Допрос безутешной вдовы
Шрифт:
И все бы хорошо, если бы только в эту стройную и уже много лет безотказно работающую систему безоглядного копирования и клонирования всего самого насущного и потребного вписывались еще и люди. С машинами нам, японцам, проще: телевизор, он в выключенном состоянии бессловесен, да и компьютер вам, если его не беспокоить, дурного слова не скажет; то же – и гамбургеры с пиццами, которые в японском исполнении куда менее канцерогенны и холестерольны. А вот с человеком – непредсказуемым и своенравным – просто беда. По мужской линии еще куда ни шло: того же американца или немца пригласишь на пару лет попреподавать в университете или поработать в компании, чтобы он поделился новыми виртуальными образами из своих мозговых
Мне досадно было думать о том, что сахалинская Ирина может быть для Ато Катаямы не высокой наградой за смелость и дерзость, проявленные во время исполнения своего интернационального долга, но всего-навсего той самой красивой детсадовской, игрушкой, которую имели – причем, вспоминая и вызывающую демонстрацию гладких бедер, и фривольно не застегнутую до конца блузку, и интимные подробности их постельных отношений в ее смачном пересказе, во всех разнообразных смыслах этого емкого слова, – его русские партнеры и по которой он вздыхал, млел и сох всякий раз, как привозил в разбомбленный горбачевской перестройкой и ельцинской вакханалией порт Корсаков очередную партию подержанных, но еще вполне приличных, способных пробежать еще не одну тысячу километров наших «идеальных» машин. Но как бы я ни старался отогнать от себя эту назойливо жужжащую в подсознании жирную муху хорошо известной мне мужской похоти, мысль о том, что в один прекрасный день Катаяма ударил кулаком по столу и решил материализовать свою розовую мечту по превращению далекой прекрасной туземки в элементарный спальный объект под своим боком, покоя мне не давала. Слишком уж закономерным, гладко читаемым и ясно осознаваемым был процесс материализации мечты каждого второго японца, в котором эта в данном случае Ирина, а в другом – Наташа, скажем, или Марина, ввозилась в Японию в обмен на сбагренные в Россию подержанные японские машины, – ввозилась тоже наверняка в «подержанном» состоянии, поскольку вряд ли к двадцати семи годам обладательницы сексапильной внешности и более чем демократичного нрава желают оставаться девицами в условиях нынешнего российского бардака, где вот уже более десятка лет все и вся живут по законам небезызвестного дома Облонских. И наш доморощенный Стива, то бишь Ато, на мой просвещенный взгляд, очень подходит в этом фрейдистском фарсе на партию похотливого кота – наверное, все-таки нужно признать, подходит гораздо больше, чем на роль чемпиона Японии по презрению и попранию основ незыблемого национализма и тотальной ксенофобии.
Перебирая бумаги по Ирине, разглядывая ее плохо пропечатанные факсом фотографии, я вдруг опять почувствовал на своих плечах тяжелый груз сна. Зрение мое на секунду подернулось матовой пленкой, и если бы в этот момент у меня за спиной не послышался негромкий гул голосов и тихое шарканье нескольких пар ног по искусственному паласу, которым покрыты полы в нашей конторе, голова бы моя рухнула на папку с ниигатскими бумагами.
– Вы уже здесь, Минамото-сан? – удивленным тоном обратилась к моему затылку Мураками.
– Как видите. – Я решил не удостаивать ее оборотом и продолжал, давя зевоту во рту и разгоняя туман в глазах, перекладывать с места на место казенные бумаги
– А где ваша Катаяма? – пробасил позади меня Нисио, и на этот требовательный зов мне уже нужно было поворачиваться.
– Под надежным присмотром, – ответил я и повернулся лицом
– Кто за ней смотрит? – не унимался Нисио.
– Один человек… – Я попытался потянуть время, хотя избежать неизбежного удается только в финалах голливудских боевиков. – Хороший человек…
– Что за человек? Я «наружку» за ней не направлял, – продолжил свой допрос Нисио.
