Дом в небе
Шрифт:
Глава 30. Побег
Неужели и впрямь нет никакого выхода? Не может быть. В январе мы заговорили о побеге. Однажды Найджел сообщил мне, что он обследовал окно в туалете и пришел к выводу, что через него мы могли бы убежать.
Я тоже часто засматривалась на это окно, но никаких шансов на побег, по моему мнению, оно не давало. Это было даже не окно, а кирпичная стенка с широкими просветами для вентиляции, находившаяся в нише футах в восьми от пола. Внизу был бетонный подоконник. Мало того что кирпичи были зацементированы, сверху имелась решетка из пяти горизонтальных металлических прутьев, крепко державшаяся в стене.
– Ты с ума сошел? – сказала я Найджелу. – Как мы выберемся?
– А ты посмотри внимательно, – ответил он, – цемент между кирпичами
– Да, но решетка, прутья…
– Думаю, их тоже можно выломать. Наверное…
Меня мучили сомнения. Идея была совершенно безумна по многим причинам, и прежде всего потому, что если наши тюремщики застукают нас за подготовкой к побегу, то страшно даже представить, что они с нами сделают. Во-вторых, куда мы побежим? Когда меня вывозили в пустыню, я видела, какова вокруг обстановка – песок, костры, подростки с оружием. Побег совсем не означает, что мы окажемся в большей безопасности, чем сейчас. Ну и в-третьих, нельзя забывать о других невольниках, о троих сомалийцах – Абди, Марвали и Махаде. Что будет с ними, если мы устроим побег? Их, без всякого сомнения, убьют. А о совместном бегстве впятером не стоит даже и мечтать.
Я плохо знала этих людей, но чувствовала с ними почти родственную связь, ведь это по нашей вине они угодили в застенок. Всякий раз, проходя по коридору, я смотрела в сторону их комнаты, где рядком стояла обувь – две пары сандалий и пара походных ботинок, принадлежащих Абди. Иногда мне удавалось увидеть, как кто-то из них сидит и читает Коран или штопает одежду. Мои скромные сведения о них происходили от этих случайных взглядов и звуков в доме, а также от краткого знакомства незадолго до похищения. Абди был серьезный семейный человек. Марвали, водитель из отеля «Шамо», казался мне более легкомысленным. Я с признательностью слушала его смех, порой раздававшийся из коридора. Он смеялся вопреки всему. Махад, начальник охраны лагеря, который мы собирались посетить в тот злополучный день, был очень религиозен. Чуть ли не целыми днями он громко читал Коран.
Подходил к концу четвертый месяц нашей неволи. Главным источником сведений о наших похитителях и о наших родных дома оставался Джамал.
– Есть новости? – спросила я его однажды утром.
– Нет новостей, – покачал головой Джамал и со вздохом прибавил: – Иншалла, все скоро закончится.
Когда я поинтересовалась, почему к ним не едет начальство, Джамал поджал губы с выражением душевной муки на лице и ответил:
– Не знаю.
Выходило, что главари не появляются уже месяц. Лишь благодаря Джамалу, который всегда был рад поболтать с нами по-английски, мы знали, что мальчики тоже в некоторой степени ощущают себя заложниками, живя здесь под пятой капитана Скидса и по воле невидимого начальства. Джамал жаловался, что их плохо кормят. Яхья-младший, парень лет восемнадцати, недавно пропустил рождение своего первого ребенка, потому что Скидс не позволил ему отлучиться домой, хотя и обещал. Джамал тоже просился в отпуск, чтобы жениться на Хамди, но получил отказ. Скидс сказал, что, пока они не получат выкуп, то есть до завершения «программы», как у них это называлось, никто никуда не поедет.
Мы все, каждая живая душа в доме, хотели, чтобы все быстрее закончилось. Я засыпала и просыпалась со словом «скоро» на устах, будто это слово – если повторять его почаще – избавит нас от необходимости разбирать кирпичную кладку в туалете.
