Дорога в Сообитание
Шрифт:
– Это не так, - сказал Ортан.
– Мы с Фоилом _т_э_м_и_, мы всегда открыты друг для друга. А твои мысли открыты, только когда ты хочешь сама.
– А разве я хочу?
– спросила она себя. И честно призналась себе: да, хочу. В первый раз в жизни хочу, чтоб кто-нибудь знал мои мысли!
Мы уже почти в середине Границы - и все еще живы. Я не обманываюсь: это не наша ловкость и даже не наша удача. Граница нас пропускает. Я не знаю почему: сейчас у меня нет ответов. Это неправильно, так не должно быть. Может
Мне хочется в это верить. Я слишком люблю свой мир. Я не могу быть ему врагом. Я никому не мог бы стать врагом. Я могу любить, но не могу ненавидеть. Нельзя ненавидеть то, чего не можешь понять, и нельзя ненавидеть то, что тебе понятно...
Смутная, затаенная жизнь Границы. Смутная, затаенная, - но жизнь. Множество существований, бездумных и торопливых. Неторопливая, безличная тусклая мысль. Слабый трепет тревоги - но оно ушло. Ушло, не заметив или не пожелав заметить. Непонятно, но хорошо - я бы не сладил с элтом.
Фоил! Кажется, он встревожен. Только тревога, а не страх - это еще далеко. Так далеко, что кажется Фоилу неопасным.
Фоилу, но не мне! Гата! тусклые блики, чешуйки неясных картинок. Множество глаз, которые что-то видят. Шаг за шагом сквозь выцветший горизонт, сквозь серый, струящийся в зное простор. Змея. Быстрый торн, шевелящийся куст обманки, одинокий кан обнюхивает нору, стадо! Тучи пыли, мощные глаза вожака.
Все! Нам от них не уйти. Я достаточно знаю о гата. Даже самый мелкий самец в холке выше меня, и они чуют мысль, не хуже, чем Фоил, и немного думают - сообща. И когда они налетят всем стадом, неотвратимые, как обвал...
– Ортан!
– окликает меня Элура. В ее глазах уверенность и тревога, и мысли ее испуганы и тверды. Особенное, единственное, только ее: бурлящий камень и скованный льдом огонь.
– Опасность?
– спросила она деловито.
Она оглянулась: где там Норт и Илейна - и я уже знаю, что надо делать. Мне очень не хочется этого делать, но только это нас может спасти.
– Мне надо уйти, - говорю я ей.
– Со мной пойдет Норт. Вы будете ждать нас здесь.
– Почему?
– спросила она сурово. Сдвинула брови, в глазах угрюмый огонь; она ушла, укрылась за каменный щит, и опять она для меня закрыта.
– Оставаться опасней, - объясняю я ей, и это правда.
– Будет очень страшно. Фоил может не выдержать страха. Ты должна его удержать.
– Он вернется сюда?
– Да, Элура. Я его позвал.
– Хорошо, - говорит она.
– Мы будем ждать.
– Куда это они?
– спросила Илейна.
Я догадалась, но промолчу. Я молча усаживаюсь на траву и молча киваю Илейне, чтоб села рядом.
Илейна уже не та. Хорошенький стройный мальчик с обветрившимся лицом, и каждый взгляд на нее - мучительное напоминание. Мой Эрд. Он был таким же юным и стройным...
– Элура, -
– Зачем мы ушли из Мира? Даже если мы не умрем... зачем мы одни?
– Мы не одни. Ортан ведет нас туда, где живут люди.
– Такие, как он? А если я не хочу с ними жить?
– помолчала - и уже совсем спокойно: - Прости, Элура. Я знаю, что ты поклялась отцу. Но я не хочу!
Мягким, совсем материнским движением Элура прижала ее к себе.
– Да ведь и я не хочу! Просто это наш долг - продолжить род. А что, разве Норт тебе не нравится?
– А кому это интересно? Должна! А я его не люблю. Я никого не люблю!
– сказала она с тоской.
– Даже отца. Ведь я знаю: он... его уже, наверное... и ничего!
– Глупая! Это не сразу приходит... я-то знаю. Сначала только пусто... а потом уже боль...
– Элура!
– горько сказала Илейна.
– Я не хочу вот так, по приказу. Меня все время кому-нибудь обещали... вечная невеста! Я слышала, как женщины смеялись...
– Ну и что? А ко мне вот никто и не сватался - думаешь, это приятней? Глупости, Илейна! Никто тебя не неволит. Будем живы - сама решишь.
– Правда, Элура?
– жадно спросила она.
– Правда?
Зной окружает нас. Тусклый тяжелый зной, он течет, потрескивает, дымится. Мы не смеем сбросить тяжелые куртки, расстегнули - и паримся в них.
– Пить хочется, - сказала Илейна.
– Только глоток. Нам скоро бежать.
Она кивнула, послушно сделала лишь глоток и протянула обратно флягу.
– Элура, - спросила она, - а почему мне не страшно? Все такое чужое, жуткое... а мне не страшно. И только жизни боюсь, - сказала она. Понимаешь? Вот дойдем - и будет, как... как должна.
– Ты мать совсем не помнишь?
– Нет. Мне было два года, когда она...
– Все наши матери умерли, - сказала Элура.
– И мы с тобой тоже скоро умрем. Чего нам бояться жизни, раз она так коротка?
– А зачем такая жизнь? Из одних женских покое в другие... а потом только рожать и умереть в родах? Со мной никто не разговаривал, - сказала Илейна.
– Только говорили, что делать. Должна! Я хотела убежать, - сказала она.
– К тебе, в Обсервату. Я знала, что ты враждуешь с отцом. Думала: может быть, не выдашь.
– Может быть, - сказала Элура.
– Вот мы и убежали. А ты все ждешь, кто же даст тебе свободу.
Илейна отпрянула, зеленой вспышкой блеснули ее глаза и тонкие пальцы сомкнулись на рукоятке кинжала.
– Все будет, как я захочу!
– сказала она.
– Я все сама за себя решу, слышишь, Элура!
Фоил вернулся. Словно нить натянулся внутри, отозвавшись короткой приятной болью.
Фоил! сказала она про себя. Не подумала, а молча позвала: Фоил! Фоил, мы здесь. Онои сказал, чтобы ты был с нами!