Дом проблем
Шрифт:
— Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить! А ты, Мастаев, читай ПСС! ПСС читай, пригодится!
Нет, Ваха в это время почему-то вспомнил иное — чудовищные парады Нимрода, [179] после которых кто-то из участников должен стать жертвой тирана. И тут на экране появилась бегущая строка — «спецвыпуск — спецвыпуск». Екнуло сердце Мастаева. Так и есть — показывают Грозный. Тоже парад в честь Дня Победы. На трибуне средь многочисленных зрителей президент-муфтий. Раздается страшный взрыв, паника. Президент-муфтий погиб. Еще очень много жертв. Теракт совершили
179
Нимрод (Нимврод) — в ветхозаветной мифологии — внук Хама, противник Бога Яхве. В мусульманской мифологии — олицетворение насильника, деспота-правителя.
Конечно, Мастаев не плакал, но душит рана. Остаток дня и почти всю ночь он молился за упокой души президента-муфтия. На следующий день лекция по «современной политологии» и довольно молодой преподаватель, рассказывая, как Россия борется с сепаратизмом на Северном Кавказе, демонстрирует на экране трупы руководителей Чеченской Республики — убитого самонаводящейся ракетой президента-генерала, подорвавшегося в Катаре президента-поэта, якобы убитого в подземелье полуголое тело президента-полковника; [180] и, конечно, как достают из-под провалившейся трибуны президента-муфтия.
180
Произошло позже, 8 марта 2005 г.
— Мастаев, как вам эти чеченские тела? — неожиданный вопрос лектора.
— В-в-вы продемонстрировали лицо «современной политологии» России, — жестко ответил слушатель и покинул аудиторию.
Только придя в общежитие, Ваха вспомнил, что до занятий поставил мобильный на режим «беззвучный» — более сорока звонков, и в основном, сын Макажой. Сквозь слезы он еле-еле смог объяснить — его мать, бывшая жена Айна, погибла.
Чуть погодя, все выяснилось. Оказывается, Айна и Мария Дибирова вместе с ансамблем были приглашены на парад Победы в Грозный. Обе были тяжело ранены. В панической сутолоке, не выясняя личностей, их госпитализировали. Айна не выжила. А Марии ампутировали ногу. Ваха тотчас помчался в Грозный.
После похорон Айны он пришел в больницу к Марии. Даже коридоры переполнены ранеными, искалеченными. Обстановка страшная.
— Помнишь, двадцать лет назад ты также лежала здесь с гипсом на ноге, — сочувствовал он любимой. — А сейчас мы тебе отличный протез сообразим.
— Дурак ты, Ваха, — Мария отвернула заплаканное, искаженное лицо.
— Главное, руки целы — играть сможешь, — не унимался Мастаев.
— Я знала, что ты со своими нелепостями объявишься, — в переполненной палате появилась Виктория Оттовна.
— Ее надо отправить в Москву, у нас нет условий, — констатировал лечащий врач.
Не думал Ваха ехать в Москву, тем более обращаться к Кнышевскому, а тот сам объявился:
— Мастаев, — по телефону не понять тон Митрофана Аполлоновича, — курс оплачен, а ты. Все-таки это «Академия гос-службы». Вы меня подводите.
А Ваха о своем, то есть о Марии Дибировой. Долгая пауза.
— Боже мой!.. Так, Ваха, ты срочно вылетай — учеба. А о Дибировой
Кнышевский так распорядился, что к элитной клинике, где лечили Марию, Мастаева даже близко не подпустили.
А еще у Вахи проблема с сыном. И без того болезненная мать Айны, бывшая теща, с гибелью дочери совсем сдала. А теперь Макажой уже подросток, то в школу, то за бабушкой, то в аптеку и магазин. А квартира у них съемная. Ваха почти не кормилец, сам еле сводит концы с концами. Наверное, чтобы хоть как-то забыться, он днями просиживает в библиотеке, благо не зря: дипломный проект сам пишет, тема: «От причин конфликта в Чечне к справедливому миру».
Вот некоторые тезисы из работы Мастаева:
«… Государственная система России весьма далека от совершенства и зачастую сама инициирует или затягивает насилие в Чечне вместо его пресечения.
Конфликт на Кавказе порожден не национальной враждой и не клановым разделением, а сознательным и целенаправленным действием политиков и госчиновников с целью получения выгоды. В этих условиях широкое распространение получила коррупция. Прежде всего поддалась коррупции милиция. Затем исчезли независимость и эффективность судебной системы. Когда подрывается законность, возникает культура безнаказанности, которая приводит к широкомасштабным нарушениям прав человека и даже к геноциду, как случилось в Чечне.
Когда коррупция становится институтом, а культура воровства — культом общества, группы, получающие от этого выгоду, прибегают к организованному насилию для защиты своих экономических интересов. Коррупция неизменно подрывает политические процессы и затрудняет проведение рациональной политики. А при всеобщей коррупции разрушается моральный дух государства. Вот и пожирает это ненасытно-алчное чудовище своих лучших сынов и дочерей, в том числе даже избранных президентов. Мастаев В. Г.».
И не за такие опусы Ваха нещадно страдал. А тут вроде никакой реакции, только методист как-то мимоходом обронил, что работа Мастаева злободневна и, вероятно, защита будет закрытой.
— Впрочем, вы можете на кафедре ознакомиться с рецензией.
Дипломная лежала в отдельном шкафу. Рецензент — не кто иной, а сам декан, академик. И это не отписка, и не по «диагонали» читали, а основательно. С учетом замечаний — «отлично». Тут же еще один листок, написан от руки: «Глубокоуважаемый Митрофан Аполлонович! Ваш подопечный конечно же отпетый дурак, да соображает. По крайней мере анализ точный, текст лапидальный. Я думаю, как независимый отчет, это можно отправить. Поздравляю, с задачей мы справились. А он молодцом! Как и раньше, не сдрейфил».
Ваха точно не понял, к кому относится последнее, только он думает явно не к нему, так как он даже не может обеспечить своего единственного сына. Слава Богу, в Москве объявился Башлам. В глазах Мастаева Башлам — весьма и весьма противоречивая фигура. В первую войну он был против федеральных сил, во вторую войну — за. Как бы там ни было, сейчас Башлам живет в столице, работает в фирме выехавшего из Грозного еврея. Кем Башлам работает, — непонятно, да все, и видно с избытком, у него есть. Между Вахой и Башламом разговор обычно не клеится, и от его помощи Мастаев отказывается. Зато Башлам, как носителя имени их тейпа и села, напрямую поддерживает Макажоя. За это Ваха благодарен. А вот с Марией дела посерьезнее.