пропустите ее ко мне.
— Да, мисс.
Исабель пошла в ванную и умылась холодной водой. Оглядела миниатюрные бутылочки, которые накануне приготовил для нее гостиничный джинн, — никакой симметрии. Исабель расставила их так, как надо, и прикинула, хватит ли времени переодеть пижаму. В этот момент в ее дверь начали настукивать популярный рифф «Shave and a Haircut».
Исабель распахнула дверь.
— Селия!
Селия ворвалась в комнату и обняла Исабель.
— Дай-ка я на тебя посмотрю, — сказала она. — Кстати, симпатичная пижама. Повернись-ка.
Исабель вздохнула и повернулась, чтобы Селия осмотрела ее затылок. Селия пощупала пальцем шрам.
— Уже лучше. Знаешь, что бы я сделала? Я бы вытатуировала сверху застежку молнию или, может быть, шрам Франкенштейна.
— Да ясное дело. А я бы нет.
— Вот было бы круто. Ты становишься как бы хозяйкой шрама.
— Он и так мой. И я собираюсь отрастить на нем волосы. Как перелет? Наверное, ночным рейсом летела, — предположила Исабель, взглянув на часы у кровати.
— Я стопом.
— Селия! Ты себя когда-нибудь угробишь.
— Это вряд ли. Я ехала в церковном автобусе. Всю дорогу пели походные песни.
— Не верю. Ты не могла на одном автобусе доехать от Лоуренса до Лизарда.
— Ну, может, попалось еще несколько грузовиков по пути.
— Селия!
— Да все было отлично.
Она проскользнула мимо Исабель и исчезла в ванной.
— И когда же ты приехала? — спросила Исабель, стараясь перекричать шум воды.
— Вчера днем.
— А где остановилась? Где твои вещи?
Селия показалась на пороге, она вытерла ноги о ковер и с притворной застенчивостью посмотрела в пол.
— Да. Кстати. Я встретила того парня…
— О, Селия, только не говори, что ты остановилась с совершенно незнакомым мужчиной, — взмолилась Исабель.
— Успокойся, мама Медведица. Сама знаешь — у меня есть голова на плечах. Я не познакомилась с ним, мы встретились. Мы уже с ним встречались. Ты его узнаешь.
— Так кто же он и где вы остановились?
Селия подошла к Исабель, взяла ее за руки и подвела к кровати. Села сама и похлопала по покрывалу.
— Садись.
Исабель хоть и с неохотой, но подчинилась.
— Мы остановились в палаточном лагере, но сейчас он внизу в ресторане. Я хочу, чтобы ты с ним познакомилась.
— Мне показалось, ты говорила, что я его знаю.
— Нет, — осторожно сказала Селия. — Я сказала, ты его узнаешь.Джон мрачно смотрел в свою тарелку. В «Мохиган мун» был впечатляющий «шведский стол», но, изучив то, что они предлагали, он решил взять что-нибудь из меню и выбрал яйца «Бенедикт». Это был один из первых завтраков, которые довела до совершенства Аманда. И самый любимый. Джон уже пожалел, что оставил в мотеле орущий лэптоп. Он чувствовал, что поступил не по-мужски, мелочно. После завтрака он решил вернуться и выключить лэптоп.
За столиком в углу в одиночестве сидел парень с зелеными волосами. Джон совсем не ожидал увидеть его за завтраком. Он остановился в «Мохиган мун»? Может, это один из этих фальшивых панков с небольшим собственным трастовым фондом? Красит волосы и втыкает в себя разные штуки, чтобы подчеркнуть свою зарождающуюся индивидуальность. А где-то его очень симпатичная мама дрожит над своим птенчиком.
Перед лицом Джона мелькнула рука в белой перчатке. Официант поставил перед ним тарелку с накрытым серебряной крышкой завтраком. Джон поднял крышку — два идеальных яйца в желтой бархатистой оболочке лежали рядом с копченым беконом и золотистым ржаным хлебом. Джон втянул в себя воздух и потянулся к крохотной бутылочке с острым соусом, который Аманда называла «перс табаско». Иногда она шутила, что из двух пустых бутылочек можно было бы сделать сережки. Джон уже собрался полить «табаско» картошку, но в последнюю секунду передумал и незаметно опустил крохотные бутылочки в карман, чтобы отвезти их домой Аманде.Исабель уперлась лбом в ладони.
