Дорога в Сообитание
Шрифт:
Мир вернулся. Как он прекрасен после жути багровой тьмы! Можно смотреть. Можно думать. А под утесом у наших ног бушует табун прекрасных этэи.
Уходите! кричу я им. Мы вне закона. Мы убиваем. Уходите, или я убью вожака!
Замерли. Вскинули головы. Смотрят.
– Уходите!
– молю я их.
– Я не хочу вас убивать!
Уходят. Ушли. Исчезли.
– Ортан!
– тихо сказала Элура, и ее ладонь скользнула в мою ладонь. Как хорошо, что они ушли!
Мы идем. Ортан ведет нас, как поводырь слепых, как следопыт отряд среди ловушек. Змеи кишат в траве, огромные птицы
А если нас настигают, мы с Илейной выходим вперед. Мой самострел и ее кинжал это игрушки, но за нас закон - смешной или мудрый?
– плевать, если он нас хранит! Переговоры, Ортан их убеждает, они рычат или воют и все стараются подобраться с тыла, но мы с Илейной начеку, и, если звери умны, они отступают. Какое счастье, что крупные звери умны!
А дважды было и так, что они бросались на нас. Тогда уж мой самострел, меч Норта, кинжал Илейны, и Ортан, который стоит полсотни таких, как мы - и надо опять бежать, карабкаться, замирать, пока не представится случай передохнуть и наспех промыть царапины и обработать раны. Теперь мы все хороши - и Норт, и Илейна, и я, и только Ортан не дал мне себя осмотреть, хотя и он, наверное, ранен.
И все-таки мы продержались день, но, кажется, это все. Мы падаем от усталости, мы не стоим на ногах, не надо еды, не надо питья - только сон...
Предвечерний час, час Перемирия Сумерек, и можно подняться из темноты, выйти и стать собой. И только тут до меня дошло, что мы уже пережили день. Этот день прошел, а мы еще живы. И еще я почувствовал: близко река. Целый день, не сознавая того, я вел их к реке, и теперь мы почти пришли и, наверное, проживем эту ночь.
– Элура, - сказал я, - если мы доберемся до реки, то проживем эту ночь.
– Хорошо, - отозвалась она безразлично. И тоскливая мысль: еще идти.
– Ортан, - сказал Норт; у него был тусклый, измученный голос. Боюсь... женщины не могут... идти.
– Еще немного. Если надо, я понесу Илейну.
– А Элура что, из железа?
– Я смогу, - вяло скала она.
– Я тоже, - вяло сказала Илейна.
Они сумели; Перемирие Сумерек нас хранило, и еще не совсем стемнело, когда мы пришли к реке. И я увидел то место, к которому шел: маленький остров, почти утес, посередине потока.
– Посмотри!
– сказал я Элуре.
– Там безопасно!
Но она отвела глаза и ответила неохотно:
– Ничего не получится, Ортан. Мы не умеем плавать.
И я улыбнулся, потому что только это и просто...
– Смотрите, - сказал я им.
– Я покажу, как гвары переправляются через реки.
Я вышел к самой воде и запел Песню Моста. Я пел и уходил в глубину, в сочную зелень воды, в прохладную плоть потока. Я пел - и вот шевельнулись на дне уснувшие водоросли моста, тугие зеленые плети _и_х_е_и_. Они поднимались со дна, шевелясь, как уснувшие змеи, и песня сплетала их, как
А когда мы прошли по мосту, я расплел ихеи и погрузил их в сон до самой весны. Теперь никто не сможет их разбудить, пока не минует зимнее Междулунье.
И вторая ночь Трехлуния расцвела над рекой.
Ортан дал нам поспать, и я проснулась сама. Был предрассветный час; серое небо спало над серой водой, и остренький серый холод покалывал тело. Я медленно села, встала - и вдруг оказалось, что я бодра и здорова, что раны зажили и ужасно хочется есть.
Ортан не спал; он успел развести костер, и над огнем бурлил котелок с похлебкой. Я вдруг подумала: я никогда не видала Ортана спящим. Неужели и этим он отличен от нас?
– Нет, - ответил он мыслью, - когда можно, я сплю. Но я могу очень долго не спать.
– Ночью было спокойно?
– Да, - сказал он.
– Почти.
Он был спокойный, открытый, и когда я к нему подошла, он поднялся и обнял меня за плечи. И я прижалась к нему, потому что все решено, все будет так, как он хочет, и я... я тоже хочу!
– Мы поплывем по реке!
– сказала Элура.
Волшебная сила Трехлуния исцелила за ночь ушибы и раны, а похлебка из рыбы и черных грибов наконец-то насытила их. И солнце грело здесь так приветливо и добродушно; прохлада реки умеряла зной - не то, что среди постылых равнин, таких красивых и так смертельно опасных.
– Мы сделаем плот, Видите, сколько здесь сушняка?
– Н-да, - сказал Норт.
– Это ты к Ортану. Он норденец.
– Я не знаю, - серьезно ответил Ортан, - я был мал, когда погибла Нордена.
– Глупости!
– сердито сказала Элура.
– Вон сухие стволы, а у тебя есть веревка - помнишь, ты вытаскивал нас на скалу? Мы свяжем несколько бревен веревкой, обрубим пару стволиков потоньше на шесты - и поплывем.
– А что, в реке нет опасных тварей?
– спросил Норт.
– В реке - нет, - ответил Ортан, - но многие из опасных умеют плавать.
– Н-да, - опять сказал Норт.
– Не очень-то я воду люблю... ладно, как велишь, командир. А ты что скажешь, светик мой?
– спросил он Илейну, и она невольно прижалась к нему.
– Я... я не могу помочь... а мешать не стану. Я как вы.
И они построили плот.
На это ушло полдня. На это ушло бы несколько дней, не будь Ортан так непомерно силен. Он ворочал бревна, словно шесты, он, как прутики, обламывал толстые сучья, он так затягивал узлы на веревке, что стволы как будто врастали друг в друга.
Плот был груб и коряв, но плыть он мог, и после обеда они отплыли.
Это было чудесно - никуда не идти, а сидеть на теплых шершавых бревнах, слушать лепет воды и смотреть на зеленую гладь, живую, упругую, просвеченную лучами. А мимо плывут берега, опасности, смерть, и мы недоступны для них, но палец лежит на спуске, и потому наш покой прекрасен, как никогда.
– Ортан, - спросила Элура, - если мы продержимся?..
– Будет Второй Запрет. Целых три дня.
– А потом?