Дом с драконами. Пластилиновая собачка
Шрифт:
Последнее время она старалась себя осаживать, но слова вылетали уже сами по себе, минуя мозг, и всё чаще, ей приходилось платить за это.
Толик остановился, посмотрел с горечью и скривился:
– Ты совсем что ли дура? Ты что, не понимаешь? Это же человеееек, у неё дети остались сиротами! Да куда уж тебе! Ты же, как бревно бесчувственное!
– А то ты, такой душевный, такой понимающий. Чуть баба прикрикнула, сразу под чужую юбку полез! И чего мне эту мразь жалеть? Это вот ей всё вернулось! Эта шлёндра рыжая, хотела моих детей без отца оставить, а оставила
Толик сплюнул и поднялся по ступенькам, ведущим на веранду. Хотелось лечь спать и забыть всё и всех. Но Валентину было не остановить. Слишком долго она молчала и копила внутри тот вулкан, что начал сейчас своё извержение.
Она шла за мужем по пятам, из комнаты в комнату и кричала. Обзывала его самого, его мать и всех родственников. Слова были мерзкие, грязные и противные. Толик открыл непочатую бутылку водки и залпом выпил из горла половину. Голова раскалывалась, хотелось тишины, а Валентина подливала масла в огонь. Визжала, как он постыл и что не любила никогда и в постели ей противно и не мужик он, а тряпка!
Дети проснулись, испугавшись пьяного отца и орущую мать и начали реветь в три голоса. А ярость, которую Толик пытался заглушить горькой, рвалась наружу. Он не выдержал, запустил в жену кочергой и свалился на диван. Соломенное нутро мягкой мебели хрустнуло и приняло мужчину в царство перепившего Морфея.
Валентина не на шутку испугалась, когда около уха пролетела кованая железяка, поэтому завопила, схватила Маринку со Славиком и убежала к соседке. И чем всё это закончилось бы, известно.
Но детский надрывный плач вытащил Толика среди ночи из пьяного угара.
Мужчине хотелось заткнуть, выключить, придавить кирзачём этот визг, чтобы наступили тишина и покой. Он встал с дивана, ничего не соображая и на ватных ногах пошёл разбираться с нарушителем. Руки тряслись, в висках стучал молот, а перед глазами плыло. Руки схватили маленький верещавший свёрток и мозг включился. Осознание того, что прямо сейчас он мог убить младенца, отрезвило мигом. Ленка лежала в его руках, закатившись и посинев от крика – крохотная и беззащитная.
– Тихо, тихо, тихо! Ой, ты ж мокрющая вся и есть, наверное, хочешь? Тихо, тихо!
Поменял трясущимися руками пелёнки, подогрел молоко, напоил дочку и стал баюкать. Неуклюже, как мог. Баюкал, а слёзы заполоняли глаза и стекались ручейками по не бритым щекам. Сам он уже знал, что будет делать дальше. Пойдёт в больницу, к врачу, да хоть к чёрту лысому, но алкоголя больше в его жизни не будет совсем.
К утру состояние пришло более – менее в норму, и его осенило: жена убежала к соседке со старшими, а Ленку взять забыла? Как это может быть?
Он посмотрел на спящую в кроватке дочку и улыбнулся, – Ничего, пусть так, а ты расти —на зло врагам, на радость людям!
Глава 11
Яркое летнее солнце разлилось над деревней, и торопливый солнечный лучик, проскочив оконное стекло, прыгнул на подушку.
На кровати, укрывшись с головой, лежала маленькая белокурая девчушка. Как только лучик коснулся
Леночка знала точно, что этот лучик приходит каждое утро именно к ней и всегда ждала. На рассвете её будил громогласный крик петуха и после этого уже было не заснуть.
Всё шло своим чередом. Возвращалась с дойки тётушка Лида, скрипела дверца шифоньера, на подушку прыгал тёплый комочек солнца и с ним непременно нужно было поздороваться. Для воспитанной девочки шести лет, это было очень важно. Ожидание всегда было волнительным и тревожным. Вдруг тучи – великаны преградят путь крошечному лучику, или мама – солнце не пустит к ней маленького друга? Но не сегодня.
Леночка села на кровати и прошептала
– Привет!
За окном зашелестела берёза, и лучик дрогнул, будто поприветствовал в ответ.
– Тсссс, – приложила она пальчик к губам, обращаясь к дереву, – Серёжку не разбуди.
Серёжка, двоюродный брат, спал в этой же комнате. Он всегда был сонным, потому что по ночам частенько лазил в окно и пропадал на улице с друзьями, до первых петухов. Но это был большой секрет.
Постель была управлена по-деревенски: две перины, огромная мягкая подушка, и всё это возвышалось на железной кровати с высокими ножками. А само бельё, кипельно-белого цвета, расшитое замысловатыми узорами, было похоже на царское ложе. Поэтому, Леночка чувствовала себя принцессой, как и подобало, собственно, девочке её возраста.
Да и весь дом тётушки, у которой Леночка гостила, был сказочным. Ажурные салфетки в зале укрывали швейную машинку, радиолу и телевизор. Плед на диване рычал огнедышащим драконом, а жар птицы на шторах завораживали. И когда приоткрытые створки окна тихонечко скрипели, а задорный сквозняк покачивал тюль, казалось, оживали сказочные птицы и начинали свой удивительный танец под прелестную музыку.
Девочка улыбнулась, услышав разговор во дворе. Тётя Лида вернулась! Легла на подушку и притворилась спящей, укрывшись опять с головой, потому что принцессе в сказочном доме, полагалось ещё спать.
Конечно, дом был никакой не сказочный, а самый, что ни на есть, обыкновенный. Добротный бревенчатый сруб, обшитый дранкой, утеплённый глиной и побеленный известью. Всё было в нём для хорошей жизни: три спальни, зал, кухня, большая печь, отделанная глиняными плиточками и светлые большие окна. И в каждой мелочи интерьера проглядывалась заботливая женская рука.
А обеденный стол, табуретки и резной кухонный буфет ручной работы, говорили о том, что и хозяин дома – мастер на все руки. Так оно и было. Глава семейства – Пётр Кузнецов, сорока лет от роду, хоть и работал в совхозе скотником и пастухом, но столярное и плотницкое дело знал хорошо. Да и душа лежала к дереву. Супруга его, Лидия Кузнецова, младше мужа на шесть лет, работала дояркой на совхозной ферме. Сын Сергей, тринадцати лет, учился в школе, а годовалую дочку Наташеньку нянчила тёща – Агафья Фёдоровна. Это и была семья, в которой гостила шестилетняя Леночка – дочка Валентины.