Дом огней
Шрифт:
Хотя мысль о призраке все еще носилась в воздухе, гипотеза о реальном похитителе становилась все конкретнее. Десятилетняя девочка, подумал Джербер, невольно привела в действие механизм, застопорившийся двадцать пять лет назад.
– Как прошла игра в свечечки? – спросил Пьетро Дзанусси, которого Джербер посвятил в план собрать старых друзей в Порто-Эрколе.
Тот огорченно покачал головой, не уточняя, что задумка провалилась из-за слабой памяти кузена Ишио, несговорчивости Данте, упрямства Этторе, нетерпимости Карлетто, вызывающего поведения Деборы и безответственности Джованноне.
– Жаль, – отметил старший брат
Они немного помолчали, потом приятель вдруг будто очнулся.
– И вот еще что, – сказал он. – Чуть не забыл…
Джербер увидел, как он берет отцовский «лонжин» с колен Мадонны.
– Каждый вечер перед сном я завожу часы. Сегодня утром хотел надеть их на руку, но сразу заметил странную вещь. – Он показал Джерберу циферблат, чтобы тот убедился сам.
– Часы остановились в три часа двадцать три минуты.
– Следующих суток, – уточнил Дзанусси, показывая на маленький кружок, где обозначалась дата.
– Может быть, ты вчера вечером неверно установил дату и время?
– Исключено, – заверил он. – Кто-то намеренно изменил день и час.
Можно было найти тысячу объяснений этой небольшой аномалии. Но без какой-то особой причины Джерберу пришли на ум слова, сказанные Эвой перед последним сеансом.
Эти две фразы девочка произнесла от лица воображаемого друга.
…Он говорит, что осталось мало времени. Он говорит, что скоро все кончится…
Стрелки указывали на будущее, что пробудило в Джербере иррациональный страх. Он почувствовал, что должен срочно вернуться в имение близ Сан-Джиминьяно и выслушать конец истории о синьоре в очках.
32
Он снова оказался в имении чуть позже четырех часов дня. Когда он поднялся в комнату Эвы, девочка рисовала, одетая все в то же абсурдное платье принцессы. Перед ней лежал еще один портрет Джербера. На этот раз черты проступили резче, словно он в единый миг постарел на двадцать лет. Может быть, он и в самом деле сейчас так выглядит, после треволнений и бессонных ночей, спросил себя психолог.
– Я проснулась, а тебя нет, – пожаловалась маленькая пациентка, ведь в конце последнего сеанса она крепко заснула, как и герой истории, которую она рассказывала под гипнозом, а доктор ее не разбудил.
– Ты так хорошо спала, я не хотел тебя беспокоить, – соврал тот.
Девочка взглянула на него с обидой: не поверила в байку.
Джербер вдруг почувствовал себя виноватым.
– Ты тоже меня покинешь, да? – спросила Эва, снова уставившись на рисунок.
Доктор подошел к ней.
– Нет, не покину, – пообещал он. На этот раз искренне.
– Я злая? – спросила девочка еле слышно.
– Ты не злая.
– Но ты все равно боишься меня.
Он не знал, что ответить. И сказал:
– Твой дружок пугает меня.
Эва глубоко вздохнула:
– Иногда я тоже его боюсь…
– Я не хочу, чтобы он причинял тебе боль, понимаешь?
– Он злой, потому что грустный.
Лучше не скажешь, подумал Джербер. И осознал: если сделать так, чтобы воображаемый друг перестал грустить, это поможет и Эве.
– Сейчас мы продолжим с того места, где прервались. Хорошо?
Девочка снова повернулась к тому же самому креслу с подлокотниками возле белого шкафа, ища одобрения у своего дружка. Потом кивнула гипнотизеру.
Джербер закрыл дверь. Установил маленький портативный
Эва уже знала, что делать. Она сложила руки на груди, закрыла глаза и стала дышать в определенном ритме, как Джербер ее учил.
Чуть позже глаза под веками перестали двигаться, мышцы тела расслабились. Это значило, что девочка впала в транс.
Гипнотизер ждал. Рассчитывал на то, что воображаемый друг вот-вот проявит себя. Но ничего не происходило.
– Знаю, ты меня слышишь, – сказал он фальшивой сущности, скрытой в психике девочки. – Я хочу знать, чем закончилась история.
Дыхание пациентки участилось.
– Расскажешь мне, как ты умер? – И психолог добавил: – Это синьор в очках, да?
33
Я не знаю.
Знаю только, что однажды я открываю глаза и больше не хочу спать. Совсем-совсем проснулся. Встаю с кровати, и вокруг никого. Темнота. Ночь. Слышу внизу какой-то шум, выглядываю в окно.
Странное дело.
Синьор в очках несет меня на руках к машине. Кладет в багажник, захлопывает крышку. Как это возможно, если я все еще здесь, в комнате? Понимаю, что могу последовать за ним и увидеть, куда он меня везет. Но я не хочу знать, куда он едет.
Остаюсь здесь.
Теперь я знаю, что написано синей ручкой на серой стене.
34
– И тут вдруг я узнаю о нем так много, – продолжал мальчик голосом Эвы. – Не знаю, как так получилось. Просто узнаю, и все. Будто залез к нему в голову. Слышу все его мысли. Все-все-все… К примеру, знаю теперь, что он давно искал такого мальчика, как я. И когда увидел меня на летнем карнавале, понял, что не может упустить случай… И обнаруживаю также, что эта мысль в нем жила еще с детских лет. Что-то вроде тайного каприза щекотало его изнутри. Он хотел знать, что почувствует, бросив вызов Богу. Но теперь я знаю, что Богу безразлично, когда умирают дети. А синьор в очках хотел хоть раз ощутить себя Богом, прежде чем состариться и умереть… Потому что его жизнь ему не нравится, вся его жизнь – сплошной обман. И ему нужна моя жизнь, чтобы излечиться от скуки, которая медленно-медленно убивает его. Иначе он поедет на своей машине по автостраде, остановится на мосту, а потом бросится вниз. Он мог бы это сделать, я знаю: он думал об этом миллион раз… Но теперь у синьора в очках нет причин бросаться с моста на автостраде. И всякий раз, когда ему в голову придет мысль о смерти, он вспомнит обо мне и прогонит ее прочь… И сможет жить дальше в своем красивом доме с женой-блондинкой и двумя красивыми дочками. Они никогда обо мне ничего не узнают, но это не важно… Мне здесь хорошо, хотя порой одиноко. Не хватает папы и старшего брата. Не хватает жаркого солнца на щеках. Объятий, поцелуев и хлеба с джемом. Не хватает мамы.
Эва запнулась на последней фразе.
Рассказ душераздирающий, но Пьетро Джербер не должен был поддаваться эмоциям.
– Ты недавно сказал, будто знаешь, что написано на стене… И какое это слово?
– Синьор в очках написал на стене «прощаю», – прозвучал ответ.
– Кого, за что? Не понимаю…
Это невыносимо, подумал Джербер. Осточертели засады и подвохи.
– Тебя зовут Дзено? – вдруг спросил он, впервые упоминая малыша из своего детства. – Твое имя Дзено Дзанусси?