Домби и сын

Диккенс Чарльз

Капитанъ Куттль очень явственно замтилъ, что м-съ Бокумъ во все это время не спускала глазъ съ жениха, и всякій разъ, какъ свадебное общество проходило черезъ какой-нибудь сквозной дворъ или узкій переулокъ, представлявшій благопріятные случаи къ побгу, она вытягивалась во весь ростъ и ускоряла шаги, изъявляя очевидную готовность въ случа надобности задержать дезертира на первыхъ порахъ. Другая леди, такъ же какъ и ея супругь, коротенькій джентльменъ въ высокой шляп, держали, съ своей стороны, ухо востро и слдовали по пятамъ обреченной жертвы; притомъ, сама м-съ Макъ Стингеръ до того завладла командиромъ "Осторожной Клары", что всякая мысль о спасеніи посредствомъ бгства становилась ршительно невозможною. Вс эти штуки были очевидны

даже для праздношатающихся уличныхъ звакъ, и они очень весело подтрунивали надъ храброй невстой, сопровождая весь кортежъ крикомъ и гвалтомъ. М-съ Макъ Стингеръ была убійственно равнодушна ко всему, a женихъ ея утратилъ, по-видимому, всякое сознаніе.

Капитанъ сдлалъ нсколько попытокъ передать философу свои мысли односложными звуками и сигналами, но безъ всякаго успха, такъ какъ подвижная гвардія слдила за каждымъ движеніемъ. Да и трудно было въ какое бы то ни было время пробудить вниманіе командира "Осторожной Клары", ибо онъ не имлъ привычки всматриваться въ ближайшіе предметы. Такимъ образомъ, они благополучно прибыли въ часовню, помщавшуюся въ довольно опрятномъ зданіи, которое недавно нанялъ достопочтенный Мельхиседекъ Гоулеръ, ярый представитель секты рентеровъ.

Между тмъ какъ достопочтенный Мельхиседекъ, ломаясь и кривляясь на каедр, импровизировалъ ученое свово, соотвтствующее важности случая, капитанъ воспользовался удобнымъ случаемъ присосдиться къ самому уху командира "Осторожной Клары".

— Дружище, — сказалъ онъ, — какъ идутъ дла?

— Прескверно! — отвчалъ м-ръ Бенсби, совершенно забывъ о присутствіи достопочтеннаго Мельхиседека, что, натурально, могло быть извинено только отчаяннымъ положеніемъ, въ какомъ онъ находился.

— Бенсби, — шепталъ капитанъ, — по своей ли ты вол на этомъ мст?

М-ръ Бенсби отвчалъ: "Нтъ!"

— Такъ зачмъ же ты причалилъ сюда, другъ ты мой, Бенсби? — спросилъ капитанъ неестественнымъ голосомъ.

Бенси, теперь, какъ и всегда, смотрвшій съ неподвижнымъ лицомъ на противоположный конецъ міра, не далъ никакого отвта.

— Отчалимъ, любезный! — сказалъ капитанъ.

— Что толку? — возразилъ удрученный мудрецъ. — Она меня настигнетъ y самыхъ полюсовъ.

— Ну да попытайся, любезный. Ободрись, и маршъ налво кругомъ. Еще есть время. Ну же, ну! Отчаливай Бенсби!

Но вмсто того, чтобы воспользоваться благимъ совтомъ, Бенсби пробормоталъ болзненнымъ шепотомъ:

— Все это началось съ твоего проклятаго сундука.

— Эхъ, окаянная баба! Подцпить человка съ твоими убжденіями!

М-ръ Бенсби испустилъ подавленный вздохъ.

— Ну же, любезный! — говорилъ капитанъ, толкая его локтемъ. — Пора! отчаливай живи, a я прикрою тебя сзади. Время летитъ. Бенсби, утекай! Вдь дло объ избавленіи, другъ ты мой милый! Ну, хочешь — разъ!

Бенсби оставался неподвиженъ.

— Да, слушай же команды, Бенсби! два!

Бенсби не шевелился.

— Объ избавленіи идетъ дло! Слушай, вотъ теб, три! Ну, ну, утекай! Теперь или никогда!

Однимъ изъ самыхъ страшныхъ обстоятельствъ этой церемоніи для капитана Куттля было необыкновенное участіе, которое принимала въ ней миссъ Юліана Макъ Стингеръ, вылитый портретикъ своей матушки. Она, по-видимому, сосредоточила вс свои способности на томъ, что совершалось передъ ея глазами, и капитанъ, съ замираніемъ сердца, видлъ въ ней плодовитый зародышъ безконечныхъ западней и ловушекъ, которыя, иостоянно, въ продолженіе цлыхъ поколній, на Корабельной площади разставлены для честныхъ моряковъ, лишенныхъ всякой способности защищать свою личность противъ сухопутнаго коварства. Зрлище поразительное и даже экстраординарное въ своемъ род, ибо миссъ Юліана Макъ Стингеръ затмевала собой и м-съ Бокумъ съ ея желзной волей, и коротенькаго джентльмена съ его высокой шляпой, и даже самое Макъ Стингеръ съ ея отчаянной и свирпой непреклонностью. Маленькіе Макъ Стингеры весьма не много смыслили въ этихъ длахъ, и главнйшимъ

