Дом Весталок
Шрифт:
Я поспешно, прежде чем Луций Клавдий пустится в рассуждения о возможности написания ещё одной поэмы, сделал знак Бетесде заново наполнить его чашу – да и мою заодно.
– История весьма печальная что и говорить; но, увы, обычная. В таком большом городе, как наш, где так много народу собралось в одном месте, каждый день кто-нибудь да умирает. А жизнь идёт своим чередом.
– Да в том-то всё и дело! – Луций Клавдий подался вперёд.
– Азувий вовсе не умер! Я видел его сегодня утром; он шёл по главной улице Субуры, как ни в чём ни бывало! Правда, выглядел немного осунувшимся; но был жив и здоров!
–
– Говорю тебе, это был Азувий! С ним вместе был и тот, другой – Оппианик. Я окликнул их. Оппианик узнал меня – по крайней мере, взглянул в мою сторону – потянул Азувия за руку, и они оба тут же скрылись в ближайшей лавке. Я хотел зайти следом за ними, но дорогу мне преградила неизвестно откуда взявшаяся повозка, и дуралей-возница меня едва не сшиб. А когда она наконец отъехала, и я смог зайти в лавку, их уже след простыл. Наверно, вышли через чёрный ход на другую улицу.
Он выпрямился и отхлебнул из чаши.
– Я уселся в тени у фонтана и стал думать. Потом я вспомнил о тебе . О тебе я слышал от Цицерона, молодого адвоката – в прошлом году он вёл для меня одно небольшое дело. Не знаю, к кому ещё я могу обратиться. Так что скажешь, Гордиан? Может, я сошёл с ума? Или лемуры и впрямь разгуливают среди живых?
Я пожал плечами.
– В принципе, любой человек может тронуться умом; и нет ничего, что помешало бы лемуру пройтись по городу; но сдаётся мне, что ни твой рассудок, ни духи умерших здесь ни при чём. Тут что-то более обыденное. Ну да, скорее всего, кто-то затеял какую-то грязную игру. Но скажи по чести, какое тебе до всего этого дело? Ты ведь ни Азувия, ни Оппианика никогда прежде в глаза не видел. Зачем тебе ломать себе над этим голову?
– Неужели ты ничего не понял, Гордиан? Годами я не знал, куда себя деть, подсматривая со скуки в чужие окна и глядя на чужие жизни. И вот наконец произошло что-то такое, что действительно занимает меня. Я сам разобрался бы во всём, вот только, - он смущённо опустил глаза, - не слишком-то я храбр.
Я посмотрел на кольца, которыми были унизаны его пальцы, на поблёскивающее на шее ожерелье и решился.
– Ладно, будь по-твоему. Должен только предупредить, что я наёмник не из дешёвых.
– Так и я наниматель не из бедных.
Луций Клавдий пожелал непременно сопровождать меня в Субуру. Я предупредил его, что если он подвержен скуке, то слушать, как я расспрашиваю людей, может оказаться для него слишком тяжёлым испытанием: рыскать по Субуре в поисках двоих приезжих было с моей точки зрения занятием малоинтересным. Но Луций настаивал, и я не стал возражать. В конце концов, если он хотел таскаться за мною по пятам, он неплохо платил за это.
Начать я решил с дома, где молодой Азувий якобы умер и где Луций своей подписью и печатью засвидетельствовал составленное им завещание – собственно, больше и начинать было не с чего. Домовладелец оказался не из словоохотливых и поначалу только твердил, что уже всё рассказал Луцию, и добавить ему больше нечего. Видя, что иначе толку не добьёшься, я подтолкнул Луция локтем. Поняв намёк, мой спутник легонько тряхнул кошельком. Заслышав звон монет, хозяин разговорился так, что любо-дорого.
Долго ли он знал покойного Азувия? Да, почитай, с месяц. Откуда? Друг Азувия, Оппианик, снимал у него комнату и жил в ней вместе с этим
– И молодой Азувий не отставал от остальных?
Хозяин пожал плечами.
– Знаешь, как бывает с этими юнцами из глуши, когда они вырываются в Рим – особенно с теми, у кого водятся деньжата. Они хотят немного пожить тут в своё удовольствие, затем и приезжают.
– Да; вот только этот почему-то тут умер.
– Я здесь ни при чём, - энергично запротестовал домовладелец. – Не надо говорить так, будто его прирезали в моём доме. У меня дом приличный. Бедняга умер от лихорадки, это известно всем. Есть свидетели.
– А с чего молодой парень так в одночасье свалился? Хилый, что ли, был?
– Да вроде нет. Не выглядел он хилым. Но беспрерывные кутежи и молодого могут в могилу свести.
– Верно; но не за один же месяц.
Хозяин снова пожал плечами.
– Когда для человека настаёт последний час, он настаёт. Длину жизни отмеряют парки; и ни целители, ни боги не помогут тому, чью нить они закончили прясть.
– Мудрые слова, - согласился я и снова сделал знак Луцию. Он передал мне свой кошель. Я достал несколько монет и положил в протянутую ладонь.
Публичный дом, откуда, по словам хозяина, приезжие из Ларина приводили рабынь, располагался на той же улице и был одним из самых фешенебельных – а значит, и самых дорогих – заведений такого рода в Субуре. У входа несколько хорошо одетых рабов дожидались хозяев. Обстановка внутри била в глаза роскошью: стены в просторном фойе были увешаны роскошными красными и зелёными коврами, а пол выложен чёрно-белой мозаикой с изображение Приапа, преследующего лесную нимфу.
Посетители также были не из бедных. Пока мы с Луцием дожидались хозяина, какой-то человек – судя по золотому кольцу, занимающий как минимум одну из низших магистратур – прошёл было мимо нас, направляясь к выходу; но завидев моего спутника, остановился, как вкопанный.
– Луций Клавдий! Ты – здесь, во Дворце Приапа?
– А что, Гай Фабий? – вскинул голову Луций.
– И ты ещё спрашиваешь? В жизни бы не поверил, что в твоём теле сыщется хоть капля чувственности!
– Я здесь по важному делу, раз уж тебе так интересно это знать, - произнёс Луций, глядя поверх его головы.
– А, тогда другое дело. Что ж, не буду тебе мешать. – И Гай Фабий с напускной серьёзностью прошествовал мимо нас. Чуть погодя с улицы донёсся его откровенный смех.
– А, пусть его! – махнул рукой раздосадованный Луций. – Он будет потешаться надо мной и сплетничать по всему городу, ну да ладно. Я напишу о нём сатирическую поэму, да такую, чтобы у него отбило всякую охоту заявляться в… Как он сейчас назвал этот дом?
– Дворец Приапа, - пропел вкрадчивый голос. Хозяин проскользнул между нами и обнял нас обоих за плечи. – Что пожелают двое достойных римских граждан? – Он учтиво улыбнулся мне, Луцию, его ожерелью, облизал тонкие губы и, выйдя на середину залы, хлопнул в ладоши. Немедля в залу одна за другой стали заходить девушки в весьма откровенных одеждах.