Дом в глухом лесу (Северные огни - 2)

Барлоу Джеффри

–  Боюсь, не мне, бедному провинциальному священнику, оправдывать действия или бездействие Всемогущего, мистер Тренч, - отозвался викарий, возвращаясь к доводам сквайра и одновременно тасуя карты и сдавая по двенадцать себе и Марку. Оставшиеся восемь он разложил рубашкой вверх, как банк.
– Есть вопросы, на которые Провидение в этой жизни однозначного ответа нам не дает.

–  Ну вот, вы опять пытаетесь вывернуться! Все священники, в провинции или где угодно, одним миром мазаны. Увязли в своих доктринах, точно крапивники в птичьем клею, а как только доходит до дела, вы совершенно не в состоянии ничего объяснить и прибегаете к банальностям этой

вашей благочестивой чепухи - дескать, все это слишком велико и непостижимо для невежественных смертных. Но хоть какой-то смысл во всем этом быть должен даже в глазах смертных? Разве не логично?
– Эту речь сквайр произнес весьма рассеянно, с головой уйдя в изучение карт. И в результате заменил три.

–  А чего вы от меня ждете, мистер Тренч?
– отпарировал викарий, в свою очередь заменяя карты.
– По-вашему, я обладаю какими-то особыми познаниями в том, что касается Господнего замысла? У меня, по-вашему, свои связи в Небесной канцелярии?

–  А жду я, чтобы вы, священники, честно и откровенно признали: вы сами понятия не имеете о том, о чем беретесь рассуждать. Объявите об этом с кафедры во время службы одним ясным субботним утром, и, ставлю пятьдесят гиней, паства зааплодирует вам так - те из прихожан, что в здравом уме, по крайней мере, - как еще ни одному пастырю Святой Люсии испокон веков не аплодировали, да оно и неудивительно.

Викарий совсем смешался: как отвечать мистеру Марку Тренчу (иначе нежели в духе христианского милосердия), он никогда не знал, во всяком случае, лицом к лицу, - и в отчаянии прибег к доброй старой аксиоме, подсказывающей: не знаете, что сказать, так лучше промолчите. Притом ведь мистер Тренч - его благодетель, благодетель его возлюбленной супруги и всего прихода; как же можно его огорчать! К сожалению, подумав о том, что не стоит выводить из равновесия сквайра, викарий тут же вспомнил про происшествие в Вороньем Крае: про потерявшую равновесие и опрокинувшуюся карету и ужасную судьбу маленьких детишек и прочих пассажиров. Невзирая на внешнее спокойствие, вопросы, заданные сквайром, растревожили ему душу; подобные щекотливые моменты веры, явно противоречащие элементарным приличиям и здравому смыслу, частенько его донимали, хотя вслух он об этом почти не заговаривал. Так что священник невозмутимо подставил вторую щеку, так сказать, и подсчитал карты. Лицо его медленно озарилось улыбкой в преддверии нежданного выигрыша.

–  Что у вас, мистер Тренч?

–  Шесть бубен, пятьдесят восемь. Улыбка самую малость померкла.

–  Ах да, конечно же, этого и следовало ожидать. А у меня только пять пик, сорок семь, как сами вы видите. Как насчет одномастных по старшинству?

–  Пять бубен, сорок семь.

–  А! Понятно. Что ж, отличные карты. У меня только три трефы, на двадцать четыре очка.

–  Не повезло вам, викарий, - посетовал сквайр, чопорно затягиваясь сигарой.

Однако же преподобный джентльмен вместе со своей улыбкой так легко не сдавались.

–  Комбинация, мистер Тренч?

–  Три валета, тридцать.

Викарий торжествующе выложил карты на стол.

–  Боюсь, маловато будет. Четыре короля, сорок. И четверка - quatorze* [Четырнадцать (фр.).], - мистер Тренч!

