Домовые
Шрифт:
Афоня подкрался, вернулся и в полном изумлении доложил: точно, никакие не люди, а матерый водяной Панкрат с семейством!
Как председатель тайного и чрезвычайного сплыва, оставленный далеко отсюда за приемом разъяренных посетителей, раньше всех оказался на речном берегу да еще застолбил на пустынном острове, вблизи от телебашни, самое лучшее для зимовки место, — навеки осталось загадкой. Однако спорить с ним было бесполезно — Панкрат взял с собой Прокофия с его дубиной, Харлама с супругой, и тут же обнаружился сбежавший из
Они нашли заболоченный бережок, бухточку и крепко задумались.
— Сейчас это бережок и бухта, а что тут будет через неделю? — разумно спросил Янка.
Афоня, приложив ладонь ко лбу, вглядывался в окна многоэтажек.
— Раз люди остаются — то, наверно, потоп окончился. Выше вода не пойдет.
— И Панкрат тоже не стал бы в опасном месте селиться, — добавил Антип.
— Ну, как знаете. Не мне же на дне зимовать, — Янка почесал в затылке. — Я-то обратно на болото вернусь, к своим.
— Валяй, — позволил Антип. — Мы тут обустраиваться начнем. Ты дочке с племянником вели сюда перебираться, дорогу им растолкуй.
— Да не волнуйся, сосед, растолкую, не заблудятся. Ну, стало быть, прощай, что ли?
— Не поминай лихом, сосед, — с тем Антип от души, но бережно обнял Янку.
— Сколько лет рядом прожили! Бывало, так хотелось тебе рога обломать, прямо руки чесались, — признался Антип. — Ну, стало быть, и меня не поминай лихом! Знал ли кто, что вот живем себе, живем, никому не мешаем, и поссоримся, и помиримся, все — по-соседски, и вот ведь какая незадача…
— Может, увидимся еще? — сказав это, Янка вздохнул и без дальнейших рассуждений кинулся в реку.
— Да не увидимся, поди… — произнес вслед ему Афоня. — Мы-то, если потоп продолжится, вместе с рекой отступать будем, туда, вверх, как он нас найдет?..
А Янка плыл вниз по течению, лежа на спине, и думал: а на хрена он подписывал обращение к водяным Антарктиды? Может, если бы одной его подписи не хватило, там бы и не стали лед растапливать? Может, нужно было послушаться интуиции и устроить сплыву этому благоразумную пакость?
Размышляя, он зазевался — и его чуть было не вынесло в залив. Ругаясь последними словами, а слов этих болотные черти знают много, более того — то, что для нас последние, для них — еще только предпоследние, Янка повернул обратно и с грехом пополам оказался в озере. Решив, что в бассейне он ничего не забыл, болотный черт не стал делать крюк, а взял курс на восток — так, чтобы самым прямым путем вернуться к родному болоту.
Когда он добрался до места, то обнаружил, что молодежь вместо того, чтобы скорбеть и оплакивать былое величие водяных на их законных озерах, наладилась справлять свадьбу. И переезд был ей совершенно ни к чему.
Насилу Янка заставил Уклейку с Коськой собрать имущество, сам их проводил через озерцо и вернулся туда, где ждал его
Родриго отправлялся в город человеческим путем — Янка растолковал ему, где поселились Антип с Афоней, взяв за ориентир телебашню, и Уклейкин жених даже обрадовался — он и сам жил неподалеку.
— Я первый туда доберусь и Уклеечку встречу! — пообещал он Янке.
— В этом никто и не сомневается… — проворчал болотный черт. — Только ты не торопись, дай-ка я на рыбалку сперва схожу. Там, кажись, рыбы-то не густо… Наловлю с полпуда — ну хоть карасей, ты и отвезешь.
— Полпуда карасей? На что им?
— Питаться. Антипу, правда, карасик — на один кус, ему в обед ведро надобно, а Уклейке и дюжины хватит.
Тут новоявленный жених вдруг ахнул, поднес ладошку ко рту, а глаза у него вылезли на лоб.
Он только что осознал, что невеста питается сырой рыбой, хватает бьющуюся рыбешку — и закидывает ее в широко раскрытый ротик!
Картина, которую представил себе Родриго, была не для слабонервных. Но тут и подтвердилась старая истина: когда водяница целует шутя, это еще не так страшно, через год-другой опомнишься, но вот если всерьез — то это уж навеки. Даже если бы Уклейка глотала живых змей, жаб и скорпионов, Родриго ее бы не покинул — так водяница ненароком присушила и привязала к себе его мужскую душеньку.
Поэтому Родриго дождался Янки с уловом, загрузил карасей в свой рюкзак, еще — в найденную болотным чертом на берегу драную спортивную сумку, и повез в город — благо электрички хоть редко, но еще ходили.
Приехал он поздно вечером, тихонько вошел в квартиру, надеясь, что мама спит, но она сидела за компьютером и стучала письмо.
— А вот еще жених, — похвасталась Астрида Иванова. — Живет в Оклахоме, пятьдесят два года, свой домик, не пьет, но курит…
— У тебя же в Миннеаполисе есть, — напомнил сын.
— Радио слушать надо.
Телепередачи по техническим причинам шли с перебоями, но радиоприемники еще работали стабильно, и каждый час передавались новости со всего земного шара — что еще затоплено.
Родриго взял атлас, который постоянно лежал на видном месте.
— Миннеаполис, ага… Ну так он же посередке Америки! Ему ничего не угрожает.
— В озерах вода поднялась, — сообщила мама, не переставая барабанить по клавишам. — А Оклахома все-таки повыше…
— А в Англии как?
— Обещают этой зимой температуру до минус сорока.
Родриго удивился — почему вдруг не потоп, а мороз?
— Вас в институте вообще думать учат? — вдруг рассердилась мама. — От таяния льдов Гольфстрим остыл, ясно? Он теперь ни Англию, ни Норвегию греть не будет. А теперь посмотри, на каких широтах у нас Лондон или тот же Стокгольм?
Родриго повел пальцем по соответствующей параллели.
— Это как? Магадан?
— Вот-вот. Зима там теперь будет, как в Сибири. Да и тут — ненамного теплее…