– Ганин-сэнсэй за ней поехал, Нисио-сан. – Врать было глупо, а молчать – тем более.
– Совсем спятил?! – злобно прошипел Нисио. – Русского к ней приставил! Ты что, Такуя!
– Ничего, Нисио-сан! Я Ганину доверяю – он с заданием справится, ему не впервой нам помогать.
– Ты смотри, как бы этот «не впервой» для твоего друга последним разом не стал! – пригрозил полковник. – Давай срочно к нему, я все ордера получил. Через полчаса два экипажа нам дают, по три смены в сутки. Вот они и будут ее пасти.
– Две машины – это хорошо, – резюмировал я и стал по сотовому набирать номер Ганина.
– Алле! – прохрипел Ганин после третьего сигнала. – Такуя, это ты? Ты где?
– Да, я. Я в управлении. А ты где?
– А я в педе. – Где?
– Ну в педагогическом университете… – продолжал сопеть невидимый Ганин. – Здесь же конференция…
– Ты что, Ганин, с ума сошел! – У меня та часть моего интеллектуального внутреннего мира, которая в простонародье именуется душой, рухнула в пятки. – Тебя чего просили делать?! Нашел время по конференциям ездить!
– Не ори, Такуя! Чего разорался? – начал, по своему обыкновению, дерзить излишне самостоятельный Ганин.
– Как чего?! Я же тебя просил поездить за русской! А не на конференции своей штаны протирать!
– Ну штанов у меня достаточно, – продолжил пререкания Ганин. – А что до объекта твоего уж не знаю какого конкретно интереса, Такуя, то это она меня сюда и привела. За что ей спасибо огромное!…
– Как «привела»? – У меня отлегло от сердца, и я физически почувствовал вдруг, как из полых ахиллесовых пяток моих, проходя через ахиллесовы сухожилия, медленно возвращается на свое законное место моя слабо сбалансированная душа.
– Так, на «диаманте» своем…
– Значит, она тоже на конференции?
– Да. Она из банка прямиком сюда и попилила. А я за ней. Так что придушил сразу двух кроликов: и тебе пособил, и неплохой доклад Заречного про современную российскую женскую прозу заслушал, – поделился со мной удовлетворенным, но постоянно шипящим и хрипящим из-за мобильно-сотовых искажений голосом мой друг Ганин. – Я, ты же знаешь, к женской прозе, как и к поэзии, вообще-то скептически отношусь…
– Не знаю, но догадываюсь, – перебил я его. – А сейчас там что происходит?
– А сейчас тут происходит обеденный перерыв, – доложил Ганин. – Я, собственно, с тобой потому и разговаривать могу.
– А Ирина где?
– Эта красотка в желтом, что ли?
– Да, она.
– Да вон сидит, метрах в пятидесяти от меня. За стеклом. Они все в университетской столовке закусывают, а я на улице, на стоянке, в твоем «крауне» сижу.
– Сколько еще времени они обедать будут?
– После обеда заседание в два начинается, так что еще почти час. А что, ты тоже, что ли, хочешь про женскую прозу? – ехидно поинтересовался Ганин. – Давай подъезжай!
– Еду! Жди меня, Ганин!
– Ну о чем речь, Такуя! – усмехнулся невидимый Ганин. – Ты же знаешь, что я умею ждать, как никто другой!
Я попросил Нисио послать обещанную «наружку» к педагогическому университету, но приказать сержантам, чтобы они в дело не встревали ни под каким видом, забрал у полковника ордер для снятия показаний в банке «Мичиноку» и двинулся к дверям, демонстративно не приглашая с собой лохматую Аюми. Она же, выказывая очевидную самостоятельность в принятии решений, тут же двинулась за мной следом, вызвав этим своим то ли демаршем, то ли марш-броском едкую усмешку Нисио.