Дом с драконами. Пластилиновая собачка

Велесова Екатерина

– Явится сейчас ваш папаша. Глаза б мои его не видели. Вот видишь, дочь, какой сволочь. У детей изо рта кусок хлеба готов выдрать. Всё сама тяну, на всём экономлю, а ему хоть бы хны. И ведь не подавится.

Валентина перестала гундеть, как только увидела мужа и продолжила кидать деревянные чурки в печь.

Четырёхлетняя Маринка сидела за столом и что-то рисовала, а Славик, почти двухлетний мальчишка, возил по полу деревянную машинку

Обида пробрала так, что аж пятки закипели и он не выдержал

– Зачем же ты так про меня

детям то? Я дом для себя строю что ли? Ты же сама мне всю душу вымотала, чтобы сразу большой строил. Я в нитку уже так вытянулся, что нутро болит!

Женщина прикрыла дверцу печурки кочергой и швырнула ту на лежавшие рядом поленья, на которых ещё виднелся схватившийся снег. Кочерга зашипела и выдала тоненькую струйку пара.

– А ты вот так взял и меня послушал! Ну конечно, своего ума то нет! Теперь Валька виновата. Ты же мужик, должен был наперёд думать! Вытянулся он! Да от злости, а не от боли ты вытянулся. Что? Зло берёт, что я сама могу всё? И детей кормлю-пою и сама, как куколка. А ты на тарелку супа не приносишь!

Толик снял кирзачи, в которых ходил, чуть ли не круглый год и нагнулся, чтобы убрать их в угол, но резкая боль в грудине отозвалась прострелом в голове, и он прислонился к дверному косяку, не понимая, что с ним. Боль отпустила, и он кивнул на небольшой буфет рядом с детскими кроватями

– Да вон они, деньги то. Сама же знаешь, что коплю, чтобы побыстрее закончить. Что ж ты мне нервы то на кулак выматываешь, да перед детьми винишь? Чтобы больше не попрекала, забирай и расходуй, а дом подождёт. Ты так хочешь?

Такого поворота Валентина явно не ожидала, но отступать она не привыкла, поэтому «пошла в наступление», со злостью выставляя на стол тарелки и ложки

– Да какие там деньги то? Откуда я знаю. Может ты вдвое больше зарабатываешь, да на полюбовниц тратишь, а на дом копейки остаются!

Повесив ватник на деревянную планку с крючками, мужчина уже хотел присесть за стол, но боль пронзила тело с макушки до пяток, и он схватился за грудь, в попытке продышаться и успокоить взбесившийся организм и жену

– Ты совсем дура что ли? Там же расчётные корешки лежат. Совсем свихнулась?

Но Валентина не унималась и продолжила нести околесицу, обвиняя его во всех смертных грехах. Не обращая внимания на то, что мужа свернуло так, что он опустился на колени и прижал ладони к верхней части живота, пытаясь вдавить боль вовнутрь.

– Да хватит притворяться то! Слова не скажи! Мужик, а хуже бабы!

Но у мужчины всё поплыло перед глазами, и он уже ничего не слышал, свалившись на пол без сознания.

Много чего передумал Толик, пока лежал в больнице, после того, как ему прооперировали язву желудка.

Спорил сам с собой, со своими чувствами и желаниями. И сам себя накручивал и успокаивал. Но принять какое-либо решение так и не смог.

Одно понял точно, что загнуться он ещё успеет. Хоть и не до жиру, но есть нужно нормально. Питаться

дома было равносильно тому, чтобы кормить себя мышьяком и рассчитывать на долгую здоровую жизнь. Поэтому, как ни жаль денег, но здоровье дороже. Тем более, что завод работал в три смены, поэтому столовая готовила и завтраки, и обеды, и ужины. Это был выход, хоть на какое – то время.

К концу зимы Толик приходил в заводскую столовую на обед, как к себе домой. Он знал всех поварих в лицо и по именам. Знал, как зовут мужей, детей, и какие проблемы у каждой из них.

А они, в свою очередь, частенько готовили ему что-нибудь диетическое, чего не было в меню. Потому что завод, та же деревня. Слухи разлетаются быстро. И собрав все сплетни воедино, поварихи пришли к выводу, что жена не готовит мужику совсем, или значится, только в паспорте.

Большая столовая во время пересмены была пуста. И звон посуды с кухни разлетался эхом по просторному помещению, заставленному полированными столами. На каждом из которых стояли парами керамические перечницы и солонки.

– Анатолий Иванович, да Вы присаживайтесь, а я вам кефирчик принесу, – расцвела в улыбке Тамара, увидев Толика около кассы

Тот взял разнос с тарелками, сел за стол и проследил за поварихой. Женщина, чуть постарше его, полноватая, но такая ладная, как тот пирожок с капустой, что лежал на прилавке. Внутри что-то горячо зашевелилось и захотелось сыпануть побольше перца на макароны с подливкой. Но эта специя ему была противопоказана. В отличии от той, что нужна была тридцатилетнему мужскому организму, как воздух. И вырисовывалась глубоким декольте поварихи, на которую он старался смотреть не сильно пристально.

А та поправила огненно рыжие пряди, выбивавшиеся из-под колпака, украдкой взглянула в маленькое зеркальце и, видимо удовлетворённая, улыбнулась. Вышла из-за прилавка, плавно покачивая бёдрами и направилась к Толику со стаканом кефира. Усевшись напротив, женщина положила руки на стол и слегка наклонилась, призывая мужчину к доверительному разговору

– Вы, Анатолий Иванович, простите меня, но можно я спрошу? У Вас, всё-таки семья есть или нет?

Толик поднял взгляд на нечаянно образовавшуюся собеседницу и пытаясь не отвлекаться на её манящую ложбинку в треугольном вырезе платья.

– Ну какой же я Вам «Иванович». Вроде ненамного Вас старше. Семья, говорите? Семья есть, дети есть, а вот добра нету и лада нету. И что делать? Вы вот женщина мудрая. Подскажите, как быть?

Тамара была разведёнкой и что такое отсутствие лада в семье, знала не по наслышке. На своей шкуре она прочувствовала, когда-то всё «добро», что вбивал в неё кулаками, ногами и палками бывший муж. Не выдержав, она собрала малюсеньких сыновей – погодков и сбежала, в чём была. Десять лет, как жила сама, растила мальчишек и не вспоминала про бывшего. Но женский век короткий. И так хотелось напоследок, ухватить хоть маленький кусочек счастья.