Домик в Армагеддоне
Шрифт:
Снова выпрямился – парапет плоской крыши был совсем близко, но, чтобы ухватиться за дальний его край, нужно было подпрыгнуть. “Выдержит ли?” – мелькнуло. Присел и прыгнул, взмахнув руками так, будто плыл брассом. Под ним скрипнуло. Вроде не очень громко. Ухватился. Хорошо ухватился, далеко. Подтянулся, помогая себе носками кроссовок, лег грудью на парапет, развернулся, перебросил ноги. Скатился спиной на крышу, беззвучно смеясь в темноту. Соврал ребятам – сказал, что на прошлых сборах проделывал это упражнение лучше всех в Стяге. Кого-то в прошлом году не было, другие не помнили. А упражнение-то у него совсем не шло, срывался через раз. Получилось – да
Перешел на другую сторону крыши, осторожно выглянул. Коротенькая открытая галерея над крыльцом штаба.
Вернулся. Обвязал веревку вокруг трубы воздухозабора, сбросил ее вниз, на сгорбившиеся у стены спины. На крышу взобрался Максим Федичкин.
Еще раз проверили узел, которым крепилась веревка, перекинули ее на другую сторону здания. Теперь первым пошел Максим. Фима встал у края крыши, пропустив веревку у себя за спиной и обмотав вокруг разведенных в стороны рук. Максим встал рядом. Спускаться он будет дюльфером. Пропустил веревку спереди между ног, обернул вокруг правого бедра и забросил за левое плечо. Свесившийся за спиной конец зажал у пояса правой рукой. Не глядя на Фиму и не говоря ни слова, спиной вперед поднялся на парапет. Мелко переступая, достиг самого края, откинулся назад и будто уселся на воздух. Осторожно опустил правую руку, позволив своему весу преодолеть силу трения и увлечь его вниз. Пока Максим спускался, веревка дрожала и ходила ходуном, толкала Фиму в спину словно хамовитый сосед в автобусе и вдруг, когда он ожидал этого меньше всего, успокоилась.
Максим трижды дернул веревку. Фима сбросил ее себе под ноги, переступил, подтянул свободный конец и забросил петлей за спину. Перехватил как нужно и поднялся на парапет, уже понимая, что боится, до колкого мороза в животе – боится. Днем на полосе препятствий, на высоте трех метров, над кучей песка, спускаться дюльфером оказалось намного проще. Стал переступать ногами, подбираясь к краю. Нащупал его носком – вот он. Правую руку с зажатой веревкой согнул, проверил, крепко ли она обхватывает. Выдохнул и, опустив свободный конец к бедру, попробовал откинуться назад. Еще немного, еще… сейчас… Предательское тело отшатнулось, дернулось вперед. Чуть на крышу не свалился. Быстро, чтобы не дать страху овладеть им, откинулся назад, лег на струной натянувшуюся веревку.
– Укрепи и направь, – шепнул.
Выпрямил одну ногу, другой оттолкнулся от края и пошел вниз. Больно, с размаху ударился коленями. Развернуло боком. Висел, покачиваясь, терся щекой о стену.
Дышал громко – казалось, слышно на самом КПП. Смотрел на правую руку, подтянувшую веревку к самому носу, – будто если не будет на нее смотреть, побелевшие пальцы-предатели обязательно разожмутся, разожмутся и больше не схватят. Зачем-то лизнул кончиком языка кирпич. Кирпич шершавый, солоноватый на вкус.
Как вдруг сузилась жизнь – захлопнулась: кирпичная стенка да веревка, натянутая в пустоте.
– Вооружи мя крепостию и мужеством.
Поймал равновесие, уперся подошвами в стену и вдруг, не слыша ничего, кроме своего сердцебиения, пошел уверенно, переступая мягко и бесшумно, то поднимая, то опуская правую руку с болтающимся концом веревки. Проем галереи оказался немного в стороне – отнесло, пока бултыхался. Стал делать приставные шаги. Не помогло. Поравнялся с проемом, но по-прежнему остался в стороне от него, в каком-нибудь метре. Как ни старался переместиться вправо, перебирая ногами, ничего не получалось. Веревка натянулась вдоль стены наискосок и дальше не пускала.