ихъ увеселеніемъ, въ продолженіе церемоніи, было — путешествовать по ногамъ джентльменовъ; но зато тмъ поразительне выставлялся кнтрастъ этихъ невинныхъ малютокъ съ миссъ Юліаной, воплощавшей въ себ будущую безпардонную даму со всми ея принадлежностями. "Какихъ-нибудь два, три года, — думалъ капитанъ, — и горе несчастному, который вздумаетъ пріютиться подъ одною кровлею съ этой двицей".

Церемонія закончилась шумнымъ ликованіемъ юныхъ птенцовъ благопріобртенной семьи м-ра Бенсби, которые вс бросились на шею къ милому папаш и просили y него деньженокъ на бонбошки. Когда кончились эти изліянія нжнйшихъ, трогательныхъ чувствъ, процессія готова была выступить изъ церкви, но, вдругъ, на нкоторое время, ее пріостановилъ неожиданный вопль со стороны Александра Макъ Стингера. Этотъ милый птенецъ, взглянувъ на могильные памятники подл часовни, ни съ того ни съ сего забралъ себ въ голову, что его маменьку хотятъ будто зарыть въ свжей могил, и она съ нимъ распрощается навсегда. На этомъ законномъ основаніи онъ завизжалъ съ изумительной силой, и его младенческое личико даже почернло отъ надрыва. Но какъ ни были трогательны эти умилительные знаки сыновней любви, маменька его была отнюдь не такая дама, чтобы позволить въ своемъ присутствіи выказывать подобную слабость. Посл безполезныхъ попытокъ образумить малютку подзатыльниками и щелчками, она выволокла его на свжій воздухъ, поставила на мостовую, и вскор свадебная компанія имла удовольствіе слышать громкіе аплодисменты, которые раздавались по спин и плечамъ юнаго Александра.

Когда все пришло въ стройный порядокъ, процессія, съ приличнымъ торжествомъ, двинулась опять на Корабельную площадь, при громкихъ свисткахъ и рукоплесканіяхъ праздношатающихся звакъ, которые, скидывая шляпы, униженно кланялись м-ру Бенсби и поздравляли его съ благополучнымъ пріобртеніемъ красавицы. Капитанъ проводилъ компанію до дверей девятаго номера, но дальше идти не хотлъ, несмотря на великолпный пиръ, который былъ приготовленъ для счастливыхъ гостей. Во-первыхъ, м-съ Бокумъ, свободная теперь отъ исполненія своей трудной обязанности — плнникъ натурально вырваться бы не могъ — обратила все свое вниманіе на капитана и засыпала его отчаянными любезностями, а, во-вторыхъ, честный капитанъ слишкомъ мучился угрызеніями совсти при мысли, что онъ самъ нкоторымъ образомъ завелъ своего пріятеля въ эту западню, хотя, конечно, ему никакъ не могло придти въ голову, чтобы мудрый Бенсби, совершеннйшій знатокъ человческой натуры, допустилъ такимъ образомъ опутать себя. Поэтому капитанъ, не входя въ брачный домъ, учтиво раскланялся съ своей дамой и отправился назадъ, общая, впрочемъ, воротиться опять не позже, какъ часа черезъ два.

Капитанъ усталъ, растерялся, былъ взволнованъ, но ему, однако, ничего не стоило въ этотъ же день завернуть на часокъ къ м-ру Домби, хотя квартира этого джентльмена была теперь за городомъ въ одномъ изъ самыхъ отдаленныхъ лондонскихъ предмстій. Туда онъ и направилъ свои шаги, не заходя даже къ старику Соломону въ предлы деревяннаго мичмана.

Сторы были опущены, и въ дом была такая тишина, что капитанъ сначала не ршался постучаться въ дверь; но скоро, почти надъ самымъ ухомъ, раздались голоса, и когда онъ постучался, м-ръ Тутсъ вышелъ къ нему на встрчу. Въ самомъ дл, м-ръ Тутсъ и его супруга были уже здсь.

Тотчасъ же по прибытіи въ этотъ домъ, миссъ Тутсъ схватила на руки чьего-то ребенка, услась съ нимъ на ступени лстницы и принялась его лелять, цловать, миловать и няньчить съ необыкновеннымъ, истинно-материнскимъ восторгомъ. Флоренса была тутъ же съ потупленною головою, и трудно было сказать, кто былъ миле для м-съ Тутсъ, мать или ребенокъ, или кто изъ нихъ былъ нжне, Флоренса къ м-съ Тутсъ или м-съ Тутсъ къ Флоренс, или об он къ невинному младенцу.

— Папенька вашъ очень боленъ, душечка миссъ Флой? — спросила Сусанна.