Дом огней

Карризи Донато

– А в полночь будет фейерверк над морем, – расписывает синьора с татуировками. – И ты угостишься пончиками с сахарной пудрой и рисовыми блинчиками.

– А сливочного мороженого можно? – спрашиваю я.

– Ну разумеется, – говорит синьор с волдырями.

– Всего, чего захочешь, – обещает синьора с татуировками. – Но с одним условием…

Вот, я так и знал, что тут какой-то подвох.

– Сегодня ты должен нас слушаться и вечером делать все, что мы скажем.

– Все, – повторяет человек с волдырями от комаров и протягивает мне руку. Я должен

ее пожать, как делают взрослые.

Я раздумываю. Не знаю, чего они от меня хотят, но здесь мне до смерти скучно. Я вытираю ладонью усы от какао и пожимаю его руку, влажную от пота.

– Ладно, обещаю.

…Не кричать, не бить в ладоши,Обещаю быть хорошим.Я не буду капризулей,Драчунишкой и грязнулей,Или пляшущий чертенокЗаберет меня спросонок,Затолкает в жерло ада,Затанцует до упада…

– Я это не надену.

– Ты обещал делать все, что мы скажем.

– Ни-за-что. – Мама говорит, что я упрямый как осел, если вобью что-то себе в голову.

– У нас уговор.

– Плевать.

– Уговор есть уговор. Мы даже руки друг другу пожали.

– Я не надену девчоночье платье. Нет-нет-и-нет! – Они хотят, чтобы я вырядился принцессой. В серебристой юбочке. Не подумаю даже!

– Выбирай: не наденешь платье – никакого карнавала.

– Никакого карнавала, – говорю я.

Эти двое отходят подальше, говорят вполголоса.

– Как тебе такое в голову пришло? Не мог взять костюм для мальчишки?

– Я что, выбирал, по-твоему? Схватил в магазине первый попавшийся и дал деру. А если подумать, то так даже лучше: его точно никто не узнает, у него даже волосы длинные, может за девчонку сойти.

Остальное я не расслышал, но когда они закончили, то вернулись ко мне.

– Мы вот что подумали… – говорит синьора с татуировками. – Дадим тебе надеть масочку, никто и не поймет, мальчик ты или девочка.

– Что это меняет? – не понимаю я.

Синьор с волдырями шумно вздыхает:

– Над тобой хотя бы никто не будет смеяться.

Я раздумываю. Не хочу снимать мою любимую футболку.

– Не хочу снимать мою любимую футболку, – говорю.

– Только на этот вечер, мы ее постираем, и завтра она будет красивая и чистая, – уговаривает синьора с татуировками.

Ладно, так и быть.

– Так и быть.

Маска – это кусок красного картона, в котором синьора с татуировками провертела ножом две дырки. Вышло не особо красиво, но все лучше,

чем ничего.

Когда темнеет, мы садимся в синюю раздолбанную машину. На этот раз я сижу позади. Приезжаем на набережную, и – они были правы – там полно народу. Многие в масках, а кто-то в купальниках. Парад начался, проезжают повозки из папье-маше. Громко играет музыка, люди танцуют, пахнет пончиками и рисовыми блинчиками.

Все веселятся, кроме синьора с волдырями от комаров на руках и синьоры с татуировками. Они не смеются и все время оглядываются.

– Пошли отсюда, – орет синьор с волдырями: музыка слишком громкая, и ничего не слышно. Хватает меня за руку и тащит к площадке над морем. Синьора с татуировками идет следом.

Мы останавливаемся у скамейки.

– Видишь там киоск с мороженым? – спрашивает искусанный комарами синьор, указывая на фургончик: над ним навес в зеленую и желтую полоску, а рядом – столики. – Купи себе рожок сливочного. – Он шарит в карманах джинсовых шортов и дает мне тысячу лир.

– А вы не хотите мороженого? – спрашиваю я: папа говорит, что нужно всегда быть вежливым.

– Мы не любим мороженое, – заявляет синьора с татуировками.

По-моему, она ненормальная, эта синьора.

– Мы тебя здесь подождем. – Она подталкивает меня вперед и садится на скамейку.

Я никогда сам не ходил за мороженым. Хотя до киоска всего несколько метров, я себя чувствую взрослым. За тысячу лир мне дадут всего один шарик сливочного, я рассчитывал хотя бы на два. Жара такая, что, пока я жду, когда мне дадут салфетку, рожок размокает и мороженое капает на руку.

Когда я оборачиваюсь к скамейке, там вместо синьора с волдырями и синьоры с татуировками сидят жених и невеста и целуются открытым ртом.

Куда подевались эти двое? Не верится, что они оставили меня одного.

Мама всегда говорит, что, если я потеряюсь в толпе, нужно оставаться на месте и никуда не уходить. По правде говоря, это не я потерялся. Потерялись они. Но я все равно сажусь на краешек скамейки, решив подождать, пока они вернутся и заберут меня.

Люди рядом со мной все время меняются, а этих двоих нет как нет. Никто меня не замечает. Никто ни о чем не спрашивает. Будто я невидимка.

На жаре платье принцессы колется, а картонная маска вся мокрая от пота. Лучше снять по крайней мере ее, не важно, если даже и увидят, что я мальчик в девчачьем платье. Я отхожу, только чтобы попить воды из фонтанчика.

Пока пью, поднимаю голову и вижу синьора, который смотрит прямо на меня.

Он причесан на косой пробор. На нем рубашка в синюю и зеленую клетку, с короткими рукавами. Очки и сандалии. Он одет, как мой папа. Он тоже папа двух дочек, ведет их за руку, купил им серпантин. С ними синьора со светлыми волосами, наверное мама.

Синьор в очках увидел меня, он единственный, кто меня заметил за целый вечер. Но он ничего не говорит, просто смотрит на меня, и все. Кажется, я его не знаю. Может быть, он знает меня. Но потом он уходит прочь вместе со светловолосой синьорой и двумя девчонками.