— Не могу поверить! Как такое могло случиться? Ты всегда называла его задницей.
— Жопой с ручкой, если быть точной. Вчера, приехав, я встретила его у Дома обезьян, он был с компанией поклонников здорового питания. Я рассказала ему кое-что по теме, он поделился своими мыслями, мы разговорились, и оказалось, что мы совершенно одинаково думаем по поводу Питера. А потом, все, что я помню, — бамс.
— Бамс? — Исабель подняла голову. — Бамс?
— Да. Если можно так выразиться.
Исабель откинулась назад и накрыла голову подушкой.
Селия приподняла уголок подушки.
— Пожалуйста, встреться с ним.
— Не могу. Внизу может быть Кэт Дуглас. Она меня узнала.
— Если женщина-кошка вздумает к тебе приблизится, я ее отгоню.
— Я думаю, Селия, даже ты тут бессильна.
— Тогда спрячемся. Ну, пожалуйста, Исабель, пойдем, а?Джон разложил на коленях крахмальную салфетку и взял вилку и нож. Он проколол острием тонкую пленку на упаковке соуса «голландайз» и попробовал на язык. Вкус был не совсем такой, как надо, чувствовалось что-то лишнее, вероятно, какой-нибудь консервант, препятствующий размножению сальмонеллы.
«Голландайз» Аманды — чистый желток, сливочное масло и лимон. Она никогда не разговаривала, когда «играла в курочку и яички», как она это называла, потому что для того, чтобы взбить их над огнем до требуемой консистенции «густого шелка», требовалось сконцентрироваться на сто процентов. В строго определенный момент Аманда погружала туда кусочек масла и использовала его, чтобы остудить желтки и дно кастрюльки. Она всегда вздыхала от облегчения и ощущения одержанной победы, хотя Джон никогда не видел, чтобы она выливала соус. После манипуляций с маслом Аманда поворачивалась к Джону, погружала палец в сковородку и давала ему попробовать на язык.
— Лучше, чем в другие разы? — спрашивала она с горящими глазами.
И он всегда отвечал «да», потому что это была чистая правда.
Было и еще кое-что не так с этим завтраком. Яйца-пашот казались слишком уж круглыми, то есть приготовили их не классическим способом. Джон не знал, в чем разница, — кроме того, что Аманда после вступления в Церковь Джулии заявила, что яйца не станут яйцами-пашот, если их не опускать в воду, как будто бы отпускаешь их на свободу. Конечно, минимальная помощь (ложка в качестве инструмента и капелька уксуса) допускалась.
Джон добрался до центра желтка, он был идеально готов к употреблению. Потом переместил на него всю верхнюю часть, чтобы желток впитался в английский маффин, и обнаружил, что перед ним самая обыкновенная ветчина. Аманда никогда бы такого не сделала. Она использовала либо канадский бекон, либо итальянскую ветчину «проскуитто». А между мясом и яйцом она бы обязательно проложила три верхние пластиночки острой спаржи или немного потушенного и сдобренного молодым чесноком шпината. Она никогда не понимала, почему «Бенедикт» и «Флорентин» должны быть какими-то особенными, и Джон не мог с ней не согласиться.
— Вам все нравится, сэр?
— Хм? — Джон вернулся в реальность. — О да, спасибо, — сказал он.
— Очень хорошо, сэр.
Официант удалился, а Джон взял пальцами кусочек бекона. Он не был уверен, что это едят руками, но осуждающих взглядов не заметил.
Кроме парня в углу зала. Он продолжал пялиться на Джона, и зрачки его от ненависти превратились в булавочные головки.— Ты действительно хочешь поговорить с журналистом? — переспросила Селия, когда они вошли в лифт.
— Да. Но ты ничего никому не рассказывай. Ни о чем.
— А зачем мне кому-то что-то рассказывать?
— Не знаю, но… Послушай, это важно. Обещай мне. Никому ничего не рассказывай. Особенно этому новому парню. Как, кстати, его зовут?
— Нейтан. Он тебе понравится.
— Да уж не сомневаюсь.
— Дай ему шанс. Пожалуйста!
Исабель нетерпеливо разглядывала обивку лифта.
