Домик на Волге
Шрифт:
Арест не значит еще гибель. Я знаю отлично прошлое вашего брата. За ним ничего нет, решительно ничего нет, что грозило бы ему больше чем Сибирью. А из Сибири - ах, как это мне не пришло в голову сказать вам раньше!
– из Сибири люди бегут! Да, бегут!
– Он в волнении заходил по комнате.
– Послушайте, Катя, что я вам скажу, - заговорил он, останавливаясь перед нею.
– У меня есть друзья.
Я сам кое-что могу. Так вот, даю вам клятву, что я ни перед чем не остановлюсь, что отныне я сделаю целью своей
– Верю, верю!
– повторяла Катя, вся сияя от внезапно проснувшейся в ней надежды.
– Какое это было бы счастье! О, как я вам безгранично благодарна!..
– Не благодарите, нет!
– говорил Владимир дрожащим от волнения голосом.
– Вы не знаете, чем вы для меня стали! Чего бы я ни сделал, чтобы осушить одну вашу слезу, вызвать на ваших губах одну улыбку!
Служить вам... Боже! это такое счастье...
Он вдруг остановился. Признание это вырвалось у него само собой, и он опомнился, когда было уже поздно.
Несколько минут оба молчали. Владимир дрожащей рукой провел себе по лбу.
– Простите, - заговорил он, - что я сказал это вам, невесте другого. Ну, да все равно. Мы, вероятно, никогда больше не увидимся. Но знайте, что чувства более чистого и высокого вы не внушили ни одному человеку. А теперь - прощайте.
Он крепко стиснул протянутую ему руку и вышел.
Катя осталась одна. Она была удивлена, поражена.
Ничего подобного она не ожидала. Сердце ее молчало.
Но на душе ее было светло, как в праздник. Когда она поднималась наверх, ее поступь была легка, точно она шла не по земле, а плыла по воздуху, и лицо ее сияло, когда она входила в спальню матери. Есть что-то обаятельное, чарующее в внезапном откровении свежей, молодой души, и, не отвечая на признание, сердце Кати волновалось и ликовало.
Больная крепко спала. Единственная свеча тускло освещала комнату. У изголовья сидела няня с чулком в руках. Она устремила на девушку пытливый старческий взгляд, в котором был и вопрос и тревога.
Катя, ничего не говоря, подошла и поцеловала ее прямо в старые губы.
– Ох ты, пташечка моя родная,- сказала старуха, гладя морщинистой рукой ее русую головку.
– То-то, вижу я, пташечка моя больно часто повадилась во флигелек летать. Ну что ж? На все божья воля. Суженого, видно, конем не объедешь.
– Нет, няня,- сказала Катя, кладя ей голову на плечо.
– Нет, не то. Он не суженый мне, няня.
Грохот остановившегося у подъезда экипажа заставил ее вскочить и быстро подойти к окошку. Что бы это могло быть? У крыльца стояли две телеги. В них сидели люди с фонарями, которые быстро соскакивали на землю и оцепляли дом. Боже! Это были жандармы!
– Няня!
– вскричала Катя, бледная как смерть, бросаясь к старухе.
– По его душу пришли. Беги к нему, спрячь, спаси! Скорей, скорей, милая! Я задержу их в доме.
Старуха,
В прихожей раздался резкий, повелительный звонок.
Катя бросилась к двери и торопливо отперла, чтоб прекратить шум.
Вошел молодой жандармский офицер в сопровождении прокурора в штатском платье.
– Тише. В доме больная,- встретила их Катя.
– Извините, сударыня, что обеспокоили,- сказал прокурор, вежливо раскланиваясь.
– Долг службы.
Он был знаком с Крутиковым, и к тому же у него были специальные инструкции от губернатора, который приказал по возможности щадить будущих родственников своего любимца.
– Что вам угодно?
– спросила Катя.
– По полученным нами сведениям, в вашем доме скрывается бежавший государственный преступник.
– Вы говорите о нашем госте Владимире Петровиче Волгине? Мне ничего не известно о его преступности, - сказала Катя.
– Не сомневаюсь в том, сударыня, - поспешил сказать прокурор, хотя в душе он не сомневался в совершенно противном.
– Мы решительно ничего не имеем против вашего семейства. Но нам приказано арестовать господина, именующего себя Волгиным.
– Но его нет в этом доме, - твердо сказала Катя
– Нет? Куда же он мог деваться?
– спросил прокурор с усмешкой.
– Он внезапно ушел, - сказала Катя.
– Когда же, позвольте полюбопытствовать?
– Вчера после обеда, - отвечала Катя, вспомнив попытку Владимира бежать из их дома.
"Ах, зачем мы тогда его встретили!" - мелькнуло у нее в голове позднее раскаяние.
– Так-таки и ушел, не сказавшись?
– иронически спрашивал прокурор.
– Так-таки не сказавшись, - подтвердила Катя.
– Странные повелись теперь гости у людей!
– не мог удержаться прокурор от язвительного замечания.
– Мне очень жаль, - прибавил он, принимая снова серьезный тон, - но я должен произвести обыск.
– Есть у вас предписание?
– спросила Катя.
– Это совершенно излишнее, - строго сказал прокурор. Он хотел прибавить в виде предупреждения что-то еще более строгое и внушительное, но раздумал.
– Впрочем, - проговорил он, обращаясь к своему товарищу, - Иван Иванович, не захватили ли вы с собой бумагу?
Жандар?лский офицер вынул из бокового кармана сложенный вчетверо большой лист и подал его Кате.
Та развернула и принялась читать, или, вернее, держала его перед глазами, потому что от волнения она не могла разобрать ни одного слова.
Прокурору наскучило ждать.
– Извините, - заметил он язвительно, - почерк у нашего писаря, по-видимому, не очень разборчив, а нам некогда ждать. Так уж вы позвольте мне покамест пройтись по комнатам.
Катя повела его по дому.
Во флигеле тем временем происходила сцена иного рода.