Дом в небе
Шрифт:
Каждый раз, заходя в туалет, я проверяла, насколько продвинулась работа Найджела. Несмотря на то что он очень старался прятать следы, не заметить повреждений было нельзя. Раскрошив цемент, он временно ставил кирпичи обратно, но на подоконнике оставались горки песка и обломков. Правда, мальчики заглядывали в туалет не чаще двух раз в неделю, чтобы наполнить большое ведро с водой, но все-таки риск был велик. После исчезновения Абди и других сомалийцев я от стресса практически не могла есть, ну а теперь желудок и вовсе не принимал ни крошки.
На третий день Найджел сообщил, что кладка полностью разобрана
Мы надеялись, что темнота поможет нам скрыться. Решено было, что Найджел закроет голову и лицо простыней, на плечи накинет одеяло и сгорбится, как старый больной человек. Я сделаю вид, что веду его к врачу. Руки я спрячу в складках его одеяла. В рюкзак я положила Коран, чтобы доказать, что мы мусульмане, а не враги. Мы постучимся в какой-нибудь дом – с виду гостеприимный, где живут женщины и дети. «Женщина, – думала я, – нам не откажет».
Тот вечер, как и все прочие вечера, проходил согласно заведенной рутине: молитва, ужин, молитва, сон для всех, кроме двоих сторожей, назначенных в ночное дежурство. Сторожа обычно сидели на веранде и лениво переговаривались, чтобы не уснуть.
Я вздрогнула, когда ко мне в комнату неожиданно явился Джамал. Он принес ужин на час раньше времени.
– Ассаламу алейкум, – сказал Джамал, хитро улыбаясь.
Я запаниковала. Они что-то заподозрили? Что случилось? Последнюю неделю я провела в такой тревоге, что, наверное, вполне могла выделять какой-то особый запах, выдающий наши планы.
Джамал знаком велел мне поставить на пол мою алюминиевую миску и затем вытряхнул туда что-то из пластикового пакета. Это был тонкий кусок рыбы, обжаренный в масле. Из кармана он вынул два маленьких лайма и положил их рядом с рыбой. И наконец, достал два сваренных вкрутую яйца.
Протеин. Он заботится о моем питании.
– Нравится? – спросил Джамал, гордый своим подарком. – Я могу приносить тебе это каждый день, – он указал на рыбу, – но только вечером. Утром на рынке это не продают.
Пару секунд мы стояли, молча глядя друг на друга, пока я не смогла выдавить из себя улыбку и слова благодарности.
– Ах, Джамал, – сказала я, чувствуя легкий укол вины, – как это мило.
Я надеялась, что главари не очень строго накажут его за наш побег.
Когда он ушел, я заставила себя все съесть – не для того, чтобы подкрепить силы, а чтобы не вызвать подозрений.
После вечерней молитвы я, как было условлено, попросила разрешения выйти в туалет. В ту ночь на посту дежурил Абдулла. Это было совсем некстати, потому что Абдулла не ленился расхаживать по коридору, как прочие. Сердце у меня в груди упало. Но отступать было поздно.
– Макууша, – сказала я, показывая на свой живот, – туалет. Мне плохо, очень плохо.
Абдулла щелкнул пальцами. Обычно я
Медленно и спокойно я прошла по коридору. Найджел ждал в дверях своей комнаты. Тут Абдулла уже не мог нас видеть, и мы заторопились. В нашем распоряжении было десять, самое большее пятнадцать минут, прежде чем он забеспокоится, что меня долго нет, и пойдет узнать, что стряслось.
Пока Найджел, стоя на унитазе, вынимал прутья, я достала из принесенного сюда ранее рюкзака абайю и надела ее поверх платья. Предварительно Найджел уже вырвал прутья из стены, но для прикрытия оставил на месте, замаскировав кусками цемента, и теперь требовалось бесшумно спустить их вниз. Оба оконных откоса были совершенно разворочены.
Найджел передал мне прутья, которые я поставила на пол у раковины, влез на подоконник и принялся убирать кирпичи. Один кирпич, второй, третий, четвертый – он отложил их в сторону. Путь был свободен. Затем он спрыгнул на пол и подсадил меня наверх, подставив мне скрещенные ладони.
Всего пару секунд я смотрела в окно, но мне хватило их, чтобы увидеть все. Внизу был переулок, темная деревня без единого огонька и абсолютная неизвестность. Мы прикинули, что до земли было около двенадцати футов, учитывая, что дом стоит на бетонном фундаменте. Мы боялись переломать ноги. Мы боялись всего, что помимо свободы ждало нас по ту сторону. Но обратного пути не было. Следуя инструкции Найджела, я повернулась и стала вылезать в окно ногами вперед. Влажный ночной воздух холодил мне лодыжки. Я осторожно спускала ноги вниз и вдруг застряла. Проем был слишком узок, и как я ни пыталась протиснуться между прутьями, ничего не выходило. Если я не могу сюда пролезть, то Найджел и подавно не сможет.
– Быстрее, быстрее, – торопил меня Найджел.
– Не могу! Слишком узко! – Я сделала рывок, чтобы показать ему, что это действительно так.
Его лицо исказилось от боли и ужаса.
– Ты можешь вытащить еще один прут?
– Только не сейчас, – зашипел он, – будет много шума.
Подоконник был завален кирпичами и обломками цемента. Абдулла, наверное, уже удивляется, почему я так долго не возвращаюсь. Вот так переплет! Нет, какой там переплет, это полный конец!
Найджел махнул рукой, говоря мне слезать.
– Возвращайся к себе, быстрее. Я попробую что-то сделать.
– А мой рюкзак?
– Оставь его. Я возьму его с собой.
Я сняла абайю, засунула ее в рюкзак и как ни в чем не бывало вернулась к себе в комнату, громко хлопнув дверью, чтобы Абдулла знал, что я на месте. Потом я лежала и слушала, как в туалете рвет Найджела – нервы подвели его. В коридоре раздались шаги, мелькнул фонарик. Найджел успел выскочить из туалета и бормотал, что его тошнит и ему нужно больше воды, чтобы промыть унитаз. Свет погас, затем появился снова, и Найджел вернулся в туалет, один. Я знала, что еще несколько часов – и все откроется. Наши тюремщики обнаружат гору из кирпичей, гнутые железные прутья, закрывавшие прежде окно в туалете, или просто прочтут весь наш глупый план в моих глазах.