Звонок известил о прибытии на первый этаж. Они обошли высоченную цветочную композицию и направились в ресторан.
— Вон он, в углу, — сказала Селия.
— Вижу, трудно его не заметить.
Нейтан встал из-за стола. Пошел к ним навстречу. Вернее, побрел, ссутулившись и сунув руки в карманы.
— Что он делает? Он нас увидел? — спросила Исабель.
— Не знаю.
Парень остановился у одного из столиков. Человек, сидевший за столом, поднял голову. В руке, точно сигару, он держал половинку кусочка бекона.
— Мясо означает убийство, урод, — заявил Нейтан.
Он занес руку над тарелкой, сделал резкое движение, и тарелка полетела со стола. Приземлилась вверх дном и разбилась на четыре части. «Голландайз» забрызгал туфли и брюки мужчины.
Селия схватила Исабель за руку и рывком затащила ее за коринфскую колонну у входа в ресторан.
Нейтан решительно прошел мимо них к главному входу в отель и, не оглядываясь, вышел.
— Ух, ты, — выдохнула Селия. — Это было не круто.
Исабель втянула воздух сквозь зубы.
— Селия…
— Что?
— Тот человек. Это Джон Тигпен. Репортер, которого хотела поцеловать Бонзи.
Селия оглянулась. Джон Тигпен стоял у столика, растерянно расставив руки, и круглыми от потрясения глазами смотрел на дверь.
— О-о-о, — протянула Селия. — Тот самый Пигпен?
— Да, — сквозь зубы сказала Исабель, — тот самый Пигпен.29
Вообще-то Джон не был суеверным, но некоторая вероятность того, что инцидент за завтраком имеет связь с кармой, присутствовала, и он прямиком направился в «Буканьер», чтобы выключить музыку.
Подходя к мотелю, он автоматически посмотрел на заведение «У Джимми» и увидел у входа одного из головорезов. Мужчина курил, пока Бугер гадил на тротуаре. Мужчина взглянул на Джона, Джон помахал ему рукой, но его приветствие осталось незамеченным.
Дверь в номер была открыта. Джон приложил ухо к щели — он не хотел послужить помехой грабителям. Женщины выше этажом визжали и хохотали, поэтому расслышать, что делается в номере, было сложно. Джон приоткрыл дверь ногой.
С виду в номере было пусто, но Джон все же заглянул под кровать и отдернул в ванной занавеску душа. Жалюзи были раздвинуты, и бриз гонял вонючий тюль в окно и обратно. Дохлые мухи попадали в ванну.
Никого.
Джон с колотящимся от возбуждения сердцем вернулся в комнату и только тогда обратил внимание, что «Starship» больше не играет. На кровати вместо компьютера лежал бледно-голубой листок.
«Номер 242» и недовольный смайлик.
Джон вздохнул и посмотрел на потолок. Номер двести сорок два располагался как раз над его номером.
Пройдя до конца здания, Джон поднялся по лестнице. Облупившиеся перила пережили не одну покраску, из-за чего поверхность напоминала зернистую фактуру индийской чечевичной лепешки «пападам».
Дверь в номер двести сорок два оказалась распахнута настежь. В глаза Джону сразу бросился его лэптоп. Он в открытом виде лежал на кровати и играл что-то в исполнении электрогитары с педальными эффектами.
Рыжая женщина придвинула к кровати стул и устроила на ней свои туфли на платформе. Рядом с ней стояла блондинка и электрощипцами для завивки приводила в порядок ее прическу. Шпильки она держала в зубах. Брюнетка на противоположной стороне кровати с интересом смотрела на экран лэптопа и временами вскидывала голову, чтобы выпустить в потолок струйку дыма. Никто из них не обратил внимания на появившегося в дверях Джона.
— Вы что вообще себе позволяете? — возмутился он.
Рыжая наклонилась к экрану и покачала сигаретой, взгляд ее затуманился.
— Вот были денечки, — с грустью вздохнула она. — Вы только посмотрите. Это же моя идея. «Пакетик чая».
Вторая женщина тоже нагнулась и вздохнула.
— Просто великолепно, Иванка. Действительно, великолепно.
