Дом оставленных снов
Шрифт:
Процесс светлого и темного пространства люди называют сменой дня и ночи. У меня нет этих их изменений, поэтому мне сложно сказать сколько прошло времени и прошло ли оно вообще. А если прошло куда и как? Это странно. Но это не было странным пока я не пригласил время. Вот теперь я не знаю, что делать с этим зверьком. Как впрочем и совсем, что принесли с собой люди. Полагаю, скоро я начну думать о том кто я и почему я есть? Как же не хочется начинать это. Мне кажется, чем больше думаешь о себе, тем больше невероятных вопросов всплывает параллельно и таким образом...Это бесконечно. Отлично, если мысли - есть бесконечность, значит мне не страшно остаться со временем один на один, но что если это замутит мой рассудок? Что ж, тогда мне будет либо бесстрашно либо напротив, превратит мое бытие в непрерывный страх. А подручных средств здесь предостаточно, что бы обеспечить мне яркое безумие. Ладно. Постараюсь не впускать еще
Вот, что хотел я вначале описаний написать: "сейчас у меня появилось время. Теперь мне приходится не жить, а коротать это самое время". Кажется так.
День пятнадцатый.
____________
– Куда уходит Посредник?
– Ольжечь сидел прислонившись к дереву. Перед взором разливался волнующий закат. Золотой закат играл буйством оттенков. Видневшиеся вдалеке фигурки посторонних незнакомцев выдавали причудливые образы, которые созидательный ум мог сплести в некую единую сцену, надуманный сюжет , успеть влюбиться в них и разлюбить в одночасье. Талантливое моралите заката приятно убаюкивала воспаленный разум компьютерного виртуоза.
– Лучше спроси откуда он пришел.
– Лесик небрежным жестом протянул напарнику бутылку с неизвестным напитком. Программист отстранил предложение и продолжал задумчиво гадать.
– Пока он был, я мало думал откуда он пришел. А вот сейчас, мне чертовски интересно. Услышу ли я его вновь.
– Это не логично.
– голос доктора был пьян, но не лишен мальчишеского озорства.
– Зная откуда, ты сможешь понять куда.
– Лесик посмеялся собственным выводам и глотнул еще из увесистой бутылки. Они сидели в городском парке. Облокотив тела о многовековые дубы оба ученных устало созерцали мир.
– Напомни, когда ты его в последний раз слышал?
– Несколько месяцев назад.
– Ольжечь отвернул высушенное худое лицо к лучам прощающегося солнца и прикрыл глаза.
– После того как загрузил оставшиеся сны. Их было очень, очень много. Я даже не знаю, справился ли Посредник с ними или исчез, взорвался, рассыпался на "неатомы".
– "Неатомы"?
– хихикнул доктор.
– Я не знаю на что распадаются те, о которых я не знаю. И распадаются ли они вообще.
– Ольжечь опустил голову вниз рассматривая изрезанные неровными линиями собственные ладони.
– Помнишь, что он тогда сказал?
– Когда?
– Ну когда впервые вышел на контакт.
– Нет. Ты не особо распространялся о нем.
– Лесик сделал попытку поменять положение тела, но неудачно. Увесисто прибив свой таз обратно к траве мужчина что-то забурчал.
– Он появился в эфире с посланием, мол я пришел к вам чтобы помочь, но не всякая помощь благостна.
– Ольжечь тяжело выдохнул.
– И может он прав? Что мы делали со всеми этими коматозниками? Зачем мы гонялись? Только лишь поставить отметку в хрестоматии, о том какой был гуманный век? И для чего? Чтобы потом добавить приписку "ошибались. Проект не удался. Уничтожено"?
– программист повернулся к собеседнику, который продолжал сражаться с непослушным телом сдавливая горло бутылки словно шею заклятого врага.
– Ты меня слушаешь?
– Абсолютно!
– нарочито бодро отозвался доктор.
– Тебе все равно?
– Нет. Конечно же нет.
– Лесик принял устойчивое положение придерживая баланс свободной рукой.
– Знаешь, что милый друг, мне кажется это наша ребяческая пытливость.
– Что именно?
– Все!
– Лесик вскинул театрально руку обводя нестройной дугой пространство.
– Все это! Все наши исследования это колоссальная сила пытливости ума и повышенного интереса. А точнее, выраженный страх перед скукой. Перед жестокой скукой! Я так думаю.
– Лесик дернул ногой, неврастенический импульс изрядно нетрезвого человека.
– После того, как человечество узнало, раскопало все что только можно было откапать, после того как расщепило и описало все микро и макро элементы! После неудачных полетов за пределы планеты, после воин и рабства, мира и религиозной исступленности, боясь неминуемого тупика! Человечество вспомнило о параллельности, о призраках и чудовищах которыми кишит, якобы кишит, все вокруг. Все то что не в силах пощупать и сфотографировать мы принялись изучать и доставать любым ведомым и неведомым путем! А для чего? Правильно, не для того чтобы познать, но для того что бы развлечься и поработить.
– Лесик пьяно улыбнулся откинув голову, обнажив белые зубы и это получилось у него довольно добродушно.
