Дом старого барона

Радецкая Станислава

– И я...

– Что ты тут делаешь посреди ночи?

– Не знаю...

– От кого ты прячешься?

– Я не знаю...
– она (или все-таки он) говорил с ужасным невнятным крестьянским произношением, как будто рот был набит кашей.

– Да что ты вообще знаешь?
– Матильда оттолкнула крестьянку прочь.

– Я жду бабку... Она привела меня сюда и здесь оставила. Сказала, надо ждать ее, - прошептала девочка.
– Я просила ее быть здесь. Дома опасно. У людей кровь сама не своя. У тебя тоже не такая.

– Что за ерунду ты несешь?

–

Она обещала мне спеть, - девчонка неожиданно затянула тоненьким жалобным голоском колыбельную, и Матильда зашипела на нее.

– Хочешь приманить собак?
– она помолчала, прислушиваясь, но лая не было, а потом жестоко отрезала: - Твоя бабка тебя просто бросила здесь. Я слышала, крестьяне так часто делают с ненужными детьми, особенно если у них нет родителей.

– Но у меня есть и отец, и мать...
– робко возразила девчонка, но Матильда только тяжело вздохнула. Она дотронулась до коленей и зашипела.

– Дай мне что-нибудь остановить кровь, - скомандовала она.

– Нужно найти паутину...

– Так ищи! Я не могу вернуться домой в таком виде. Дед выпорет меня за то, что я ушла без спросу.

– О-о, - сочувственно вздохнула девчонка. Матильда слышала, как глупышка послушно шарит по стенам ямы, не подозревая о том, что пауки не ткут паутину на земле. Послал Господь еще одно испытание! Где-то вдалеке завыли волки, и малявка замерла на месте.

– Не бойся. Они не придут сюда. Волки не терпят запахи гари.

– Гари?

– Ну да. Они уморительно чихают, когда им в нос попадает дым. Дедушка принес мне один раз волчонка с охоты, - неожиданно сказала Матильда.
– Ведь знаешь, последнего из выводка нельзя убивать. Он меня, правда, боялся, но ел все, что я ему давала. Ненавидел железо, порох и дым.

– А что горело?
– малявка осторожно дотронулась до ее рукава в темноте.

– Да каша из печки подгорела. Или ты про сегодня спрашиваешь? Не знаю. Я пришла посмотреть, что здесь творится, и вдруг везде оказались люди, зажгли огонь, вывели собак. Я хотела убежать, но не успела...
– про испуг она промолчала, чтобы не давать крестьянской девчонке повода смеяться.

– А меня бабка Магда спрятала, - простодушно сказала та.
– Она сказала, что люди нас боятся, и мы ушли сюда. Она сделала нам лежанку и принесла немного еды от матушки. А сама пошла посмотреть, что творится в деревне.

– Ну и зря, - проворчала Матильда. Жар от погони прошел, и она вдруг поняла, что очень замерзла, когда дрожь охватила ее с ног до головы.

– Она вернется!
– убежденно сказала малявка и подала Матильде латаное покрывало. Она нырнула под него сама, и Матильда прижала ее к себе, чтобы было теплей.
– Она придет за мной и поможет тебе добраться домой.

– Пф! Я способна это сделать без всяких старух.

Девчонка ничего не ответила, и Матильда услышала тихое сопенье. В деревне залаяли собаки, и она туже закуталась в одеяло, словно хотела пропитаться чужим запахом. "Интересно, что скажет дед, если узнает, что я сижу под одним

одеялом с крестьянкой?
– подумала она, но мысли текли тягуче, как сладкий сироп, который один раз дедушка привез на какое-то Рождество.
– Это против этикета... Но пусть. Главное, не спать. Как только все утихнет, и я согреюсь... надо искать дорогу домой..."

Из-за облаков вышла луна, и в облаке света, которое появилось меж вывернутых, узловатых корней, возникла фигура, и Матильда узнала в ней деда. Она сбросила одеяло с плеч и подскочила к нему; дед грустно положил ладонь ей на голову и потрепал по волосам. Она никак не могла поймать его взгляда, но ей было рядом с ним покойно и хорошо...

Луна действительно вышла из-за облаков, но ее свет терялся в переплетении ветвей, и обе девочки крепко спали в глубокой тени холодного и мертвого дерева.

Лене проснулась от холода и оттого, что сильно хотелось есть. Она села, потянув одеяло на себя, потерла глаза кулаками и замерла: было уже совсем светло, и гомонили птицы, перебивая друг друга. Из-под одеяла донеслось недовольное ворчание, и рука ночного незнакомца ловко отобрала у Лене остатки лоскутного покрывала. Лене вздохнула, поправила платок, которым бабка Магда вчера повязала ей голову, и от нечего делать попрыгала на одной ноге, поглядывая наверх. Бабки нигде не было видно, и Лене уговаривала себя, что та просто задержалась в деревне... Или ее позвали лечить кого-нибудь. Или еще что-нибудь. Мало ли что та могла делать? Думать о вчерашних словах ей не хотелось, но они все время шли ей на ум: "она тебя бросила", и Лене всякий раз ежилась.

Вдобавок ко всем неприятностям ей захотелось писать, но она постеснялась садиться при спящем мальчишке и только потеребила одеяло, чтобы он поскорей проснулся.

– Что тебе надо?
– недовольно и невнятно спросил ночной гость, перевернувшись на другой бок, но затем вдруг замер, сел и резко скинул с головы одеяло.

– Уже день?
– спросил он изумленно.
– Мне же надо домой!..

Лене горько расстроилась, увидев его при свете солнца. В темноте она навоображала себе черти что, но это был самый обыкновенный мальчишка, не старше ее брата, в господской одежде, расшитой какими-то блестящими шнурами и с настоящими оловянными пуговицами. Волосы у него были не темные и не светлые, а так; глаза какого-то зелено-коричневого цвета, каким бывает болотный мох; и весь он был каким-то костлявым.

Без лишних слов он встал на ноги и принялся карабкаться по корням, чтобы выбраться из ямы.

– Обломится, - тихонько произнесла Лене, увидев вторым зрением, как корень выскальзывает из рук мальчишки, и точно - через мгновение мальчишка уже лежал на земле, непонимающе мотая головой.

– А ну-ка, повтори, - приказал он с угрозой. Говорил он тоже не так, как деревенские, раскатывая гласные и букву "р", так что последняя прямо походила на рычание.

– Моя бабка за мной не пришла, - доверчиво сообщила ему Лене. Мальчишка смутился.