Дом тихой смерти (сборник)
Шрифт:
Боровский первым пришел в себя.
— Прошу ничего не трогать! Сейчас я вызову милицию.
Они вышли из комнаты один за другим. В коридоре сидела на стуле бледная заплаканная горничная, вокруг нее столпились все женщины: Божена, жена художника и госпожа Свенсон, которая, наклонившись над Розочкой, вытирала ей лицо мокрым полотенцем.
Все собрались в холле, туда же пришел и Боровский.
— Я позвонил в милицию, они сейчас приедут. Что за несчастье — схватился он за голову. Не в силах стоять на
Приехавшая опергруппа состояла из четырех человек: поручик Вятер, некто в штатском — наверное прокурор, милицейский сержант и фотограф. Пока Боровский вел их по коридору в комнату убитой, Бакс успел шепнуть поручику:
— Делом занимайтесь сами. Меня тут нет.
Приехала машина «скорой помощи», врач с санитаром занялись осмотром погибшей. Врач констатировал смерть от удушения. Сержант с фотографом снимали отпечатки пальцев, щелкала фотокамера. Прокурор вернулся в холл, за ним следовал поручик.
— Ну что ж, пан Боровский, — сказал прокурор (как видно, он знал хозяина пансионата). — Опять у вас неприятности. Приготовьте книгу прописки «Альбатроса» и документы погибшей. Все ли жильцы пансионата присутствуют здесь?
— Да.
— Придется нам их допросить.
— У нас в восемь завтрак.
— Так давайте сразу после завтрака. Кто первым обнаружил пани Решель?
— Розочка, панна Роза, горничная, она своим криком всех нас разбудила… Открыв дверь, она увидела… и потеряла сознание.
— А кто первым вошел в комнату?
— Вот он, — Боровский указал на Бакса.
Прокурор окинул оценивающим взглядом высокую фигуру Бакса. В его глазах отразилось недоумение, он даже хотел что-то сказать, но раздумал, отвернулся и направился в кабинет хозяина «Альбатроса». За ним поспешили Боровский и офицер милиции.
Завтрак прошел в молчании, большинство вообще не могло есть. После завтрака Бакс встал и отошел к окну. Тут же рядом с ним оказался журналист.
— Они что, не знают, кто вы? — спросил он, имея в виду прокурора и милиционеров.
— Я не мешаю им, они не мешают мне. А, кроме того, они не имеют ни малейшего представления о… шахматах.
— Так же, как и пани Решель. — В голосе журналиста прозвучала нескрываемая ирония. — Приходится признать, что этот ход сделал ваш противник.
— Это позиционная игра, пан редактор.
— По лицу прокурора было видно, что он намерен зачислить вас в число подозреваемых первым.
— Уж никак не первым, по крайней мере вторым. Первым будет пан Полтыка.
Быстро обернувшись и оглядев присутствующих в столовой, журналист щелкнул пальцами.
— Вы правы, черт побери! И в самом деле, нет нашего доктора! Вот это штука! А, может, он просто-напросто спит?
— Да такой шум разбудит и мерт… — Бакс прикусил язык. — Его нет в доме, увы, а поскольку убийство вернее всего совершено
— У меня алиби есть, я спокойно спал в своей комнате, а здесь, у моря, у меня очень крепкий сон.
— У вас точно такое же алиби, как и у всех остальных, а значит, это не алиби. Разве что Свенсоны могут говорить об алиби, ведь их трое, да и то мальчишка уж больно подозрителен…
— В какой-то книге о вас, пан Бакс, я прочитал, что, когда дело не ладится, вас так и тянет острить, причем шуточки все больше мрачные.
— Наверное, так оно и есть.
Появился Боровский, он уже пришел в себя выглядел почти спокойным.
— Господа, прокурор просил всех ненадолго задержаться, он хотел бы с каждым поговорить. Не волнуйтесь, это не будет официальный допрос, а так сказать, беседа. — Боровский изо всех сил старался снять напряжение. — Сейчас я велю принести кофе и коньяк. А прокурор просит пройти к нему вас, пан Ковальский.
Детектив вошел в кабинет и смирно уселся на предложенном ему стуле у стола. Первый раз в жизни ему предстояло разговаривать с прокурором в качестве подозреваемого.
— Вот смотрю я на вас и никак не пойму, — начал прокурор. Знакомы мы с вами что ли? Или просто раньше встречались?
— Что-то не припоминаю.
— Неужели я ошибаюсь? — Прокурор наморщил лоб, его реденькие бровки сошлись на переносице. — У меня хорошая зрительная память. Вам не доводилось сидеть в тюрьме? — Он заглянул в лежащую перед ним регистрационную книгу «Альбатроса». — Может быть, в Варшаве? Какое-то время мне пришлось работать в столичной прокуратуре.
«Чтоб ты лопнул со своей отличной зрительной памятью», — злился про себя Аристотель. Поскольку в свое время Бакс вел семинар для сотрудников уголовного розыска Варшавы, он боялся, что прокурор может его узнать, так как на его занятии приходили и работники прокуратуры.
— Ну ладно, это не имеет значения, — отказался прокурор от попытки вспомнить, откуда ему знакомо лицо Бакса. — Перейдем к делу. Вы первым вошли в комнату погибшей?
— Этого я не знаю. В комнату пани Решель я вошел в шесть часов двадцать минут.
— С часами в руке?
— На руке.
— Гм… Трудно предположить, что кто-нибудь был там до вас.
— Предположить? Да наверняка был!
— Кто же?
— Убийца!
— Потрясающе! — иронически усмехнулся суровый служитель Фемиды, но тут же согнал с лица улыбку. — У вас есть алиби?
— Какое именно?
— На сегодняшнюю ночь.
— Я спал в своей комнате.
— То-то и оно! Значит, нет алиби?
— Если бы я знал, что эта бедная женщина будет убита, я обязательно пригласил бы кого-нибудь к себе на эту ночь, например, красивую девушку. Хотя вы бы все равно мне не поверили.