Дом огней
Шрифт:
– В том-то все и дело, – отозвался Дзанусси. – Мы не знаем, что с ним приключилось.
– Я не думал, что все так обернется. По правде говоря, полагал, что рано или поздно дело раскроют.
– Если бы он умер, мы бы со временем свыклись с этим, обрели душевный покой, – согласился Пьетро Дзанусси. – Вместо того мне пришлось наблюдать, как мои родители день за днем изводят себя в надежде хоть что-нибудь разузнать.
– Это было нелегко, – заметил Джербер.
– Еще бы, – сказал Дзанусси ледяным тоном и огляделся вокруг. – Этот магазин кормил семью два поколения – деда и отца. После случившегося
– И правда, нет, – согласился психолог.
– Через десять лет вопреки воле отца мама потребовала через суд признания Дзено умершим. Папа решил, что она смирилась, но ей всего лишь нужна была могила, над которой можно молиться.
Имелись в виду символические похороны Дзено на кладбище Порте-Санте, когда вместо тела был погребен небольшой сундучок, полный воспоминаний.
Джербер, по идее, должен был бы до сих пор злиться на Пьетро Дзанусси за интервью, которое тот дал тогда газете «Ла Нацьоне» и в котором назвал имена всех членов ватаги из Порто-Эрколе, указав на них как на виновников случившегося. Но его первоначальная враждебность сменилась болью и грустью, и у психолога не хватило духу его упрекать.
– Когда наша ватага собиралась для игр, Дзено нам завидовал, поскольку был слишком мал и мы его с собой не брали, – вспомнил Пьетро Дзанусси. – Но когда я покинул компанию, а он в нее вошел, вам следовало бы учитывать, что Дзено гораздо младше вас.
– Дебора не давала нам об этом забыть, – заверил Джербер: ему пришло на память, как единственная девочка в их маленьком кружке опекала Дзено.
– И все же вы все были там в тот день, когда он пропал. Играли в дурацких восковых человечков, и вас было семеро. – Глаза Пьетро Дзанусси снова блеснули гневом. – Ты, Ишио, Дебора, Этторе, Карлетто, Джованноне, Данте, – перечислил он, давая понять, что никого не забыл. – Как вы могли ничего не заметить?
– Я не играл в восковых человечков. – Пьетро оправдывался, будто ему до сих пор одиннадцать лет.
Дзанусси презрительно рассмеялся:
– Ну да, ты сидел наверху, перед окном, с ногой в гипсе… Возможно ли, что ты оттуда ничего не видел, ничего не слышал?
Нелепо было обсуждать, кто как себя вел в одиннадцать лет, придавая тогдашним поступкам то же значение и смысл, как если бы они совершались взрослыми. Тем не менее выбор, сделанный в тот проклятый день конца июля, – спрятаться ли от преследования восковых человечков в кустах или в сарайчике для садовых инструментов – имел тяжелые последствия и отразился на будущем.
Так или иначе, Джербер пришел сюда не затем, чтобы копаться в ошибках прошлого.
– Мне нужно кое-что узнать, – сказал он. – После того как Дзено исчез, твои родители отпечатали листовки с его фотографией и номером телефона, да?
– Мы специально установили в доме горячую линию, – подтвердил Дзанусси. – И что
Не обращая внимания на грубость, психолог продолжал:
– Кто отвечал по этому телефону?
– Автоответчик, – пожал плечами Пьетро Дзанусси. – Папа записал текст: пусть любой, у кого есть информация, оставит сообщение.
Джербер представил себе мужчину в очках в кабинке телефона-автомата: его безгласный звонок привел доктора сюда.
– Эти сообщения на автоответчик все еще сохранились?
– Почему ты спрашиваешь?
Вопрос ожидаемый, даже очевидный. Джербер долго размышлял на эту тему, прежде чем переступить порог магазина, но так и не придумал убедительного ответа.
– Я не могу об этом говорить, – бросил он в надежде, что этого довольно. Можно было сослаться на врачебную тайну, но что толку?
Перед лицом такой наглости старый приятель покачал головой:
– Это уже слишком: ты приходишь бередить старые раны, даже не удосужившись изобрести хороший предлог.
– Ты прав, но я не хотел тебе лгать.
– Ты очень любезен, спасибо, – произнес Дзанусси с сарказмом.
– Не хотел подавать ложные надежды, – защищался Джербер. – Если я скажу, что данная информация может помочь одной девочке, этого хватит?
Дзанусси промолчал.
Уверившись, что ему удалось хотя бы поколебать его упрямство, Джербер продолжал:
– Моя маленькая пациентка создала себе воображаемого друга. Чтобы я поверил в его существование, придумала историю о нем на основании того, что вычитала в сети о Дзено… И ей никак не удалось бы связать меня с событиями двадцатипятилетней давности, если бы ты в том интервью не назвал мое имя. – Джербер понимал: это звучит как обвинение. Но упорное сопротивление приятеля не оставило ему выбора.
Пьетро Дзанусси напрягся, но потом изобразил гаденькую улыбочку:
– Я слышал, дела твои плохи, доктор Джербер.
Тот снова не поддался на провокацию и взмолился:
– Пожалуйста, помоги…
– Убирайся, – отчеканил Дзанусси. – Я не хочу ничего с тобой обсуждать.
Джербер боялся, что все так и закончится. Но попытаться стоило.
– Извини, что явился без спросу и вытащил на свет божий эту историю, – сказал он, прощаясь. – Знаю, это ничего не меняет, но я не забыл Дзено.
– В самом деле, это ничего не меняет, – отрезал Дзанусси.
Джербер направился к выходу; мокрые подошвы ботинок «Кларкс» скрипели при каждом шаге. Потом он все-таки остановился у двери. Стоя спиной к прилавку, забормотал:
– …Не кричать, не бить в ладоши, обещаю быть хорошим. Я не буду капризулей, драчунишкой и грязнулей. – Сделал паузу: со своего места у двери он не мог распознать реакцию Пьетро Дзанусси. Поэтому решил продолжать: – Или пляшущий чертенок заберет меня спросонок…
– …затолкает в жерло ада, затанцует до упада, – закончил старший брат Дзено. – Это была наша считалочка.
По какой-то непостижимой причине ее знала и Эва тоже, хотя в ее рассказе под гипнозом стишок продекламировал воображаемый друг. Считалочка, листовка с фотографией и номером телефона – очередные синхроничности с историей малыша Батигола.