Дом тихой смерти (сборник)
Шрифт:
В районном отделении милиции, которое размещалось в здании рядом с огромным парком, он спросил, может ли видеть поручика Вятера.
— Комната двадцать шесть, второй этаж, — направил его дежурный.
Поручик удивился, увидев у себя Бакса, так как до сих пор тот в отделении милиции не появлялся.
— Ну, как идет учение? — поинтересовался Аристотель.
Офицер вынул из ящика стола учебник игры в шахматы.
— Мы занимаемся вместе с сыном, — сказал он. — Мальчишка пока играет лучше меня, так как научился
— Не иначе как на занятиях физкультурой. И что, он вас обыгрывает?
— Что поделаешь, теперь молодежь пошла умная.
— Ну что ж, продолжайте заниматься. Перед отъездом из Свиноустья я сыграю с вами партию, хорошо?
— Охотно. Чем могу служить? Хотите еще раз просмотреть материалы дела?
— Нет. Вам что-нибудь известно о шкатулке с драгоценностями, принадлежавшей Рожновской? В материалах дела о ней нет ни строчки.
— Первый раз слышу.
— Вот именно. Ну ладно. Где шарфик, которым задушили Рожновскую?
— Он здесь, в сейфе. Вы ведь знаете, мы его отправляли в Варшаву, в криминалистическую лабораторию, чтобы проверить, не осталось ли на нем каких-либо следов.
— Да, знаю. Дайте мне шарф, я его возьму с собой.
Шарф представлял собой узкий кусок мягкой шелковой материи длиной около восьмидесяти сантиметров. По зеленовато-белому полю были разбросаны коричневые листья и какие-то ярко-желтые черточки.
— Его стирали?
— Нет.
— Жаль, нельзя повязать. — Детектив сложил шарф и спрятал его в карман блузы — самого своего любимого одеяния. Попрощавшись с офицером, он покинул здание отделения милиции.
Выйдя на улицу, он обнаружил, что забыл зонтик в кабинете поручика. Возвращаться не хотелось, поэтому он прикрылся от дождя своей универсальной блузой и, пробежав сначала по улице Падеревского, потом Героев Сталинграда, добрался до почты. Здесь было столпотворение. Поскольку погода стояла плохая, курортники толпами валили на почту, чтобы написать и отправить письмо, бандероль, позвонить — дела, откладываемые вот на такие дождливые дни.
Более двадцати минут пришлось прождать Арту, пока ему дали по срочному вызову разговор со Щецином.
— Шиманский у телефона.
— Привет, старик, как с интересующими меня материалами?
— Привет. Пока нет, жду со дня на день.
— А почему ты так кричишь, Павел?
— Потому что плохо тебя слышу.
— Значит, кричать надо мне, но я не могу, говорю с почтамта.
— Но ты ведь в кабинке? Так кричи, а то я совсем не услышу. Арт, я звонил к тебе в «Альбатрос», сказал, что приятель из университета, так мне сообщили, будто ты поехал на морскую прогулку. Это что, правда? Или твои штучки?
— Штучки. Вернее, одна штучка. Я подстроил ее журналисту, знаешь, Милевскому, действительно отправляюсь на морскую прогулку. И знаешь, с кем? С Боженой Чедо.
— Когда мне это сказали в пансионате, я
— А ты откуда знаешь, какая тут погода?
— А она всегда такая же, как и в Щецине, если не хуже, это давно известно. У меня неприятные новости, Арт.
— Ты женишься?
— Пошел к черту, лучше о себе подумай. Рожновский… сбежал!
— То есть как сбежал?
— Вчера по подложному паспорту выехал на пароме а Истадт.
— Намыль шею тому, кто обязан следить за ним. Послушай, Павел, собери как можно больше информации о Рожновском — срочно: в первую очередь его знакомства в Швеции.
— Мы уже занимаемся этим. Как шахматы?
— Сегодня начинается турнир.
— А ты не играешь?
— Нет, во всяком случае, в турнире. Да, облапошил нас Рожновский.
— Наверняка у этого негодяя что-то было на совести. Очень неприятно, старик, что так получилось…
— Так напейся с горя. Ну прощай, я спешу.
Божена Чедо в непромокаемом плаще с капюшоном ожидала Бакса на причале.
— Вы совсем промокли, пошли скорей.
Быстро пробежав по сходням на небольшой пароходик, они прошли через салон со столиками и мягкими диванчиками, затем через расположенное под ним большое помещение для пассажиров и оказались в небольшом уютном буфете. Здесь они и решили остаться, заняв один из пяти столиков.
— Немного любителей выходить в море в такую погоду, — заметила, осмотревшись, студентка. Одета она была по-спортивному — брюки и яркий свитер.
— Вот и хорошо, я не люблю толпы, особенно на море. Что будем пить?
— Я вино.
— Не держим, — заявил бармен, появившись в дверях крошечного помещения, служащего одновременно кухней и складом. — Располагаем коньяком, виньяком и пивом. Из горячих блюд — сосиски и чай, отнюдь.
Детектив окинул бармена внимательным взглядом, уж очень его речь походила на речь владельца пансионата «Альбатрос», особенно это «отнюдь» и «располагаем». Может, родственники? Не похоже. Бармен был высоким полным блондином.
— Может быть, вы согласитесь на коньяк, Божена?
— Не люблю я его.
— «Плиска», лучший коньяк, отнюдь, — встрял бармен.
— Лучший-то он у вас, отнюдь, а вообще «Плиска» один из самых плохих коньяков. А советских коньяков у вас нет? Армянский или грузинский?
— Поищем. Два больших?
— Большой и маленький, шеф.
Молодые люди сидели молча. Девушка смотрела на Арта с любопытством и даже с некоторым уважением — результат информации, полученной от Милевского. «А он симпатичный, — думала она. — Худощавое лицо, мокрые космы волос. Оригинальная внешность. Значит, вот так выглядит знаменитый польский сыщик? Януш сказал, что его знают во всем мире. В это уж позвольте не поверить, но, в общем, симпатичный».