Дом старого барона

Радецкая Станислава

Она взяла ее за плечо и тряхнула, словно девчонка так могла понять всю сложность их бытия. Лене кивнула, но взгляд ее затуманился, и про себя Магда опять взмолилась, чтобы беда миновала их дом.

И вот теперь к ним является инквизитор, у которого наверняка много верных слуг, готовых шепнуть о странном, и что может быть хуже, чем девочка, которая лечит наложением рук, внучка признанной ведьмы и дочь кузнеца, седьмая дочь, если считать и тех детей, которых пришлось похоронить ее сыну. Лене сжалась, когда Магда властно потрепала ее по голове.

– Это плохо, - повторила

она.
– Но мы с Гансом переживали и не такое. Будем жить как жили, а если мне придется отправиться на допрос, так что ж... Не в первый раз.

"Вас бы сохранить", - неслышно повисло в воздухе, и матушка опасно всхлипнула.

– Черт знает, что такое, - пробормотал дед, швырнув свой плащ в сторону, как только зашел в дом. Он был недоволен и раздосадован после обычной поездки в город и лишь кивнул Матильде, которая по обыкновению встречала его у дверей.

– Вина!
– крикнул он слуге.
– У меня пересохло в горле! Растопить очаг, подать мне мое кресло и трубку! Хотя нет, трубки не надо. Через час подай ужин.

После визита той старухи он почему-то бросил курить, и в усадьбе появились другие запахи, которых Матильда раньше не замечала: затхлости и старых вещей. У барона изменились и иные привычки: он стал вставать и ложиться в разное время и прекратил заниматься с внучкой фехтованием, оставив ей только неподвижное тряпичное чучело, на котором она должна была отрабатывать удары палкой, да полосу в зале для отработки движений. Заниматься одной было скучно, и она впервые жалела о том, что у нее не было брата или сестры.

– Я привез тебе подарок, Матильда, - заговорщически сказал старый барон, но его тон был таким отстраненным, что стало ясно, он вспомнил о подарке лишь случайно и не особо выбирал, что купить. До последнего Матильда надеялась, что он привез ей кинжал или собственную шпагу, но барон достал пухлый сверток, в котором лежало что-то мягкое.
– Можешь развернуть его.

Она быстро разорвала веревку, помогая себе зубами, и развернула плотную серую ткань. Под ней оказалось что-то блестящее, мягкое, нежно-голубое, и край шелковой ткани упал к ее ногам.

– Что это?
– спросила Матильда упавшим голосом.

– Я вспомнил, что у тебя осталось лишь одно платье и подумал, что ты уже достаточно выросла, чтобы получить новое.

– Но его все равно никто здесь не сможет сшить!
– воскликнула она и прикусила язык, чтобы не получить за дерзость.

– Я выписал и портного, которого привезут завтра. И учителя танцев, который сделает так, чтоб ты прекратила горбиться и топать, когда ходишь, - строго сказал барон.
– И еще вот. Это тоже тебе.

Матильда похолодела. Она ошиблась и приняла его тон за равнодушие, но это было не так, наоборот, дед слишком сильно задумался о ее будущем. Он вручил ей корзинку, из которой сильно пахло чем-то сладким; Матильда засунула в нее нос и немедленно расчихалась до слез.

– Но-но, не так быстро! Можешь унести ее к себе в комнату и посмотреть, что там... Ткань оставь здесь. Я пока намереваюсь отдохнуть. И, кстати, что надо сделать?

– Благодарю

вас, дедушка, - пролепетала она, обуреваемая смешанными чувствами. Барон фон Ринген строго глядел на нее, и Матильда опомнилась, что забыла сделать книксен, которому он безуспешно учил ее в последние дни. Она приподняла пальцами уголки воображаемого платья и присела. Дед довольно кивнул, погладил ее по голове и сел перед очагом в скрипнувшее кресло.

В корзинке лежали две коробочки (одна маленькая и одна большая) и стеклянный флакончик, перевязанный шелковой лентой. Матильда поглядела на него с подозрением, принюхиваясь к резкому цветочному запаху, который он источал, и взялась открывать коробки. С первой она промучилась минут пять, пока случайно не нажала на что-то сбоку, и крышка легко упала ей на колени, испачкав бриджи чем-то белым. В жестянке лежала белая мазь, и Матильда сначала понюхала ее, а потом попробовала на вкус и долго отплевывалась от отвратительного металлического привкуса на языке. Во второй коробочке оказались краски всех оттенков красного и целый набор кистей, мягких, как беличья шкурка. Матильда пощекотала себе руку одной из них, но так и не поняла зачем дед купил их, поэтому отложила в сторону.

Флакончик она крутила дольше всего, стараясь понять, что в нем. Когда ей удалось отвинтить пробку, часть дурнопахнущей воды вылилась ей на рубашку, и она расчихалась и чихала так долго и так громко, что снизу к ней поднялся барон.

– Рассматриваешь подарки?
– добродушно осведомился он, отхлебывая из старого кубка, словно не видел беспорядка вокруг Матильды.

– Да, дедушка, - она вытерла нос ладонью, и барон фон Ринген нахмурился.
– Только понять не могу, зачем это. Вы хотите, чтобы я занималась... живописью?

Дед засмеялся, неожиданно помолодев лет на десять, и Матильда почувствовала себя уязвленной и глупенькой.

– Подумать только, - сказал он, когда отсмеялся, - ты так искренна и наивна, что я даже горжусь твоим воспитанием. Нет, это не для того, чтобы мазать картины, девочка моя. Люди красят этим лицо.

– Лицо-о-о?
– она так удивилась, что чуть было опять не опрокинула флакон.
– Зачем?!

– Ну, моя дорогая, это очень просто. Краска сглаживает кожу... Но, чтобы не быть похожей на мертвеца, тебе нужно подкрасить алым здесь и здесь, - он показал на свои щеки и губы.
– Я думал использовать это сам, но тебе это нужней.

Матильда неуверенно дотронулась до маленьких шрамиков на щеке.

– Я не представляю вас с этим на лице.

– По правде, мне надо было купить еще и парик для себя, из тех, что сейчас носят...Такие кудрявые, до середины спины, - с каждым словом барона Матильде казалось, что дед сошел с ума.
– Нас, знать, судят по лицу и одежде.

– Но кто нас будет судить в лесу, дедушка?

Барон сморщился.

– Твои вопросы...
– с неодобрением проворчал он и вздохнул, прежде чем неуверенно сказать ей следующее: - Видишь ли, мое сокровище, нам стоит в скором времени ждать гостей. И ты должна выглядеть, как обычная милая девочка, послушная и набожная, понимаешь?