Однажды, по дороге в душ, я увидела, что обувь, стоявшая у двери сомалийцев, исчезла. Это случилось четырнадцатого января, в среду. Из их комнаты не раздавалось ни звука. Их явно куда-то перевезли. Надежды на то, что их освободили, не было никакой – бандиты не стали бы отпускать свидетелей похищения. Позже я осмелилась спросить у Абдуллы, куда подевались наши сомалийские коллеги. Его ответ был весьма красноречив – он поднял вверх палец и с большим удовольствием провел им себе по шее. Я невольно вспомнила пустыню, одинокую акацию под луной. Неужели среди ночи приезжали главари и забрали их с собой? Но почему я ничего не слышала? Может быть, Абдулла меня обманывает? Когда мы с Найджелом обсуждали это через окно, он сказал, что тоже интересовался судьбой сомалийцев. И если Джамал не дал прямого
Сомнений не оставалось – их убили, и в этом была наша вина. Незадолго до похищения Абди с гордостью демонстрировал мне фотографии своих детей – двоих улыбающихся мальчиков и девочки в школьной форме, которые теперь благодаря мне осиротели. Исчезновение Абди и других дало нам понять одну важную вещь: деньги на наше содержание заканчиваются, и бандиты готовы идти на крайние меры. Если дошло до того, что они убили троих мусульман, своих братьев-единоверцев, то за нами дело не станет. Все вопросы отпали. Мы должны бежать.
Окно в туалете было расположено очень высоко. Дабы оценить его перспективы, надо было встать на унитаз, схватиться за подоконник и подтянуться – будто вылезая из бассейна. Поскольку подоконник был слишком для меня узок, пришлось лечь на живот, опираясь на локти и свесив ноги вниз. Зато я сразу убедилась в правоте Найджела: кирпичная кладка, закрывающая просвет окна, держится некрепко. Стоило колупнуть раствор между кирпичей, и он струился вниз ручейками белой пыли, особенно если использовать что-то острое – вроде маникюрных ножниц, которые были у меня с собой. Этот цемент и вправду, как говорил Найджел, легко крошился. Другое дело – металлические прутья, закрывающие кирпичи. Казалось, они надежно укреплены в стенах. Хотя один прут Найджелу уже удалось расшатать, и он уверял, что постепенно расшатает и вытащит все пять.
Чувствуя большой прилив душевных сил, я спрыгнула на пол, вся в белой цементной пыли и паутине, и поспешила обратно в комнату. Впервые за несколько месяцев я позабыла об опасности, голоде, тревогах, поглощенная идеей сделать большую дыру и выбраться наружу.
Мы с Найджелом принялись за обсуждение плана. Какое время суток выбрать для побега? Что взять с собой? В каком направлении двигаться? У кого искать помощи и что говорить? Мы спорили, лучше ли бежать ночью, когда почти все бандиты спят и меньше шансов, что поднимется шум на улице, либо днем, когда, наоборот, легче привлечь к себе внимание местных жителей и властей – если они тут есть, конечно. Но, так или иначе, нам придется попросить у кого-то из местных телефон, чтобы позвонить если не в Канаду или Австралию, то хотя бы в Могадишо Аджусу. Я хранила клочок бумаги с его номером, как и с номером директора местного филиала Всемирной продовольственной программы.
Прежде всего было необходимо как можно скорее мимикрировать под местных, чтобы наши преследователи потеряли след. Допустим, я, в абайе и хиджабе, выглядела как любая другая женщина на улице, но спрятать белую кожу Найджела было не так-то просто. Мы даже думали, не переодеться ли ему женщиной, но вся моя одежда доходила ему максимум до середины икры. Кроме того, подобный маскарад мог потом выйти нам боком. Любой из вариантов неизменно заводил нас в тупик. Каждая идея была большой авантюрой.
Мы провели много часов, обсуждая план, и по очереди бегали в туалет с ножницами, где ковыряли кирпичную кладку, – занятие не более благодарное, чем хирургия или старательство. Иногда, в те пять – десять минут, что я могла находиться в туалете, не возбуждая подозрений тюремщиков, мне удавалось добыть только песок, а порой и целый большой кусок цемента. Перед тем как выйти в коридор, я должна была тщательно удалить с одежды все следы белой цементной пыли.
Сидя взаперти, я страшно сдала физически. Ходьба помогала кое-как поддерживать в форме мышцы ног, но мышцы на руках стали вялыми и дряблыми. На второй день я, как ни старалась, не смогла подтянуться на подоконник, а Найджел находился в лучшем положении, чем я, и мог наведываться в туалет незаметно для наших тюремщиков. В это время я следила за ними в замочную скважину, готовая в случае чего отвлечь на себя их внимание. Используя список медицинских фраз, я составила записку и спрятала ее в карман джинсов, которые собиралась надеть под абайю. Там были такие слова: «Пожалуйста, помогите. Я мусульманка. Не бойтесь». Я твердила их снова и снова: Фадлан и каави. Вааа ислаан. Ха бакуин. На втором клочке бумаги я написала телефоны знакомых сомалийцев и тоже спрятала в карман.