Дон-Кихот Ламанчский. Часть 2 (др. издание)
Шрифт:
Набивая себ ротъ и двигая съ невообразимой скоростью челюстями Санчо отвтилъ: «вы значитъ несогласны, ваша милость, съ этой пословицей: «околвай курица, но только сытой». Что до меня, то я вовсе не думаю убивать себя, а какъ кожевникъ стану тянуть кожу зубами, пока не сдлаю того, что мн нужно; то есть, кушая, буду тянуть эту жизнь, пока она не достигнетъ поставленнаго ей небомъ предла. Нтъ ничего глупе, какъ отчаяваться, подобно вашей милости. Закусивши въ плотную, да потомъ всхрапнувши на этомъ зеленомъ лугу, вы, врьте мн, ваша милость, встанете совсмъ другимъ человкомъ.
Донъ-Кихотъ послушалъ Санчо, находя, что онъ совтовалъ ему скоре какъ мудрецъ, чмъ какъ глупецъ.
— Если-бы ты захотлъ, другъ мой, сдлать для меня то, что я попрошу тебя, сказалъ
— Многое можно сказать на это, отвтилъ Санчо; теперь лучше заснемъ, а тамъ Богъ скажетъ, что длать намъ? Хладнокровно отхлестать себя по голодному, измученному тлу это, ваша милость, очень тяжело. Пусть госпожа Дульцинея подождетъ; и когда она наименьше будетъ думать, она увидитъ меня исколотаго ударами, какъ ршето; до смерти же все живетъ на свт; этимъ я хочу сказать, что я живу еще и при жизни намренъ исполнить то, что общалъ.
Поблагодаривъ Санчо за его доброе намреніе, Донъ-Кихотъ закусилъ — немного, а Санчо — много; посл чего наши искатели приключеній легли и заснули, оставивъ двухъ нераздльныхъ друзей Россинанта и осла свободно пастись на тучномъ лугу. Рыцарь и его оруженосецъ проснулись довольно поздно, сели верхомъ и пустились въ путь, торопясь поспть въ какую-нибудь корчму; — они нашли ее, однако, не ране, какъ прохавши съ милю. Въ корчм, которую Донъ-Кихотъ принялъ, противъ своего обыкновенія, за корчму, а не за замокъ, наши искатели приключеній спросили хозяина есть-ли у него помщеніе. Хозяинъ сказалъ, что есть такое спокойное и удобное, лучше какого не найти и въ Сарагосс, посл чего Санчо отнесъ сначала свои пожитки въ указанную ему комнату, ключь отъ которой далъ ему хозяинъ, и отведши затмъ осла и Россинанта въ конюшню, засыпавъ имъ корму и поблагодаривъ Бога за то, что господинъ его принялъ эту корчму не за замокъ, отправился за приказаніями къ Донъ-Кихоту, усвшемуся на скамь.
Между тмъ наступило время ужинать, и Санчо спросилъ хозяина, что дастъ онъ имъ закусить?
— Все, что угодно, сказалъ хозяинъ; воздушныя птицы, земныя животныя, морскія рыбы — всего у меня вдоволь.
— Не нужно такъ много, сказалъ Санчо, пары жареныхъ цыплятъ съ насъ будетъ довольно; господинъ мой кушаетъ немного, да и я не особенный обжора.
— Цыплятъ нтъ, сказалъ хозяинъ, потому что иного здсь коршуновъ.
— Ну такъ зажарьте курицу, но только понжне.
— Курицу! пробормоталъ хозяинъ, я вчера послалъ штукъ пятьдесятъ курицъ для продажи въ городъ, но кром курицы, приказывайте, что вамъ угодно.
— Въ такомъ случа за теленкомъ или козленкомъ дло врно не станетъ.
— Теперь вся провизія у меня вышла и нтъ ни теленка, ни козленка, сказалъ хозяинъ, но на будущей недл всего будетъ вдоволь.
— Будьте здоровы, сказалъ Санчо; но готовъ биться объ закладъ, что сала и яйцъ найдется у васъ вдоволь.
— Гости мои не могутъ, кажись, пожаловаться на память, отвтилъ хозяинъ. Я говорю, что у меня нтъ ни куръ, ни цыплятъ, а они просятъ яицъ. Спрашивайте, ради Бога, чего-нибудь другаго, и отстаньте отъ меня съ вашими курами.
— Полноте шутить, воскликнулъ Санчо; говорите, что у васъ есть и довольно переливать изъ пустаго въ порожнее.
— Есть у меня воловьи или телячьи ноги, сказалъ хозяинъ, похожія немного на бараньи, приготовленныя съ лукомъ, чеснокомъ и салонъ: варясь въ печи он сами просятъ скушать ихъ.
