Дом оставленных снов
Шрифт:
Вот я гляжу на женщину и не ведая о ее здравии, семейной и духовной принадлежности, оскверняю ее взглядом, не имея на это совершенно никакого права, но не в силах остановить этот процесс.
В гневе на оба фактора моего смущения я выбросил неизвестный кулон как можно дальше от себя. Ударившись о крыло рухнувшего колеса обозрения, непристойное изображение рикошетом скрылось под грудой непонятных коробок. Удар о металлические поручни ознаменовался звуком похожим на жалобный удивленный возглас. Звон, шуршание и тишина.
Я непременно постараюсь забыть точное место локации этого кулона. Я со временем запрещу себе думать о нем. Мне конечно же будет грустно. Мне уже грустно. Но я спешу прочь. И я правильно сделал.
День
______________
В городе было пусто. Настолько пусто, что возникла некоторая неловкость от того, что в нем все еще есть я. Присутствие строений и брошенных вещей всего лишь являли тяжелые воспоминания о том, что здесь кто-то когда-то жил. Я брожу вокруг толпы оставленных вещей и не понимаю в чем смысл бытия?
Такие важные атрибуты жизни лежат на развороченном теле города и нечего кроме слабых, вымышленных намеков на их владельцев. Могу ли я верить в бессмертие души и душу как таковую, коль ничего осязаемого, кроме покинутых руин я не вижу, чтобы осталось от человека мыслящего после его перехода в иное состояние. Состояние разлагающейся статики едва ли можно охарактеризовать, как бессмертие. Сдается мне, что их бессмертие не более чем кишащий мусор, который гнилостным смрадом свидетельствует о существовавшей плоти. Есть ли за всей этой грудой приобретенной эта таинственная сущность - душа? Я не знаю. А еще я не знаю почему вынужден быть здесь и быть один.
День четвертый.
______________
Здесь спрятаны убийцы и злобные собаки. Существа лишенные лиц, искаженные фигуры и мертвенные лики усопших родственников. Они заперты здесь словно препарированные рептилии. Вот гляжу я на них и мне не страшно. Но не понятно, зачем их привезли сюда. Неужели гнусный бандит, который охотился во снах все еще кому-то дорог? Для чего хранить чудовищ? Если не оставить монстра в собственной голове к чему ему вообще оставаться? Словно на курорте эти персонажи продолжают существовать в своей неподвижности. Они разбросаны в своих скованных позах, брошенные наспех, без саркофага, но уцелевшие. Лошади и крысы, одичавшие коты и раскормленные птицы - все они здесь, на моих полях в моем тихом доме. Они молчат, они неподвижны. Они ждут воплощения, которое не настанет никогда. Их хозяева больше не вызовут их во снах, а у мумий больше не стало дороги, тропы по которой они самостоятельно приходили на волнительные свидания. И вся эта застывшая затея мне непонятна.
Одно интересно, мучение ли это для них? Или они только проекция, такая же как и я, не испытывающая боли, но способная мыслить и быть? Возникает дополнительный вопрос: чья мы проекция? Собственная автономная личность или только тени чьего-то сознания? Истинно мой дом теперь превратился в ужасающую ярмарку уродов, а я в нем не более, чем тиун на одинокой страже.
День девятый.
_______________
– Какое неловкое чувство стыда. Словно мы подбросили нечто токсичное и воровато сбежали.
– Мелика встала прикрывая обнаженное тело струящимся халатом. Ее длинные сильные от рождения ноги рассекли пространство, переместив тело к открытому окну.
– Ты все еще тревожишься о последнем хранителе?
– вялый голос послышался из коридора. Женская фигура показалась в дверном проеме и замерла. Интенсивные манипуляции с полотенцем на голове свидетельствовали о недавней банной процедуре.
– Да. Мне не по себе от того что мы не контролируем его и он там совсем один. Как будто злостный заключенный среди человеческих объедков.