–  Браво, викарий, что называется, повезло вам! Тем не менее у меня очков в два раза больше. Но не тревожьтесь, какие ваши годы!

Некоторое время эта несочетаемая пара играла молча; впрочем, тишину соблюдали только они двое, в то время как над многолюдной компанией посетителей стоял гул

голосов, то и дело прерываемый веселой шуточкой мистера Айвза или ехидным замечанием Оливера. Но вот сквайр вновь принялся вопрошать собеседника о метафизических материях.

–  Викарий, а вы никогда не замечали, сколь многие блестящие гении в истории мира - наши великие умы от искусства, литературы, музыки, естествознания и математики, ну и тому подобное - в личной жизни были сущими чудовищами?

–  Безусловно, случалось и такое; мне и самому приходилось читать о подобных вещах. Да, в некоторой степени я с вами согласен, - произнес викарий, потирая подбородок.

–  Этот вопрос вечно ставит меня в тупик. Гиганты творческой мысли, люди недюжинных талантов - и при этом сущие чудовища, способные черт-те что натворить из чистого эгоизма и потворства собственным прихотям. Любопытно, викарий, а нельзя ли из этого сделать определенные выводы о Всевышнем Творце? Вам не кажется, что Всемогущий в личной жизни тоже может оказаться сущим чудищем? Божество - безусловно, но по сути - демон, затаившийся во тьме бес? А что, вот вам отличное объяснение для эпизода с перевернувшейся каретой!

Викарий протестующе передернулся. Как прикажете отвечать на этот вызов из уст сквайра, на эту очередную перчатку, брошенную к его клерикальным ногам?

–  Марк, смилуйся, ты бедного мистера Скаттергуда совсем смутил, промолвил Оливер. Он знал, как любит его друг задирать и поддразнивать достойного священника в интеллектуальных поединках такого рода, но право же - всему есть пределы!
– В опровержение твоих слов позволь мне, Марк, сослаться на нашего родного Шекспира, человека смиренного и кроткого. Вот уж никакое не чудовище, будь то в личной жизни или в общественной, если верить современникам!

–  И все-таки как же насчет пассажиров той злосчастной кареты на горной дороге, что рухнули с обрыва и утонули в море?
– нимало не смутившись, настаивал сквайр.
– Не самая приятная смерть, согласитесь, хотя и довольно быстрая.

–  И как насчет той девушки, что утонула в Одиноком озере?
– вопросила Черри Айвз, как раз случившаяся поблизости.
– Как насчет той деревенской простушки, что утопилась из-за любви к молодому джентльмену, некоему Чарльзу Кэмплемэну?

–  Это еще что такое?
– насторожил уши Оливер.
– К мистеру Чарльзу Кэмплемэну из Скайлингден-холла?

Мистер Ним Айвз беспокойно забегал глазами туда-сюда; те, кто стоял рядом и слышал слова Черри, последовали его примеру. Старики, старожилы деревни, встревоженно переглянулись; особенно же запаниковал трактирщик, до сих пор понятия не имевший, что его дочери эта история отлично известна. Он нахмурился, суетливо расправил фартук.

–  А я ведь про нее напрочь позабыл, - лениво протянул сквайр.
– В ту пору я совсем мальчишкой был, Нолл, почти ничего и не помню, кроме того, что скандал вышел жуткий. Вы, конечно же, имеете в виду тот случай самоубийства, когда тело так и не нашли?

–  Именно, - кивнула Черри.

–  Удивляюсь я, что ты об этом знаешь, Черри, милочка, - промолвил мистер Айвз, и в голосе его отчетливо прозвучали непривычные предостерегающие интонации.
– По правде говоря, для местных жителей воспоминания эти - не из приятных. Скверное было времечко. Да, сэры, скверное, полагаю, тут мне никто не возразит. Вот уж более двух десятков лет речей о нем не вели и к нему не возвращались.

–  Оно и к лучшему, Ним Айвз, - возвестил один из седовласых старожилов.