Дом оставленных снов
Шрифт:
Я продолжаю идти, но мне уже не интересно. Я иду по инерции лишенный энтузиазма. И я понял одну важную вещь. Помимо страха и действий, время скрывает в себе тайну обязательного присутствия не только цели самостоятельной, но логического конца, что пропорционально создает ощущение задора. Отсутствие запланированного итога, не дает развиться воодушевлению, без которого пройти свой путь невозможно.
Я снова становлюсь апатичным. Я теряю смысл своего пути и бытия в целом. Я хватаюсь за слабые проблески задора, которые редко вспыхивают порой внутри меня. Однако самостоятельно подпитывать интерес не возможно. Что снова приводит меня к мысли о том, что одинокое существование невозможно. Оно тягостно и мучительно.
День сорок второй, наверное.
_____________
Я поиграл и я проиграл. Я остановился и не вижу в тумане конца. Значит предметов еще много. Значит можно продолжать движение, но я не хочу. Я уже не могу вернуться и эта оборвавшаяся связь с некой изначальной точкой, уже не печалит меня настолько, как раньше. Мне не грустно. Мне не тревожно. Мне просто хочется все это прекратить. Малодушие? Возможно. А есть ли у меня вообще душа? И что я есть как сущность? Неизвестно.
Моя игра была. Но сначала был просто я. Потом кто-то нашел меня и притащил сюда это. Потом я придумал игру во время на время, а может и наоборот, это время нашло меня. Уже не столь важно. Так вот, с момента начала игры я прошел длинный путь. Длинный как мне показалось. Мой выдуманный навязанный кем-то путь. И вот я пришел к тому, что я готов просить. Я никогда ничего ни у кого не просил. Да и нужды в этом не было. Что самое удивительное, не взывая о помощи, дано мне было все что окружает меня ныне. И если этот дар безвозмезден, отчего не смею я простить себе того в чем правда смущаюсь. Мне кажется, пора обратиться непосредственно к Богу. И пусть он обличит меня в моем малодушии, но я хотел бы это все завершить. Мне все равно, что будет с этими предметами в доме мое и так беспорядок, но дом мой не есть неотъемлемая часть меня. От чего же не обратить мои требы исключительно к собственному упокоению? Коль не обращался я ни к кому с момента создания моего, отчего не начать сейчас?
Верно же наблюдение мирян, что в беззаботности да бездействии редко обращено чаяние к всевышнему. Но стоит пресытиться и устать, как покрытое чело страданием и болью непременно вспомнит о небесах. Что ж, пора и мне помолится.
День сорок девятый, наверное.
_____________
В полуразрушенном домена окраине Куправы стоял неказистый домик. На рассвете в черную дверь постучали. Путникам открыла седая женщина. Она пригласила незнакомцев в дом. Она посадила гостей за скоромный стол. Ледяная вода вскипела и по чашам разлили горький чай. Незваные люди много говорили. Седая женщина устало слушала их. Непрошеные странники обещали защиту. Они все пили горький чай. Одинокая мать показала им сына, которого прятала сорок семь лет. Чужеземцы видели худое тело и не верили, что оно еще живо. Но чернявая ворожея подтвердила, что это именно тот сосуд, который путники так искали. Незнакомцы говорили, что они ищут ее сына уже давно. Восемь лет, для них большой срок. Но что для матери восемь лет, если за спиной десятки лет неподвижного страха?
Седовласая женщина рассказала паломникам, что сын ее от рождения спит. Гости кивали и удивлялись. Старуха предупредила чужестранцев, что боится за сына. Ей известно решение сильных мира сего, они понукаемые новым законом отбирают жизнь у таких, как ее чадо. Женщина плакала и не желала расставаться с сыном. Скитальцы снова
Поздно ночью, когда за окном и звезд не было видно, приходил к вещунье некий Посланец и предал ей на словах питтакий*. Долго писали. Акудница* вещала иная лечея* писала. А утром, пред солнцем бежал неженатый на земли свои. Передать должен был все, что кудесницы записали.
Оставались до следующего дня. Крапиву ели. Чай горький пили. Ждали вестей от бессемейного. Мужик обещал машины прислать. Девчата место готовили. Знали куда вести и как прятать. Снова солнце упало. Чай горький пили и спать ложились. В эту ночь хорошо спала старая женщина. Крепко так спала.
Утром прилетели птицы стальные. Разбудили всех. Даже чай горький не пили. Много людей в дом заходило. Всех во двор выводили. Мать с сыном не прощалась. В светлице так и осталась лежать. Девиц же нарекали коллаборационистами*. Приказ привели в исполнение.
_____________
Я словно гузун* перед поступью времени. Сломленный и сраженный не смею взглянуть на него. Все что в силах моих, это роптать на него продолжая свой придуманный путь. Однако сейчас я понимаю, нет, я просто чувствую, что самым опасным в моем пространстве наедине с собой, есть ни что иное как отчаянье. Симптоматика приближающегося отчаянья есть уныние, которое предварительно характеризуется обострением апатии с ярко выраженным чувством безысходности. И мне это не нравится. Меня это уже не тревожит, но оно словно неумолимая буря настегает все мое существо. Я должен быть сильным, я должен продолжать просить. Я обязан сохранить веру во что-то, но смерть Церибы* так близко, что еще чуть-чуть и я оброню все свое мужество, которое только был способен собрать. И это вовсе не мужество, это лишь пародия на нечто настоящее, которое звучит красиво, но не имеет прецедента, быть в моем доме. Согласно теории, люди живут не только благодаря надежде, но и любви, а так как любви в моем мире не было, следовательно я обречен.
День какой-то.
_____________
– Тебя скоро не станет.
– Значит пришло мое время.
– безразлично заявил мальчик слабо улыбнувшись.
– У тебя нет времени.
– Уже есть.
– Я не знаю когда это случится.
– Посредник поглядывал на руины и пытался подойти ближе к собеседнику, однако липкое пространство странным образом оставляло его на почтительном расстоянии.
– Ты же сообщил, что скоро. Значит скоро. А когда это скоро? Какая разница. Главное одно. Всему есть конец.
– Я не уверен, что будет после.
– А этого и не требуется. Оставим загадку себе.
– за спиной ребенка виднелась внушающая кипа перевязанных проволокой бумаг.
– Разве не в этом великое милосердие? Ни одна сущность не ведает что будет дальше?
– Возможно.
– согласился Посредник.
– Тебе не страшно?
– Уже не страшно.
– А было страшно?
– Когда не знаешь когда и как, вот это точно может напугать. Теперь мне спокойно.
– мальчик был действительно покоен, лишь легкий блеск в мутных глазах едва пережитое былое волнение.
– Хорошо.
– Посредник выдержал паузу и добавил.
– Мне жаль, что все так получилось.
– Не стоит. Все уже свершилось.
– Я больше не приду к тебе.
– И не стоит.
– ребенок мрачно искривил лицо в подобии насмешки.
– Последний твой визит превратил мой дом в свалку.
– мальчик небрежно махнул рукой обводя пространство и туманный шлейф потек за его рукавом. Посредник ничего не ответил.
– Я задам тебе вопрос.
– предупредил апатичный ребенок.
– Если ты смог внести весь этот мусор ты можешь и забрать кое-что от сюда?