Дом Ветра
Шрифт:
Противник предпринял еще несколько безуспешных попыток полностью блокировать Мадрид, но мятежникам стало ясно: воина продлится дольше, чем они хотели. Радиосообщения той кровавой зимы вошли в историю четкими строками. Шпионаж, саботаж и диверсии в Мадриде действительно достигли серьезного размаха, несмотря на репрессии. Сотни людей захватывали на улицах и отправляли на расстрел. После взятия франкистами Малаги в феврале 1937 года яростные попытки захватить поскорей Мадрид решили оставить до лучших времен. Вместо этого националисты устремились на север, громить основные промышленные районы Республики. Здесь им сопутствовала быстрая удача. Падение Мадрида стало делом времени. Тысяча беженцев
Мадрид пока не сдался, но почему-то май от этого не казался месяцем счастья, как в Лондоне.
Примечание к части
Стэнли Болдуин — [1] — британский политик, член Консервативной партии Великобритании, премьер-министр. [2] — здесь имеется в виду англо-немецкий договор 1935 года. Эрик Фипс — [3] — дипломат Великобритании в Берлине. Входил в Тайный совет Великобритании с 1933 года. Фернадо Ларго Кабальеро — [4] — испанский премьер-министр. Хосе Диас — [5] — испанский политик. Долорес Ибаррури — [6] — легендарный политик того времени. Бьют-Скул — [7] — школа в Лондоне. Бененден — [8] — школа в графстве Кент, где учатся только девочки. «!No pasaran!» — [9] — (исп. «Они не пройдут!») — политический лозунг, выражающий твёрдое намерение защищать свою позицию. Стал настоящим символом антифашистского движения.
>
Глава 26
Как непосильна бывает для нас любовь, которую испытывает к нам кто-то.
Айрис Мердок
Лето 1937.
Когда вдыхаешь легкий аромат слоеного теста и мяса, сразу хочется есть. Глория помешала чечевичный суп, обильно сыпля приправы. Барбара сервировала стол для обеда, несмотря на то, что Лейтоны не ждали гостей, — это вошло в традицию. Хозяйка не боялась испортить дорогой расписной фарфор, поэтому и он стал обыденностью. Для обедов леди Холстон расшила скатерть сложным орнаментом по краям и роскошными розами в центре. На ней были видны пятнышки вина и жира, но никто не хотел отправить на свалку любимую вещь. Диана во времена, когда все вокруг считали пенсы, занялась творчеством. Она дела салфетки под чашки, вышивала картины и чехлы для маленьких женских вещиц. Вскоре дамы в свете заметили это и стали заказывать предметы быта. Диана не отказывала: это тоже работа, пускай не такая, как у Виктора, но зато по душе.
Сегодня был выходной. Лето вошло в ту пору, когда жара пришла окончательно, а летняя прохладца стала роскошью. В Лондоне было тихо, почти все уехали к лазурным берегам или в деревню наслаждаться тихой жизнью. Они с Виктором остались. Диана любила Лондон, несмотря на всю его суматоху. Летом жизнь затихала, но они с Виктором по-прежнему вели светский образ жизни. Супруг водил ее по театрам и кино, иногда — в рестораны, чтобы она могла насладиться музыкой и любимыми креветками. Их семья не стала обычной тихой семьей. Все было подчиненно строгому закону вкуса Виктора, но никто не сопротивлялся.
Взглянув на часы, Диана откинула в сторону пяльцы; к обеду уже все готово, а дома только они с Элеонорой. Роберт уехал с отцом, а Джордж пропадал с другом. Сколько их можно ждать. Элеонора рисовала цветы, чтобы подарить брату на День Рождения, Барбара немного возмущалась, мол, цветы не для мальчиков, но Джордж души не чаял в сестричке и стерпел бы даже такое. Ну где же они все?
Джордж пришел первым.
— Мама, — он поцеловал ее в щеку. Джордж был заботливым сыном и часто в спорах
— А остальные?
— Еще нет. У отца даже в субботу дела, — Диана вздохнула. Только через полчаса приехали Виктор и Роберт.
Они молча обедали, хотя обычно все что-то бурно обсуждали, — это тоже вошло в привычку. Виктор позволял обсуждать все: от науки до политики, не обращая внимания на юный возраст сыновей. Но сегодня Виктор словно что-то долго обдумывал или боялся сказать неприятное. После обеда Диана удалилась в библиотеку: она не хотела выводить Виктора на разговор, зная, что бесполезно. За годы брака она поняла, что пренебрежение и равнодушие заставляют его самого все рассказать. Расспросы не бесят его, и они меньше ссорятся. Виктор присел рядом на софу, она даже и не заметила, как он это сделал. Он зачитал ей письмо от Вильяма, и они не стали говорить на эту тему, решив, что никто никогда не спросит Марию о днях, проведенных в Берлине.
***
С тех пор, как Теа уехала от Йорков, в Грин-Хилле многое изменилось. Теа стала центром дома и маленькой вселенной семьи Йорк. Милли ставила лилии и пионы по вазам; барону нравилось, когда дом полон цветов.
Дома тихо. Тишину нарушали шаги прислуги, и шелест страниц книги хозяйки, и тяжелые капли, бившие по крыше. Где-то на втором этаже нервно ходил Чарльз, наверное, испытывал творческие муки. О том, что он стал писать стихи, для многих стало открытием. Чарльз скрывал это, пряча свои тетради то в ящике с замком, то под матрасом, то еще где-нибудь. Но их всегда находили, что обижало и расстраивало мальчика, поэтому он часто впадал в меланхолию, по несколько дней не разговаривал со всеми. Он не был похож на свою сестру.
Первое время Урсулу это беспокоило, она с Артуром часами могла говорить о сыне. Муж понимал, что все не так просто, как хотелось бы, что им нужно принимать все как есть, но Артур испытывал боль, осознавая, что сын — другой. Урсула пыталась его понять, но не смогла. Сайман, которому она уносила некоторые стихи сына, дал витиеватый ответ, простой вывод на анализе строк. Ранимая душа Чарльза могла привести к личной трагедии семьи. Он слишком остро воспринимал критику и отношение людей к своему творчеству. Урсула пыталась бороться с его замкнутостью, но что-то безуспешно у нее это получалось, и женщина оставила попытки. В доме установился покой, временный, но необходимый.
Урсула вздохнула: да, ее дети совсем не похожи. Энди в свои двенадцать спешит познать все великолепие земного мира, Чарльз же в пятнадцать стремится к красоте мира потустороннего. И это Урсула была уже не в силах изменить, несмотря на жажду семейного благополучия. Энди всегда бегала за отцом, она впитывала в себя все знания, удивляя окружающих умом. Девочка отличалась острым язычком, порой беспощадно, как бритва, режущим. Учителя жаловались, считая этот интерес нездоровым: девушка в ее летах должна смиренно готовиться к роли жены и матери, тем более если девушка — дочь барона. Но куда там до этого! К чему муж, дети, когда в мире столько неизведанного!
Урсула откинула книгу в сторону и подбежала к окну. Сегодня лил дождь, но это не остановило Артура, и он выехал со своими людьми осмотреть владения и заодно совершил врачебный осмотр. Она увидела мужа, шедшего в дом; через пару минут он будет здесь; она знала, как для него важно это общение с людьми из ближних деревень. Урсула продолжала смотреть на зеленевший парк, проглядывающийся сквозь плотную занавесу дождя. Хлопнула дверь; Артур подошел и обнял сзади, его руки легли на ее талию; встретились в полузапотевшем окне. Несколько секунд они стояли ничего не говоря.