– Мелика повернула лицо к слабому освещению
– Интересно, что же больше тебя волнует: то что его бросили или то, что ты не можешь его контролировать?
– весело парировала гостья убирая с головы влажное полотенце. Обнажив специфическую короткую стрижку, женщина старше средних лет задорно подмигнула. Острые иголочки волос озорно блестели влагой. Все ее сложение тела и угловатые резкие движения говорили о явной принадлежности к военному делу.
– Знаешь ли, и то и другое.
– слабо улыбнулась Мелика методично наматывая на руку длинный кнут. Атрибут характерного вида развлечения приятно скрипел под воздействием властной руки.
– Попробуй перестать думать о нем.
– с неким раздражением отозвалась особа с влажными волосами. Она деловито принялась одевать себя игнорируя невозмутимую слежку со стороны партнерши. - Если наше оборудование не в силах уловить сигнал вашего Хранителя, значит вы хорошо поработали.
– А вдруг его уже нет?
– Мелика озадаченно нависла над комодом слабо опираясь на длинные руки.
– Они не умирают и тебе это хорошо известно.
– голос звучал резко, гостье явно был не по душе этот разговор.
– Я знаешь, ли, могу лишиться не только работы, но и жизни. Так что будь добра, прояви крайнюю осторожность. Пока не примут закон о защите прав и жизнеобеспечении последнего Хранителя, мы обе и твои друзья в том числе под очень большим риском.
– женщина закончила ритуал облачения и подошла к Мелике.
– Просто будь осторожна, пожалуйста.
– военный китель сверкал своей торжественностью. Сжав бедро министра, гостья добавила.
– Помни самое главное. Это не человек. У "этого" нет души и привычных нам эмоций. "Это" непонятно что, так что даже если оно исчезнет - мне плевать.
– представительница военного ведомства отстранилась и направилась к выходу.
– До скорых встреч, Мел.
– Какое узкое представление бытия.
– осуждающе прошептала Мелика мимикой выказывая призрение.
– Я все слышу.
– послышалось в полумраке квартиры.
– Мы неоправданно носимся со своей причастности к человечеству, хотя сами не обладаем никакой человечностью!
– в сердцах крикнула Мелика, словно бросая фарфоровую статуэтку в вдогонку. Послание разбилось о затворившуюся дверь в прихожей.
____________
– Я подошел к озеру. Это было мутное, темное озеро, которое окружали острые иссушенные тревогой камыши. Они торчали, как пики, готовые к немедленной атаке. Подойдя ближе я смог рассмотреть плавающих вздутыми животами вверх пресноводных. Их было много. Прибиваемые незримыми волнами трупы вздувшихся лягушек обрамляли вход в озеро плотным замкнутым кольцом. Их мертвенный строй держал оборону и никто, даже если бы настойчиво хотел, не смог бы прорваться к зловонным водам.
Я взял палку и брезгливо ткнул ею в тела. Послышалось шипение, видимо я проколол чье-то брюхо и скопившиеся газы наконец покинули плоть. Я отбросил палку в сторону принимая поражение в вымышленной битве.
Я продолжал стоять и прислушиваться. К чему? Зачем? Не известно. Просто развлекал себя прикрываясь здоровым, но тем не менее безучастным любопытством. С появлением времени многое вокруг изменилось. Не в плане пространства, но ощущений внутри меня. Порой мне кажется, что зря я запустил этот механизм. Появилась тревожность и скука. У меня раньше не было скуки. Я не думал о том куда и зачем мне идти и я просто мирно был. Но сейчас. Мне неуютно в собственном доме. И эти перемены мне не нравятся. Однако остановить процесс я не могу. Уже не могу. Я продолжаю зачем-то брать эти тетради и писать. Когда я пишу, мерещится мне что время умирает и я снова свободен, но как только откладываю листы в сторону, понимаю обратное. Интересно, когда мне станет невыносимо? И что с этим делать? Я пока не знаю.