Дом оставленных снов
Шрифт:
По поводу моих богатств. Верно ли считать богатством мусор, пригодный лишь для сортировки? Конечно же нет. Груда статичных предметов не приносящие пользы не может являться богатством. Мне кажется основным критерием накопительства есть непосредственно количество, а вот критерии богатства должны определяться возможностью их обмена. Если я не могу обменять ту или иную вещь ни на что полезное мне, следовательно это всего лишь сор и не более того.
Надо же, за время сортировки я погрузился в мир экономики. Но это и не плохо. Главное не думать о Боге и о себе. Эти мысли сильно отвлекают и напускают тоску. Наверное, будь я ни один мне было бы куда приятнее думать о себе. Но когда никого кроме меня единого нет во всем пространстве не будет, какой прок мне думать о том,
День тридцать второй.
Мои записи будут короче, но чаще, так обману я время, которое обманывает меня. Каждый раз выводя послание, я принимаю это, как пройденный этап времени, соответственно, чем чаще я буду обращаться к письменам, тем быстрее потечет время. И что за этим последует? Я что же стану старше или более одиноким? Отнюдь. Но коль ко мне пристал игрок, стоит доиграть с ним до конца.
Вот еще одна задача. Какой конец и где он для меня? Я не справился с пространством при сортировке. Я не смог дойти до конца полей, так много люди сюда всего принесли. Я шел и шел, откладывая мысленно в сторону объекты, согласно их критерием: доброе, злое, доброе, злое. Но уже сразу столкнулся с тем, что к двум основным видам я вынужден добавить еще один - нейтральный. Почему нейтральный? Потому, что мне не ведом тот или иной предмет, я не знаю его предназначения и он у меня не вызывает ни каких эмоций. Получается, что если образ не пугает меня и не вызывает во мне чувство умиления или сострадания, он стало быть, нейтральный, непознанный, неизвестный. Так появилось три вида, три основных вида существ и предметов.
И вот я шел и шел сосредоточенно сортируя хлам. Я шел очень долго и устал. Впервые за все свое существование я устал. Я не помню того, что бы мне было скучно или страшно. Я не помню чувства усталости, да я его никогда и не знал. Но в этот раз я устал. В этот раз я обернулся и с тревогой понял, что должен вернуться назад. Назад? Это куда? Мой дом был по всюду, а вот теперь я придумал себе некую точку в которую захотел вернуться. И это напугало меня. Мне до сих пор страшно. И я не могу с этим справиться. Вынужден и не могу.
С появлением времени столько всего изменилось. Столько всего поменяло свою привычность, что мне становится жутко неловко в этом открытом пространстве. Окруженный предметами я начинаю хотеть свой закрытый угол. Если сейчас меня стесняет пространство, что будет потом? Мне будет тесно? Но тесно бывает лишь тогда, когда точно знаешь пределы, а я своих пределов не знаю. И не хочу знать. А еще время навязывает мне режим многозадачности. Я не просто существую, я выдумываю. Оно запустило механизм принудительной работы. Я теперь согбенный раб, обреченный на неведомую участь. Дающее привилегию мыслить и познавать, время мгновенно отбирает свободу, о которой так много твердят люди. Я был свободен, теперь я мыслящий.
Проводя параллель со временем я подозреваю, что этот хитрый механизм, работает по принципу воронки. Мое существование было гладким и широким, безмерным, безвременным. Но потом при столкновении с выступившими на людьми завертелась и понеслась моя суводь. Время несется с невероятной скоростью и сужается. Наверное время выбросит меня в узкую трубу собственной ненадобности. Расщепив и уничтожим мое пространство и разум время снова победит, а я буду лишь очередным побежденным.
День тридцать четвертый.
___________________
Я решился идти. Идти вперед и узнать пределы пространства. Я в пути меньше думаю о себе. Я почти не думаю о себе. Я потерян и только непривычное ощущение вернуться куда-то тревожит порой мой рассудок. Шаг это действие. Действие это движение. Время заставило меня не слоняться, но идти. Оно
День тридцать шестой.
___________________
– Мы нашли его.
– сухими губами прошептал Ольжечь. Он стоял на пороге позади было темно и холодно.
– Заходи.
– Лесик размашистым жестом предложил войти в свой дом.
– Нет. Мы уезжаем. Прямо сейчас. Хочешь? Поехали с нами.
– оба мужчины замолкли на какое-то время. Программист выглядел взволнованным и уставшим, впрочем как всегда. Лесик же был напротив бодр и румян. Он в замешательстве дернул ногой, как бы и желая отправиться в путь, но не решаясь на серьезный шаг.
– Я не могу.
– наконец ответил доктор забросив руку на бритый затылок.
– Не можешь?
– прищурился Ольжечь не скрывая ухмылку.
– Не могу.
– Лесик отпустил глаза.
– Боишься?
– Не то чтобы. Жить хочу. Просто жить. Я работаю над новым проектом.
– доктор искренне просиял сообщая об этом, но тут же осекся вспоминая не уместность собственной радости.
– Над новым.
– вторил Ольжечь осуждающе кивая в ночь.
– А как же старый? Шестнадцать лет как ни как. Живые люди, живая Империя.
– Правители признали это аберрацией. Значит это так. Я всегда не доверял...
– Не надо!
– прошипел Ольжечь бессильно оттолкнувшись о дверной косяк.
– Прошу не надо. Это...Это самообман, а ты лицемер. Но я не осуждаю тебя. Ты выживенец. И так тому и быть. Я, - программист опустил голову стискивая зубы, пытаясь не потерять самообладание.
– Я поеду. А ты будь. Будь так как тебе лучше. Прощай.
– Мне жаль.
– громко сообщил Лесик.
– Ни жаль.
– Ты не знаешь!
– голос мужчины дрогнул. Лесик запустил руку в карман и порывисто захлопнул дверь.
– Я ни черта не знаю.
– прошептал Ольжечь рассекая плащом ночную тишину засыпающего города.
_____________
Я глажу кору дерева. Она такая шершавая. Она такая грубая и резная. Ветви еще полны цветов и сочно зеленых листьев. Хорошо, что оно сохранило свой цвет. Я стою под его ветвями и мне спокойно. Да. Иногда мне бывает приятно и спокойно. Мне встречаются на пути предметы, которые не плохи собой. Они бывают красивыми и занимательными. Они вызывают смешанные чувства и они мне нравятся. Печалит только одно. Я знаю, что они останутся такими навсегда. Ничто больше не переживет трансформацию и ни что не станет на ноги. Очень много животных на моем пути. Они кому-то когда-то снились. Они были кому-то дороги. Возможно они даже жили среди людей, но их глаза остекленели. Их пасть застыла и лапы больше не догонят никого, они никогда не уткнутся мордой в чью-то руку. Для них все окончено. Это просто чучела памяти давнишней.