– А пусть теперь пляшут не бактерии, народы и планеты, а сны и проживающие в нем твари! Ой!
– воскликнул доктор, но возглас был больше похож на лай, нежели на иронию.
– Ой! Мы же такие классные! Мы такие добрые! Вот мы все объединились после
– Лесик гневно сплюнул в сторону, запив действие глотком пьянящей жидкости.
– Мерзость это все. Мерзость! Ты знаешь сколько я пропустил в своей лаборатории печальных людей?
– Лесик придвинулся к собеседнику.
– Печальных, грустных и непробиваемо тупых людей!
– доктор зарычал в пространство.
– Это тьма! Это армия несчастных! Просто полчище неудовлетворенных, напуганных печальных и жалких людей!
– Лесик тряс в воздухе разжатыми пальцами пытаясь показать объем своей трагедии.
– Они выстраивались в очередь. Часами, месяцами рассказывали мне о своих ночных страшилках. О своей нелюбви, ранимости и прочей чепухе! Им сказали, что мир снов существует и там все живо и все взаправду и они верили. Мне сказали, что образы есть неделимая отдельная вечная сущность и я поверил. Я принялся играть во всю эту научную спасательную буффонаду и при этом с такой откровенной увлеченностью! Я так сопереживал за все, что происходило в момент становления империи снов, что теперь. После ликвидации мне противно. Мне гадко и противно от того, что я такой дурак.
– Ты не дурак. Ты просто оскорблен невежеством.
– Да пошло оно все!
– Лесик крепко сжал руку друга и уже более спокойно добавил.
– Знаешь, Ол. Мне плевать как и где твой Посредник. Без обид. Но теперь мне кажется, что это плод твоей собственной фантазии. Весь этот проект был наваждением, психическим антинаучным фарсом в который сыграло человечество. Никогда больше не вспоминай о нем и вообще, о чем либо из империи снов.
– Хорошо. Пусть я не согласен с тобой.
– Ольжечь примирительно похлопал друга по руке.
– Только сам не превращайся в жалкого докторишку.
– оба засмеялись как-то грустно.
– Что не говори, ты как врач видел активность людей в коме и согласно данным в них что-то жило.
– Лесик возмущенно замотал головой.
– Будет нам. Ни слова больше. Так ведь?
– Ольжечь постанывая поднялся с земли и предложил помощь доктору, от которой тот самонадеянно отказался. Пошатываясь Лесику удалось принять вертикальное положение.
– Я в конце недели встречаюсь с Меликой. У нее есть какая-то информация для меня. Ты давно видел ее?
– У нее новое увлечение.
– развязано отмахнулся мужчина ступая по траве словно астронавт.
– Какая-то пигалица из эзотерического ведомства. Мелкая такая. Жуть.
– Лесик скривился от неприязни.
– Ты что, все еще ревнуешь?
– усмехнулся Ольжечь мерно и уверенно ступая по темной земле. Солнце давно упало за горизонт, огни ночного города едва доставали до парковой зоны, а внутреннее освещение территории еще почему-то не зажгли.
– Н-нет. Просто не люблю мелких особ. Она еще поди сефардка чистой воды!
– прошипел презрительно доктор.
– Как тебе не стыдно.
– добро смеялся Ольжечь периодически подставляя руку для друга.
– Мы же все единый народ, одна нация.
– Очень смешно.
– огрызнулся Лесик периодически опираясь о программиста.
– Ты сам в это веришь? Еще одна лживая чушь. Есть народы, характеристику которых я никогда не полюблю. Пусть хоть весь мир треснет. Но считать всех одинаковыми величайшее лицемерие! Ты только посмотри на состав правителей наших! Тасуются с перепугу, как овцы хитро*опые! Меняются чинами да расой только чтобы не обвинили их в расизме. Петухи из одного колена, только кожицей отличаются.
– Лесик свистел от гнева и нетрезвости. - Темненький, желтенький, беленький, красненький, очень темненький, очень беленький вот и вся политика.
– на этом монологе доктор споткнулся и кубарем полетел в кусты несуразно разбросав руки. Ольжечь подбежал к другу и не сразу смог вернуть его в вертикальное положение.
– Довольно тебе. Давай на сегодня закончим, а то гляди под трибунал пойдешь.
– Да с радостью.
– пробурчал Лесик, продолжая что-то еще высказывать в темноту.
______________
Маятник. Какое странное у него предназначение. И какой монолитный вид у этого маятника. Я стою не в силах пошевелиться. Просто смотрю на него и пытаюсь осмыслить, что он делает в моем доме? Для чего он вообще. Я имею ввиду зачем сохранять застывший маятник? В чем его предназначение? По сути, сейчас я созерцаю гибель, прямую смерть механизма и несработанной энергии в исконном его предназначении. Прямая смерть? Тоже звучит довольно странно, буд-то смерть может быть кривой. Я усмехаюсь, но через мгновение мне перестает быть забавен тот факт, что в основе своей, все вещи в моем доме - мертвы. Интересно, знают ли об этом люди?