Дом старого барона
Шрифт:
– А...
– протянул он, явно вспомнив вчерашний разговор.
– Она обещала принести еды и воды.
Мальчишка перевернулся на живот и встал, покачиваясь на носках своих сапог.
– Она не придет, - отрезал он.
– Обещаниям взрослых нельзя верить. Попробуй покричать, как только я уйду. Вчера здесь было хорошо слышно все, что творится в деревне - кто-нибудь да найдет.
– Мне нельзя кричать, - возразила Лене.
– Бабка мне запретила строго-настрого. И возвращаться в деревню без нее я не могу.
Мальчишка пожал плечами и быстро, как ящерица, выбрался
– Я хочу есть, - сказала она ему снизу.
– Я тоже, - буркнул мальчишка в ответ. Он похлопал по карманам своего кафтана и выудил платок. В нем оказалась плоская лепешечка и что-то круглое, похожее на камешек, и Лене с любопытством уставилась на его руки.
– Закрой рот и лезь сюда, - велел ей мальчишка.
Она подняла одеяло, повязала его через плечо, как делала бабка, когда оно не служило ей плащом, и послушно подошла к бугрившимся корням. Лене попробовала повторить движения мальчишки, но подняться ей удалось лишь на пол-локтя, после чего она упала вниз. Она упрямо кидалась на корни еще два раза, но каждая попытка заканчивалась тем же самым. Мальчишка сердито вздохнул сверху, и она сжала губы.
– Ты лазаешь, как мешок с зерном, - укоризненно сказал он.
– Постой-ка.
Он ловко спустился вниз и подставил спину.
– Садись, - велел мальчишка и выпустил воздух сквозь сжатые зубы, когда Лене всем своим весом забралась к нему на закорки.
– И держись крепче. От тебя пахнет, как будто ты ночевала в загоне с козами.
– От тебя тоже, - сердито сказала Лене. От мальчишки пахло чем-то совсем незнакомым, похожим на то, как пах священник в церкви.
Он не ответил и полез наверх. Лене крепче уцепилась за него, и мальчишка недовольно брыкнулся, когда она слишком сильно надавила ему на шею. Он полз гораздо медленней, но все-таки они добрались до края ямы, и Лене тут же с удовольствием повалилась на мох. Мальчишка сел рядом, потирая шею.
– Меня дома убьют, - сказал он, разламывая пополам лепешечку.
– Дед, наверное, приготовит самую большую палку.
– Я бы позвала тебя к себе, - ответила Лене, стараясь не особенно жадно глядеть на еду, - но я не могу без бабки...
– Тебе уже было сказано, что она не придет, - рассердился мальчишка и всунул ей в руки лепешку. Она оказалась неожиданно сухой, как сухарь, но гораздо более плотной.
– Послушай! А что если ты пойдешь со мной, и я скажу, что тебя пришлось доставать из ямы?
– Разве это не будет ложью? И бабка Магда...
– Да забудь ты о своей бабке! По моему разумению, совершенной ложью это не будет, - сказал он совсем непонятно, - а значит, божье наказание нам не грозит. А там и до исповеди недалеко... Наверное. Итак, решено, ты идешь со мной!
– А потом ты меня проводишь назад?
– Да, да, да, - нетерпеливо сказал он, поднялся и всунул ей в руки камушек.
– На вот. Ты такого и не пробовала.
– Я камни не ем... Их только цверги едят.
– Дурочка! Просто положи его в рот и все поймешь.
Она хотела было спросить, не колдовство ли
– Это бонбон, - пояснил мальчишка.
– Дедушка дает мне по две штуки в неделю, если я хорошо себя веду.
Таинственный бонбон звучал как звук церковного колокола, и Лене подумала, что неизвестный дедушка может дать ей еще один такой камешек, который она отнесет потом домой, на зависть всем ребятам. Она тут же отбросила все сомнения, оставаться здесь или идти вместе со своим с новым знакомым.
– Меня зовут Магдаленой, - застенчиво сказала она.
– Можно я... Ну... отбегу.
– Пф, и с каких это пор крестьяне так деликатны?
– нахально заявил мальчишка.
– Я... Зови меня пока Матиас, хорошо?
Она кивнула и, пока он нарочито отвернулся, скрестив руки на груди, быстро сделала все, что хотела. Язык щипало после этого бонбона, откуда-то появилась жажда, но она не стала говорить об этом и молча последовала за Матиасом.
Мальчишка держался леса, чутко принюхиваясь и прислушиваясь к звукам. Иной раз его повадки вызывали в Лене оторопь, и она на всякий случай крестила нового знакомого сзади. К счастью, у него не вырастали рога, не появлялись копыта, и он вовсе не собирался превратиться в дым, хотя на лице его все явственней отражалось недоумение и подозрение. Когда они добрались до кладбища, Матиас вообще остановился.
– Странно, - сказал он задумчиво.
– Мы уходим от деревни дальше, но запах дыма и гари становится все сильней.
Лене ничего такого не чувствовала и осмелилась только хмыкнуть. Матиас свысока взглянул на нее, обернувшись, но ничего не сказал.
– Разве можно сюда ходить?
– спросила Лене, когда они прошли мимо склепов и свернули на дорогу, где даже следы от колес были еле видны.
– У нас говорят, что здесь живет чудовище... Старый барон.
– Глупости. Здесь живу я! А старый барон - и есть мой дед, - несмотря на бодрый тон, Матиас явно волновался и прибавил шагу. Лене засеменила за ним, стараясь не потерять бабкино одеяло, и споткнулась о кочку. Она подняла голову, чтобы окликнуть мальчишку, но потеряла голос: точно в сказке, меж деревьев стоял серый дым, и теперь Лене явственно чувствовала запах пожарища.
Матиас неожиданно метнулся вперед, и Лене поднялась и беспомощно поковыляла за ним; дорога вильнула влево, и ее глазам предстали ворота, за которыми еще дымились остатки дома. Середина его провалилась внутрь, окна зияли пустыми глазницами среди толстых обугленных стен, и лишь каменный очаг торчал посредине, похожий на великаний стул, весь в дыму. До ближайших деревьев было неблизко, но еловые ветви, что тянулись к пожарищу, растеряли свои иглы.
От дыма слезились глаза, и она наощупь, хватаясь за стволы деревьев, обошла пожарище, еще пышущее жаром, издававшее волны тепла, и села на кочку, над которой качался самодельный деревянный домик. Матиас появился рядом, с белым, непроницаемым лицом.