Дон Кихот (с иллюстрациями) (перевод Энгельгардта)
Шрифт:
– Возьми-ка это, сынок Андрес, и да хранит вас бог.
Андрес схватил хлеб и сыр и, видя, что больше ему не на что рассчитывать, понурил голову и решил отправиться восвояси. На прощанье он сказал Дон Кихоту:
– Ради бога, сеньор странствующий рыцарь, если вам еще когда-нибудь случится со мной встретиться, не заступайтесь за меня, хотя бы меня резали на куски. Ибо от заступничества вашей милости мне только еще хуже придется. Будьте вы прокляты вместе со всеми странствующими рыцарями, когда-либо жившими на свете! – И Андрес бросился со всех ног бежать, так как боялся, чтобы его не догнали и не наказали за дерзость.
Дон
Глава 24, в которой рассказывается о том, как Дон Кихот сражался с мехами красного вина
Подкрепив свои силы, наши путники оседлали мулов и без всяких приключений, заслуживающих внимания, доехали до постоялого двора, воспоминание о котором было так неприятно Санчо Пансе. Однако ему все же пришлось войти туда. Хозяин, хозяйка, дочь и Мариторнес, увидев Дон Кихота и Санчо, кинулись к ним навстречу с радостными возгласами. Наш рыцарь важно и с достоинством поздоровался с ними и попросил приготовить ему постель получше, чем в прошлый раз. Хозяйка ответила, что, если он обещает заплатить получше, чем в прошлый раз, он получит княжескую постель. Дон Кихот кивнул головой в знак согласия, и ему приготовили приличную постель в том же чулане, где он уже ночевал однажды. Наш рыцарь был так утомлен и расстроен, что тотчас же улегся и заснул крепким сном.
Священник заказал обед, и хозяин, в надежде на хорошее вознаграждение, подал им все, что было у него лучшего. Все уселись за стол, только Дон Кихот продолжал спать; его решили не будить, так как для бедного рыцаря сон был полезнее еды. Во время обеда, в присутствии хозяина, хозяйки, их дочки, Мариторнес и постояльцев, зашел разговор о необычайном помешательстве Дон Кихота и о том, как его разыскали. Все рассказывали друг другу о чудачествах и приключениях Дон Кихота. Священник заметил, что всему виной рыцарские романы, от чтения которых у Дон Кихота зашел ум за разум. Хозяин на это возразил:
– Честное слово, не понимаю, как это могло случиться, ибо, на мой взгляд, нет в мире лучшего чтения. У меня есть два-три таких романа, и, право, я им обязан многими радостями. Да и не только я, но и многие другие. Во время жатвы у нас по праздникам собираются жнецы; среди них всегда найдется грамотей; он берется за книгу, а мы, человек тридцать, садимся вокруг и слушаем, развесив уши. О самом себе скажу только: когда в книге речь дойдет до яростных ударов, какие раздают направо и налево рыцари, мне до страсти хочется вмешаться в эту схватку, и я готов слушать день и ночь.
– Да и я тоже бываю очень довольна, – прибавила хозяйка. – Во время этих чтений во всем доме наступает покой и тишина. Вы так увлекаетесь этими романами, что даже забываете со мной ругаться.
– Истинная правда, – сказала Мариторнес. – Я тоже люблю послушать эти истории, особенно же про прекрасных сеньорит, – как они нежничают под каким-нибудь апельсинным деревом со своими верными рыцарями.
– Ну, а вы, сеньорита, что скажете? – спросил священник, обращаясь к хозяйской дочке.
– По правде сказать, сеньор, сама не знаю, – ответила она. – Я тоже охотно слушаю чтение романов, хотя мало что понимаю в них. Только мне больше всего нравятся не битвы, которыми восхищается отец, а печальные речи рыцарей, тоскующих
– Если бы эти рыцари плакали из-за вас, – сказала Доротея, – вы бы их сейчас же утешили, не правда ли, сеньорита?
– Уж не знаю, что бы я сделала, – отвечала девушка. – Знаю только одно, что некоторые из этих дам так жестоки, что рыцари называют их львицами, тигрицами и другими отвратительными именами. Господи Иисусе! Что же это за бессердечные, бессовестные женщины, если им трудно посмотреть на честного человека, а он из-за этого умирает или делается сумасшедшим! Не понимаю, к чему все это жеманство.
– Молчи, девочка, – прервала ее хозяйка. – Девице не годится ни знать, ни рассуждать о таких делах.
– Сеньор меня спросил, – ответила она, – не могла же я не ответить.
– Ну, довольно, – сказал священник, – лучше принесите мне, сеньор хозяин, все ваши книжки. Мне хочется на них взглянуть.
– С удовольствием, – отвечал хозяин. Он тотчас встал, пошел в свою комнату, принес старый сундучок, запертый на ключ, открыл его и вынул три огромные книги и несколько рукописей, очень четко написанных. Первая книга была «Дон Сиронхилио Фракийский», вторая – «Фелисмарте Гирканский», а третья – «История Великого капитана Гонсало Эрнандеса Кордовского» вместе с жизнеописанием Диэго Гарсия де Паредес. Прочитав два первых заглавия, священник повернулся к цирюльнику и сказал:
– Нам недостает только экономки нашего друга и его племянницы.
– Обойдемся и без них, – отвечал цирюльник, – я тоже сумею снести их на скотный двор или бросить в печку, которая, кстати, горит отлично.
– Что? – сказал хозяин. – Ваша милость собирается сжечь мои книги?
– Только эти две: дона Сиронхилио и Фелисмарте.
– Что же, неужто они еретические или флегматические? – спросил хозяин.
– Вы хотели сказать, дружок, схизматические, а не флегматические? – поправил его цирюльник.
– Ну да, – сказал хозяин, – только если вы уж непременно хотите что-нибудь сжечь, то возьмите лучше «Историю Великого капитана Диэго Гарсии»; что же касается остальных, то я скорей позволю сжечь самого себя, чем одну из них.
– Брат мой, – возразил священник, – обе эти книги лживы, полны нелепостей и бредней, а «История Великого капитана» – чистая правда; в ней рассказывается о деяниях Гонсало Эрнандеса Кордовского, который за свои великие и многочисленные подвиги заслужил во всем мире прозвание Великого капитана. А Диэго Гарсия де Паредес, родом из города Трухильо в Эстрамадуре, был замечательным воином. Он обладал такой силой, что одним пальцем останавливал мельничное колесо; однажды он один отстоял мост от целой армии. Он совершил так много подвигов, что, опиши его жизнь какой-нибудь искусный историк, слава его затмила бы славу Гектора, Ахилла и Роланда. Но, к сожалению, он сам описал свою жизнь и был слишком скромен в изложении своих деяний.