Дорога в снегопад
Шрифт:
– Вы кушайте, кушайте, – подбадривал ее отец Геннадий. – Мне-то и нельзя ничего, у меня диабет, – неожиданно признался он.
– А что это вы вчера пели, батюшка? – вспомнила вдруг Кира. – «Перед кончиной земного порога наша держава царя обретет». Это как понимать?
– Да так и понимать, – несколько удивленно сказал отец Геннадий. – Будет в России монархия. Это же предречено, – и еще раз в его голосе послышалось удивление Кириной неосведомленностью. – В России будет монархия, царем станет прямой потомок Николая Второго, мужескаго пола.
– Второго? – переспросила Кира, думая, не ослышалась ли она. Где-то когда-то
– Может, имеется в виду кто-то из Куликовских? – усомнилась она. – Потом еще у него сестра была – Ксения. Та была замужем за великим князем Александром Михайловичем.
– Вто-ро-го, – отчетливо произнес отец Геннадий. – Анастасия спаслась, жила в Италии, вот от нее и будет.
Водитель эвакуатора, замерев с чашкой в руке, с неподдельным вниманием прислушивался к этому разговору.
– Разрешите, – решился вмешаться он. – Кем же так предречено?
– Старцем Макарием, – живо ответил отец Геннадий. – Это он мне лично говорил.
Водитель посмотрел на Киру, Кира на водителя, Кира примолкла, водитель задумался. С одной стороны, заключение экспертов судебной медицины, с другой – слово схиархимандрита Макария, которого чекисты сутки продержали в воде на морозе и вырубали все-таки живого изо льда топорами, который предсказал возрождение Оптиной пустыни и много чего еще.
На дорогу Ольга всучила Кире пакет с пирожками – видимо, теми самыми, которыми вчера потчевала отца Паисия. Она опять смотрела на Киру с какой-то жалостью, словно проницала нечто, и, накинув куртку, вышла за мужем проводить. Водитель между тем, впечатленный услышанным пророчеством, все никак не мог отвлечься от этого размышления.
– И когда же ждать, батюшка? – спросил он уже на улице.
– Во время третьей мировой, – просто ответил отец Геннадий, приглядываясь к огромной стае черных птиц, кружившей над верхушками высоких берез. – Не пойму, вороны, что ли, это? – Глаза его весело блестели за стеклами очков. – Ну-у, друзья, на зиму пошло!
Перед отъездом действительно пошел снег. Из небесного сумрака слетали редкие, едва заметные снежинки. Желтый нарядный эвакуатор, легонько переваливаясь, начал свое движение по деревенской улице к выезду на трассу. Какие-то темные женщины в допотопных шушунах стояли у своих ворот и провожали всю эту странную конструкцию глазами, словно в очередной раз решали сакраментальный вопрос, а доедут ли эти колеса до Киева.
Кира была не прочь поболтать со своим попутчиком о монархической грезе отца Геннадия, но водитель эвакуатора оказался человеком неразговорчивым и молча крутил баранку. Кира сидела рядом и смотрела в окно, «Лексус» стоял на платформе. Со всех сторон поля словно бы покрылись снежной пудрой, и ели по обочинам накапливали ее на зеленых костлявых ветках. Черные полосы от шин, неровно наложенные на заснеженное полотно, текли вперед, как бы указывая направление. Далеко на пригорках чернели, дымили деревни, и кое-где вздымались с земли белые, нежные, словно акварелью наведенные колокольни. Но скоро еловый лес смыкался опять, вбирая дорогу в узкую воронку. Налево мелькнула просека к какой-то военной части. У КПП трое солдат в бушлатах с поднятыми воротниками курили в рукава.
– Я в Афганистане колонны водил. Страна была!
– Люди гибли, – робко возразила Кира.
– Люди гибли, – согласился водитель, – да только не за металл. А эти? Собрались втроем, втихаря, напились, поругались и развалили страну. Думали, скоро все обратно к нам прибегут, республики-то. А никто что-то не торопится. Вот теперь и празднуем День независимости неизвестно от кого. От себя, наверное.
Но теперь уже Кира как-то замкнулась и ей расхотелось вести разговоры. Да и водитель, ограничив себя этой страстной тирадой, затих на много километров и только меланхолично смотрел на дорогу, которую изредка перебегала первая поземка.
Кира тоже смотрела в окно, и родина под первым рассыпчатым снегом казалась ей еще тоскливей, чем без него. Образы ее странного сна бродили у нее в голове и немного еще тревожили ее. Странный, даже чуть зловещий взгляд гигантской белки, как морок, временами виделся ей. Чтобы избавиться от этого неприятного чем-то видения, Кира выбирала снежинку и провожала ее глазами, сколько позволяла скорость машины.
Понемногу она втянулась в дорогу и углубилась в себя. Она думала о Гоше, об этих брошенных детях из Пашина, которых она так и не увидела, о том, что они с Митей вполне могли бы взять опеку над кем-нибудь из них. И эта мысль – они с Митей – вызвала у нее горькую усмешку.
И только уже где-то под Переславлем-Залесским сигнал телефона вывел ее из задумчивости. Звонил Андрей Брызгалов, Митин компаньон, и сказал, что Митя час назад задержан по подозрению в легализации средств. Ехать оставалось еще час с лишним, да еще пробки в Москве: Киру настолько сразила эта новость, до такой степени она не представляла себе, что нужно делать в подобной ситуации, что, прежде чем догадалась позвонить тестю, спросила у водителя эвакуатора:
– А вы случайно не сидели?
– Нет, – рассмеялся он, обнажив крепкие ровные зубы, – не сидел.
В воскресенье Алексея разбудила бодрая музыка из детства, которая лилась из мегафонов агитационного автомобиля. Автомобиль колесил по району, напоминая его жителям, что сегодня должны состояться выборы в Государственную Думу Росссийской Федерации. Пока Алексей спал, Татьяна Владимировна уже исполнила свой гражданский долг. Вернулась она веселая, раскрасневшаяся, рассказала, кого из соседей встретила на избирательном участке и почем пирожки в буфете, который там по традиции устроен. Несколько этих пирожков, кстати, довольно сносных, сошли Алексею за завтрак.
– Только за «Единую Россию», – напутствовала его Татьяна Владимировна. – Ни в коем случае ни за «Союз правых сил», ни за коммунистов.
– Хорошо, – сказал он, чтобы не огорчать ее. Переубедить ее было уже ни в чем невозможно. За несколько минут он добрался до школы, где испокон голосовали жители его дома. Люди шли на участок, но в основной массе это были люди пожилые или старики, многих из которых он даже знал в лицо. И, увы, сомнений в том, кому они отдадут свои голоса, почти не было. В буфете и впрямь был ажиотаж и даже небольшая очередь за песочными кольцами, осыпанными толчеными орехами. Он и сам купил пару штук.