Максим выглянул с веревкой, обмотанной
– Спустись немного ниже.
Фима послушно спустился, посмотрел снизу на Максима. Максим улыбнулся и показал глазами на тот конец веревки, который был у него в руке.
– Давай так. Вытяну. Обеими хватайся.
И исчез.
Поняв только одно: Максим хочет, чтобы он взялся обеими руками за этот конец, Фима разжал левую руку – его тут же развернуло спиной к стене – и перехватил ею над правой рукой.
Через пару секунд Максим уже стоял над ним, затаскивая его вовнутрь. Уложил на пол, сказал, приглушенно посмеиваясь:
– Обошлось.
Распутывал петли, будто ребенка распеленывал, приговаривал:
– Молоток, Фимыч. Вот теперь я тебе верю: про Стяг наверху все пописано. Никто нас не закроет. Я уж было на нары засобирался – за непредумышленное. Вот ведь… вылез, а!
Фима поднялся. Тоже смеясь, схватил Максима за руки, виновато поднял плечи, прошептал:
– Обошлось, обошлось.
– Веревку в бок сильно отбросило, – успокоил его Максим. – Поэтому.
Они вышли в коридор и пошли, осторожно ступая, к лестнице. Спустились к пожарному выходу. Расчет и тут оправдался: замок на пожарный выход Антон вешать не стал. Вынув из кармана крошечную пластмассовую масленку, Максим выдавил масло на засов, потянул его в сторону. Засов пискнул еле слышно.
Дверь открылась. Стяжники уже ждали снаружи.
Антон спал в штабе. Дверь распахнута настежь. Огромный – тугая груда мышц – раскинулся в одних трусах на диване, под голову подложил камуфляжную куртку. В тот момент, когда Фима собирался шагнуть в комнату, на стуле возле дивана загорелся экранчик мобильника и раздался низкий урчащий звук. Фима быстро обернулся, поняв все без слов, стяжники отступили, встали по обе стороны от двери. Фима еле успел спрятаться – диван под Антоном захрустел, он поднялся. В мобильнике включился будильник – ласковый женский голос сказал: “Три-ноль-ноль, время просыпаться”. Было слышно, как Антон повозился немного на месте, посопел, зашлепал куда-то. К столу. Что-то тихонько брякнуло, Антон откашлялся, громко сказал:
– Первый – второму.
– Слушаю второго! – через какое-то время хрипло заорала рация.
– В Багдаде все спокойно, первый, – давясь зевком, сказал Антон. – Тишина, и мертвые с косами стоят.
Рация рявкнула:
– Принято. – И чуть погодя: – У тебя все прибаутки не кончаются, второй.
Антон позевал вволю, пошел по комнате. Близко подошел, совсем близко. Фима шагнул в дверной проем. За ним вышли другие.
Антон стоял в двух шагах от них. Взгляд ясный, будто и не спал. Оглядел их всех, даже на цыпочки привстал. Сделал брови домиком:
– Ого себе… Убиться веником. Белоснежка и семь гномов.
Фима вошел в комнату.
– Ты один тут?
– Чем обязан, братва? Через крышу, да? Лихо, лихо. Зачет. Только зачем такая цыганочка с выходом? Пришли бы спокойно. У вас же есть мой телефон.
Стяжники продолжали входить, Антон смотрел на биты в их руках с ироничным удивлением.
– А мячик у кого?
Максим, который биту брать отказался, подошел к нему почти вплотную, тем же тоном сказал:
– Потерялся мячик. Может, ты знаешь, где? “Нужно бы удержать ситуацию под контролем, обойтись без рубки”, – думал Фима как-то безучастно – так, будто смотрел на все происходящее со стороны. Он вдруг понял, что в их плане отсутствовал один немаловажный пункт: как вести себя с Антоном.