— Да. Я была звездой. Разъезжала в лимузинах. Целыми днями пила шампанское! И кокс! Куда ни посмотри — всюду эти чудесные дорожки. А теперь… — последовал трагический вздох.
— Пакетик чая? — переспросил Джон. — «Пакетик чая»? Вы что, смотрите порно по моему компьютеру?
— Это не порно, — с достоинством возразила Иванка. — Это — я.
— Вы украли мой компьютер!
— Я бы предпочла слово «одолжили», — сказала она, отвернулась и, сделав глубокую затяжку, выпустила тонкую струйку дыма.
— Как, черт возьми, вы попали в мой номер?
— Ну, знаешь ли, менеджер Виктор — хороший человек. А вот ты, — она фыркнула на Джона, — не очень. Ты очень невежливо поступил с нами сегодня утром.
Женщина вдруг ткнула длинным ногтем в экран.
— Смотрите! Вы только посмотрите!
— Прекрати! — взорвался Джон. — Это жидкокристаллический экран!
— Видите?
Не обращая на Джона никакого внимания, женщина провела ногтем по экрану.
Джон понял, что тут он бессилен, и обошел кровать. Красный ноготь Иванки оставил след по контуру объекта, который она обводила.
— Видите? Тугая, как барабан, и круглая, как баскетбольный мяч.
— Но трясется именно так, как надо, — добавила одна из женщин.
— Это да, — согласилась Иванка и сделала еще одну затяжку. — Но время никого не щадит.
Еще один надрывный русский вздох.
— Простите? Не возражаете? — спросил Джон.
Иванка резко повернулась в его сторону и наконец действительно обратила на него внимание.
— Нет. А почему такое недовольное лицо?
— Недовольное?
— Ты что, записку не прочитал? Ты прервал наш сладкий сон, а Толстый Боб не любит, когда мы выглядим усталыми.
— Толстый Боб?
— Менеджер в клубе для джентльменов. Мы там работаем.
Иванка нагнулась и захлопнула лэптоп.
— Но я прощаю тебя, скверный мальчишка… — Она покачала сигаретой и подмигнула. — Ты не говорил, что ты знаменитый писатель.
Последние два слова она закавычила пальцами.
— Что?
— Виктор. Кроме ключа, он дал мне еще кое-что, — Иванка кивнула в сторону прикроватной тумбочки.
На тумбочке лежал раскрытый глянцевый журнал, на развороте женщины без трусиков в мини-юбках выбирались из машин. Желтые звездочки прикрывали соответствующие места.
«Фото промежностей продолжаются! — возвещал заголовок. — Последние интимные стрижки топ-моделей!»
Джон присел на кровать.
Брюнетка закрыла свежий номер «Уикли таймс», сунула его в конверт «ФедЭкс» и бросила конверт на лэптоп Джона. Он взял и то, и другое и встал.
— Ты, наверное, и это захочешь получить, — Иванка передала ему корпоративную карточку «Америкэн экспресс», на которой было выдавлено его имя. — Тоже была в конверте. Тебе повезло, что ты такой крутой писатель. Аж коленки дрожат.
Джон посмотрел на карточку, сунул ее в карман и пошел к двери.
— Сегодня, так уж и быть, поспишь, — сказала Иванка, когда Джон уже взялся за ручку двери, и послала ему воздушный поцелуй.Вернувшись в номер, Джон достал журнал из конверта.
И там над его именем красовался заголовок: «Порнокороль выпустил в эфир обезьян, помешанных на сексе!» (У Джона было: «Большой Брат или Большая любовь? Реалити-шоу с любвеобильными обезьянами».)
Дальше — хуже. Текст Джона:«Ранее известные как карликовые шимпанзе, бонобо, в 1929 году были выделены в особый вид ( Pan paniscus) . Они миролюбивы, игривы и не расположены к конфликтам, за что их часто называют «лесными хиппи». Сообщество ориентировано на равенство членов, во главе его стоит самка. Бонобо знамениты своим сексуальным поведением, благодаря сексу они формируют и поддерживают социальные связи, причем инициаторами сексуальных контактов выступают как самцы, так и самки. Ареал их обитания — Демократическая Республика Конго, в естественной среде бонобо вступают в сексуальные отношения каждые четыре-пять часов, в то время как бонобо, живущие в неволе, делают это примерно раз в полтора часа».