— Давайте ихъ всхъ сюда, воскликнулъ Санчо; я заплачу за нихъ лучше всякаго другаго: — это блюдо самое по мн; и все равно воловьи или телячьи эти ноги, лишь бы он были ноги.
— Я оставлю ихъ для васъ однихъ, сказалъ хозяинъ, къ тому же здсь находятся теперь все люди порядочные, которые возятъ съ собою провизію, кухню и поваровъ.
— Ужь не знаю, есть ли
Такого-то рода разговоръ велъ Санчо съ хозяиномъ, и когда послдній спросилъ оруженосца, это такой его господинъ? Санчо ничего не отвтилъ на это. Между тмъ къ ужину Донъ-Кихотъ вошелъ въ свою комнату, хозяинъ принесъ бараньи ноги, и рыцарь слъ за столъ.
Скоро въ сосдней комнат, отдленной отъ комнаты Донъ-Кихота только легкой перегородкой, рыцарь услышалъ что этого говоритъ.
— Донъ Іеронимъ, заклинаю васъ жизнью, прочтите, въ ожиданіи ужина, другую главу второй части Донъ-Кихота Ламанчскаго [19] . Услышавъ свое имя, Донъ-Кихотъ приподнялся со стула, и, весь обратившись въ слухъ, сталъ слушать, что говорятъ про него.
— Донъ-Жуанъ, отвтилъ донъ Іеронинъ, къ чему читать эти глупости? Кто прочелъ первую часть Донъ-Кихота, тотъ не можетъ читать этой второй.
— И однако, сказалъ Донъ-Жуанъ; намъ все таки не мшало бы прочесть ее; нтъ такой дурной книги, въ которой не было бы чего-нибудь хорошаго. Одно мн не нравится въ ней — это то, что Донъ-Кихотъ перестаетъ любить Дульцинего.
19
Намекъ за вторую часть Донъ-Кихота, написанную неизвстнымъ авторомъ подъ вымышленнымъ именемъ лиценціанта Алонзо Фернандо Авелланеда. Она появилась въ то время, когда самъ Сервантесъ писалъ вторую часть своего безсмертнаго произведенія. По чрезвычайному сходству нкоторыхъ мстъ оригинала съ поддлкою, нужно думать, что въ рукахъ этого мнимаго лиценціанта была рукопись 2-й части Донъ-Кихота Сервантеса.
Услышавъ это, Донъ-Кихотъ съ негодованіемъ воскликнулъ: «тому, кто скажетъ, что Донъ-Кихотъ Ламанчскій забылъ или можетъ забыть Дульцинею Тобозскую, я докажу равнымъ оружіемъ, что онъ сильно ошибается; Донъ-Кихотъ не можетъ забывать, а Дульцинея не можетъ быть забываема. Девизъ Донъ-Кихота постоянство, а произнесенный имъ обтъ быть неизмнно врнымъ своей дам.»
— Кто это говоритъ? спросили въ другой комнат.
— Никто, другой, какъ самъ Донъ-Кихотъ Ламанчскій отвтилъ рыцарь, который станетъ поддерживать съ оружіемъ въ рукахъ не только все сказанное имъ, но даже все то, что онъ скажетъ: у хорошаго плательщика за деньгами дло не станетъ.
Въ ту же минуту два благородныхъ господина (по крайней мр за видъ они казались такими) отворили дверь своей комнаты и одинъ изъ нихъ, кинувшись на шею Донъ-Кихоту, дружески сказалъ ему: «вашъ образъ не можетъ скрыть вашего имени, ни ваше имя вашего образа. Вы, безъ всякаго сомннія, истинный Донъ-Кихотъ Ламанчскій, путеводная звзда странствующаго рыцарства, вопреки тому автору, который вознамрился похитить у васъ ваше имя и уничтожить ваши подвиги въ этой книг.» При послднемъ слов онъ взялъ изъ рукъ своего товарища книгу и передалъ ее Донъ-Кихоту. Рыцарь взялъ книгу, молча перелисталъ ее и не много спустя отдалъ назадъ. Въ этомъ немногомъ, что я прочелъ здсь, сказалъ онъ, я нашелъ три несообразности: первое, нсколько словъ прочитанныхъ въ предисловіи [20] ; во вторыхъ ея аррагонскій языкъ, и въ третьихъ, это особенно доказываетъ невжество автора, ложь въ самомъ важномъ мст: онъ называетъ жену Санчо Пансо — Терезу Пансо — Маріей Гутьерецъ [21] ; если же онъ лжетъ въ главномъ, то можно думать, не лжетъ ли онъ и во всемъ остальномъ.
20
Въ этомъ предисловіи грубо ругаютъ Сервантеса.
21
Здсь Сервантесъ не помнитъ, что онъ говоритъ.