Дом Ветра
Шрифт:
Аманда испытала острую боль, увидев их вчетвером в кафе во французском квартале. Понятно, почему они ходили сюда: Кат не было здесь, и никто не рассказал бы ей о романе мужа. Как он мог! В это время! Пока она страдала по их погибшему ребенку, муженек нашел себе любовницу, годящуюся ему в дочки. Услышав обрывки фраз, ей стало дурно. Теа — предательница! Убила Кесси да еще позволила отцу крутить роман со шлюшкой из богемы. Неделю Аманда старалась не подавать виду, как ей плохо. Боль снедала ее, обжигала.
Ужас состоял в том, что это ребенок Саймана. У него сын, а она — бесплодная стареющая женщина, не нужная даже ему. Как так получилось, что
Никогда она не испытывала такой жгучей боли, никогда ей до этого дня не хотелось покончить с собой. Теперь-то она понимала Джорджину, понимала, почему та так поступила. Раньше, что бы ни происходило, Аманда всегда сохраняла надежду. Теперь у нее не было ничего. Все, что оставил Сайман, — боль. Больше нет ее, есть только ее тень, словно душа отделилась от тела. Он убил в ней все прекрасное. Ничего больше нет, нет больше их. Теперь есть она, и есть он. Ее мир рухнул, как карточный дом, в один миг. Жизнь кончена.
Она ехала по скользкой дороге, слезы застилали глаза. За что он с ней так? За что? Так он отплатил за любовь и преданность. «Все мужчины лгут, — писала Джорджина, — и никогда не стоит их прощать. Потому что следующая ложь будет чудовищней первой». Нет, Аманда не позволит больше мешать себя с грязью, она первой уйдет. Развод — это всегда трагедия, но жить с лжецом отвратительней, чем одной.
Яркий свет. Вспышка. Удар. Недолгая боль. Крик. Пустота. Темнота. И только снег с дождем укутавшие Лондон. До Портси-хаус оставалось немного. Колесо крутилось на машине, гулко стуча, отсчитывая последние минуты...
***
После похорон Аманды Теа закрылась от всех. Первое время она подолгу сидела у окна, смотря на сад, сделанный матерью. Она винила себя. Если бы она не подружилась с Роуз, если бы они все не потеряли голову, и она не одобрила бы отца, то все сложилось бы иначе. Но в жизни нет сослагательных наклонений, жизнь вообще не терпит ошибок. Теа пропускала репетиции, слыша недовольство трупы, зная, что срывает спектакли. Порой она слонялась по городу, порой сидела дома, предпочитая ни о чем не знать и ничего не слышать. Она опускалась на дно все больше, грусть затягивала ее в бездну, окончательно губя. Ей старались помочь, но никто не мог этого сделать, потому что страдать проще, чем жить дальше.
Только любовь смогла ее вытащить из лап отчаяния. Любовь спасла, вдохнула жизнь и счастье. Она была пустым сосудом, женщиной, сотканной из льда и воды, а он спрял ее заново из огня и металла. Генри изменил ее, ее судьбу, повернул ее жизнь в другое русло. Если бы не он, Теа бы упала в пропасть и не смогла бы взлететь никогда. Любовь губит, любовь возрождает. Любовь — жизнь и смерть. Так Теа спаслась, став совсем другой. Она наконец-то получила возможность исполнить свою мечту.
Генри Мертон, американский сценарист, приехал в Лондон за вдохновением. Он искал темы, искал то, что бы побудило его написать хороший сценарий, так как последний фильм провалился, и студия дала ясно понять, что выкинет его за борт. Ему недавно исполнилось тридцать пять, и полгода назад от него к лучшему другу ушла жена. Он знал, что женщины восхищаются им, его темными глазами, обрамленными густыми ресницами; пухлым ртом, что доставлял им неимоверные удовольствия; и каштановыми волосами, бывавшими между женскими тоненькими пальчиками.
Он заметил ее в «400», где на одной из вечеринок девушка грустила одна в углу. Он спросил у девиц, кто это, и те ответили: «Начинающаяся актриса». Все были одеты в радужные цвета и сияли, но Теа была в черном, словно ее тело было на этом празднике жизни, но душа где-то далеко. Генри подошел к Тее, та даже не подняла на него глаза, но он смог разглядеть их цвет.
Они говорили долго, о многом. Он рассказал ей о своем трудном детстве, о романах, о Голливуде и сценариях и впервые понял, что не хочет просто переспать. Генри слушал ее внимательно, вникая в каждое слово; ему казалось, будто знает он ее всю жизнь.
Через пять дней они столкнулись в Британском музее, куда Тею пригласила Вера. Они шли, рассказывая забавные истории, а потом, разойдясь в разные стороны, соприкасаясь руками, точно в последний раз, вышли порознь. Теа шла до Национальной Портретной галереи, зная, что он идет следом. Она остановилась у монумента Нельсона, смотря на парочки и ждущих людей, сидящих у львов. Две теплые руки обвили ее талию, разворачивая, Генри припал к ее губам в кратком поцелуи. Теа подняла глаза, за эти месяцы она не улыбалась столько, сколько в эти дни. Так у них все и началось.
Они встречались как тайные влюбленные, не выбирая места, где можно было увидеть любовников. Теа узнавала его и все больше тянулась. Она знала, что Генри скоро уедет, и потому не считала, что обязана привязывать мужчину к себе. Пока есть любовь, она жива. Молодые люди подолгу целовались в темных переулках Лондона, жадно приникая, вдыхая волнующий аромат страсти. Теа будто бы боялась, что их увидят. Роуз, конечно же, знала о романе, но еще знала, что Теа влюблена.
В середине мая Генри собирался уехать. Теа не хотела его отпускать, но и удерживать подле себя не имела право. У всего есть конец, и у этой любви тоже. Оставшиеся дни она пыталась насытиться ею, как пересохшая почва после засухи. Ведь их завтра не наступит никогда, потому что Генри принадлежит другому миру, она ему станет обузой. Путь к страданиям становился все короче, и избежать этого было почти невозможно.
— Теа, я скоро уезжаю, — начал мужчина. Они ужинали в «Савойе». Все смотрели на них, по крайней мере, так думала Теа.
— Да, я знаю, — пробормотала она, стараясь скрыть в голосе обиду.
— Я хочу, чтобы ты уехала со мной, — Теа замерла, Генри прикоснулся к ее ладони.
— В качестве кого? — она как могла сдерживала рвущиеся наружу раздражение.
— Моей музы, — при других обстоятельствах она бы радовалась, но это звучало как «будь моей любовницей». Разве не этого она хотела избежать, не стать такой, как Роуз?
— Нет.
— Теа... я предлагаю тебе замужество и Голливуд. Ты... — он засмеялся. — Ты что подумала?
— О Генри. Я не знаю... о, прости, — он сжал ее руку. — Я соглашусь.
Семья отпустила ее, понимая, что Лондон так и не сделал ее счастливой. Теа задыхалась, призраки прошлого напоминали обо всех ее удачах и неудачах. Возможно, в Лос-Анджелесе все сложится по-другому, кто знает, что ожидает ее дальше: волнительная карьера или благополучный брак. Может быть, судьба дает ей шанс начать все с чистого листа.