Домовые
Шрифт:
Плыли дольше, чем хотелось бы — не сразу догадались, что поплыла береговая линия и озеро подошло чуть ли не вплотную к спорткомплексу.
Его окрестности на первый взгляд почти не изменились — разве что тогда многие окна светились ночью, а теперь — два-три, не более. Янка как самый неприметный и привычный сливаться с ночной темнотой, пошел первым — звать Ефима. Кликал, кликал, наконец, стал ломиться в дверь черного хода. Кто его, Ефима, знает — может, еще от зимней спячки не проснулся?
— А вот в полицию позвоню! — ошарашил Янку
— Это ты, что ли, крещеная душа? — неуверенно спросил Янка.
— Крещеная, а то!
— Ну, а я — некрещеная. Помнишь, тут прошлым летом сплыв был? Ты еще на лягушку в банке большую вимбу выменяла? — в слабой надежде, что за дверью — та самая, одновременно заполошная и прижимистая бабка, спросил Янка.
— Была вимба, — подумав, ответила Вера Федоровна. — Это ты, Епифан, что ли?
— Нет, не Епифан я, а ты бы впустила.
— Ты один?
— Антип с Афоней на берегу остались.
— Так берег-то теперь совсем рядышком…
Вера Федоровна отперла дверь, Янка, не подумав, ввалился в освещенный коридор — и тут же схлопотал веником по голове.
— А ну, кыш, кыш отсюда! — кричала Вера Федоровна, колотя болотного черта. — Ишь! Заврался! Рогатых мне тут еще не хватало! Пошел вон, сатана!
— Да не сатана я! Болотный черт! — прикрываясь тощими шерстяными лапами, верещал Янка. — Мы с Антипом соседи! Да что ты венихом-то размахалась, дура?! Антип! Афоня!!!
— Чего орешь, окаянный?! Не ори, народ разбудишь! — еще громче завопила Вера Федоровна, отчаянно наступая и выпихивая гостя в темногу.
— Да ну тебя, совсем взбесилась! — Янке удалось выпрыгнуть, и уже из безопасного места он закричал: — Ты Ефима позови, а сама не лезь! Ишь — драться удумала! Тебя бы саму этим веником!
— Что тут за побоище? — раздался Антипов бас. — Ты, что ли, Вера Федоровна, крещеная душа, развоевалась?
— Антип Фалалеевич, ты? — Вера Федоровна так прищурилась, что стала похожа на старого китайца. — Точно, ты, некрещеная душа! А это кто же?
— Да сосед мой, Янка.
— Какой он тебе сосед? Как есть черт — с рогами, с мордой! И с хвостом, что ли?
— Черт и есть, — согласился Антип. — Так что же, коли он мне сосед? Живем рядом, вот и сосед. Афоня, карпов тащи!
От подарка сердце Веры Федоровны совсем растаяло. Она позвала гостей в подсобку и понемногу объяснила им, что творится в бассейне.
— Ефимушка ушел, есть ему стало нечего. Раньше он к озеру бегал рыбку ловить, но рыбки там мало, и он при буфете питался. А теперь народу сюда почитай что не ходит, буфет закрыли. А куда ушел — не сказал. К родне, может?
— Значит, не ходят люди в бассейн? — спросил Афоня с тонким расчетом: коли так, тут можно отсиживаться днем, а ночью ходить в разведку, обследовать речные берега, выбрать подходящее место.
— Да ходят иные. Народ-то уезжает. Принята программа переселения, вот… — Вера Федоровна достала старую газету. — И куда едут? В Южную
— А ты все тут, убираешься? — полюбопытствовал Антип.
— Да вот убираюсь… Как велено — две большие раздевалки да две малые, душевые, туалеты…
— И платят хоть?
— Да то-то и беда, что не платят! Этот Портновский сперва — точно, платил, как обещал, потом стал задерживать. И вот уж которую неделю я его не вижу! Но обещал заплатить, я вот календарик завела, рабочие дни отмечаю…
— Обещал и пропал? — уточнил Янка. — А еще нас, чертей, пакостниками называют…
— Так, может, вернется еще? — Вера Федоровна с надеждой переводила взгляд с одной страшенной рожи на другую, еще страшнее. Но ни водяные, ни болотный черт ничем ее обрадовать не могли.
— А мы вот сюда думаем перебраться, на речку, — сообщил Антип. — Соседями будем, если вода окажется подходящая.
— А что? И перебирайтесь! — Вера Федоровна даже обрадовалась. — Я вам помогу, если что, по хозяйству, приберусь там, разгребусь…
А сама при этом смотрела на узел со свежей рыбой.
— Держи гостинец, крещеная душа, — сказал Антип, добывая толстого, кило на два, зеркального карпа. — Насчет уборки — это у меня дочка есть, да и не полезешь ведь ты прибираться на речное дно.
— Как знать, может, и полезу… У меня за квартиру полгода не плочено, в суд на меня подали… выселять будут… — и Вера Федоровна тихонько заплакала.
Глава пятая
Сватовство
Пока старшие ходили разбираться с соленой водой, Коська выхаживал Уклейку. Водяница как раз из-за своего молодого крепкого здоровья и пострадала больше всех.
Если бы первым нырнул тот же Афоня, он бы сразу сообразил — дело неладно, потому что водяной в годах очень прислушивается к своему организму и старается его поберечь. Уклейка же не распознала опасности, решив, что это ей после спячки не по себе, и основательно отравилась. Если бы не Янка — так бы и осталась на дне.
Но, пытаясь вылечиться, она ударилась в другую крайность и боялась подойти к воде, все время проводя на воздухе. А водяные с водяницами так устроены, что дышать могут и воздухом, и водой, однако вода им полезнее, а на воздухе чересчур долго оставаться они не могут. Иначе бы зимовали на земле, а не озерном или речном дне. Чем они и отличаются от болотных чертей — те тоже по дну ходить умеют, но спать там для них затруднительно, предпочитают на суше.
Коська добежал до дальних соседей, семейки болотных чертей, где имелась бабушка-травознайка. С бабкой было дело темное — никто и никогда ее без меховой шапки не видел, так что ходили слухи: вовсе она не чертовка, а из людей, только маленькая, тощенькая, а отсутствие тупых бабьих рожек выучилась успешно скрывать. Опять же, нос. Однако нос картошкой вместо пятачка у болотных чертей тоже случается, не всем же красивыми ходить.