Дом там, где твое сердце
Шрифт:
– Ты тоже сядешь на лошадь? – Элиза послушно выполнила его команду.
Марис помог ей покинуть столовую через окно – дверь открывалась в глубину дома, и выход через неё отнял бы пять или десять минут драгоценного времени. А также предоставил бы Элизе замечательную возможность спрятаться у себя в комнате, избегая урока верховой езды.
Спускаясь с галереи по лестнице, девушка отчаянно зевала.
– Может быть, позже, а? – стенала она.
Омар Лалие был неумолим.
– Нет, не может. Позднее двор понадобится прислуге для выполнения домашних работ. Люди будут бегать и мешаться. А ехать с
– Хочешь сказать, что я вообще ни на что не гожусь? Хочешь, да?! – Элиза вырвала у него свою руку и побежала к распахнутым дверям конюшни.
– Эй, Лиз, поаккуратнее там! Ты меня слышишь?
Сделав один-единственный шаг в глубь конюшни, Элиза остановилась. Как обычно, её моментально начало тошнить от страха и запахов.
– Ты их боишься! – догадался Марис по выражению её лица. Сам он выглядел счастливым и довольным, и даже нисколько не запыхался. – Боишься этих маленьких милых лошадок!
– Да уж, – язвительным, хотя и дрожащим голосом отозвалась Лиз, – и милые, и маленькие…
Но прогресс, тем не менее, был. Они занимались каждое утро в течение двух недель. Когда Марис увидел, что Элиза уже освоилась на лошади, а смирная серая лошадка, чья любовь ежеутренне подпитывалась яблоками и морковью из рук Лиз, не сопротивляется её иногда противоречивым командам, он перестал ходить по двору пешком и тоже сел на лошадь. Его конь был сильнее и агрессивнее, открыто проявлял симпатию к кобылке Лиз, у которой вскоре должна была начаться течка, и поэтому управлять им было непросто.
В это утро Малик опять укусил Дирху за ляжку, слегка сжав зубы. По счастью, Элиза не успела сесть в седло, зато нелегко пришлось самому Марису, когда он пытался усмирить разыгравшегося претендента.
– С завтрашнего дня нам придётся прервать занятия. Я 6ы сменил лошадь для одного из нас, но ты не справишься с жеребцом, а я не привык ездить на кобылах.
– Не понимаю, что случилось, – Элиза тревожным взглядом наблюдала за поведением своей любимицы и рыжеватого Малика. – Они ведь так дружили…
Марис громко захохотал, запрокинув голову и напугав лошадей снова.
– Не понимаешь? – губы его подёргивались в улыбке, когда тыльной стороной ладони он вытирал слёзы с глаз.
Лиз растерянно пожала плечами.
– О, Аллах! – Марис слегка задыхался. – С беднягой Маликом происходит то же самое, что и со мной, когда я подхожу к тебе слишком близко, глупышка. Я тоже порой готов рыть копытами землю и выпускать из ноздрей огонь.
– Это лишь доказывает твою ненормальность, – Лиз покраснела и нахмурилась, но Марис подозревал, что она так ничего и не поняла.
– Ладно, поехали, – взяв за повод, он подвел Дирху к большому камню, с которого обычно садилась Элиза. Малик потянулся за подругой вслед, но он был привязан к забору, и далеко не ушёл.
– Сегодня мы поедем покататься, – Марис открыл ворота и медленно направился к своему коню.
Это была возможность обрести свободу. Свободу от мыслей, хочет она или не хочет искушения и ласк, сражаться год с этим человеком или остаться с ним навсегда. Элиза ударила Дирху по бокам обеими ногами.
– Давай, моя девочка! –
Поняв, чего от неё хотят, Дирха дала. Миновав раскрытые ворота, она сразу взяла в галоп. Крик Мариса позади растаял в свисте ветра в ушах Элизы. И она, и Дирха под нею обе бежали от ненавистной тирании мужчин, и вкладывали в эту попытку все силы.
Омар Лалие не без восхищения проводил глазами тоненькую фигурку, прижавшуюся почти горизонтально к серой гриве кобылы. Он не любил смирения в женщинах, оно означало или зреющий бунт, или тупость и апатию. Он даст ей фору в пять минут. Пусть Лиз покажется, что она свободна.
Рука Мариса погладила жёсткую, выцветшую на солнце гриву Малика. Жеребец волновался.
– Что, малыш, ты тоже неравнодушен к одной из этих красоток? – пробормотал Марис.
Малик поднял голову, прислушиваясь к звукам его голоса, и тихонько заржал.
– Ничего, – всадник ухмыльнулся, – девчонки будут нашими. Пошёл! – он сильно хлопнул рукой по боку Малика, и, выкатив глаза, жеребец помчался быстрее ветра.
Всё-таки навыков верховой езды у Элизы Линтрем было прискорбно мало. Ее двухнедельный опыт не подсказал, как быстро от мерных толчков онемеет место, соприкасающееся с седлом, и заболит спина. Да так, что слёзы наворачивались на глаза. Элиза давно уже полностью доверилась Дирхе, совершенно не различая дороги, и больше всего на свете боялась обернуться и увидеть догоняющего её Мариса. Тогда она точно упадёт с седла, и больше уже никакой чудо-лекарь не соберёт вместе её косточки.
Этого же опасался и Марис, с каждой секундой нагонявший беглянку, видя, как отчаянно цепляются её руки за гриву лошади. Поводья давно были ею упущены и волочились по земле. Если Дирха наступит на них мелькающими копытами, упадут они обе. И неизвестно, кто ещё останется жив после этого. У него есть в запасе один приём… Марис поднёс пальцы ко рту, но тут же опустил руку, благодаря Аллаха, что не успел свистнуть. Услышав заложенный в подсознание сигнал, Дирха-то, конечно, остановится. А Элиза перелетит через её голову и продолжит путь туда, куда повлекут её всемирные законы инерции. Риск сломать шею слишком велик при такого рода полётах.
И вместо прежнего решения Марис слегка потрепал своего жеребца по шее:
– А знаешь что, малыш? Тебе ведь нравится Дирха, правда? Ты 6ы позвал свою красавицу – и понежнее…
Марис был уверен, что конь понял его. Малик слегка повернул голову к руке хозяина. И издал такой печальный звук, которому позавидовали 6ы многие трубадуры. В его ржании была и страсть, и одиночество, и соблазнительный призыв.
Дирха сбавила темп. Она уже позабыла об опасности, оставшейся позади, и сильно устала, а всадница, вяло покачивающаяся на спине, не подавала никаких сигналов. Элиза даже не поняла, что они останавливаются. В её памяти она снова оказалась в том летнем дне, когда деревенские мальчишки с хохотом усадили её на огромную старую лошадь и напугали несчастное животное так, что оно помчалось через всю деревню, не замечая ничего вокруг себя. Маленькая Лиз приземлилась в наполненной сточной водой канаве и только благодаря этому не погибла. В тот день она навсегда невзлюбила лошадей, хотя следовало, наоборот, возненавидеть мальчишек.