Дороги свободы. I.Возраст зрелости
Шрифт:
– Сядь рядом со мной.
Он сел. Марсель все еще держала его руку в своих, неловко и лихорадочно сжимала ее, и Матье казалось, что тепло этих рук поднимается вплоть до подмышек.
– Как у тебя жарко, – сказал он.
Марсель не ответила, она пожирала его глазами, приоткрыв рот, с видом смиренным и доверчивым. Матье исподволь пронес левую руку мимо живота и запустил ее в карман брюк, чтобы взять сигареты. Марсель перехватила взглядом его руку и негромко вскрикнула:
– Что у тебя с рукой?
– Порезался.
Марсель
– Но повязка ужасно грязная, может быть заражение! Там все черное; откуда такая грязь?
– Я упал.
Она снисходительно засмеялась.
– И порезался, и упал. Как вам нравится этот недотепа! Что же ты натворил? Постой-ка, я сменю повязку, эта не годится.
Она разбинтовала руку Матье и покачала головой.
– Ой, какая скверная рана, как это тебя угораздило? Ты был пьян?
– Вовсе нет. Это было вчера вечером в «Суматре».
– В «Суматре»?
Широкие бледные щеки, золотые кудри, завтра, завтра я подниму для вас волосы.
– Это затея Бориса, – ответил Матье. – Он купил нож и стал меня подначивать, что я не посмею всадить его себе в руку.
– А ты, естественно, тут же и всадил. Но ты абсолютно ненормальный, бедняга, эти детишки в конце концов превратят тебя в осла. Посмотрите-ка на эту бедную израненную лапу.
Ладонь Матье неподвижно лежала в ее горячих руках; рана была отвратительна, с почерневшей сочащейся коркой. Марсель медленно поднесла руку Матье к лицу, пристально посмотрела на нее, потом вдруг нагнулась и смиренно припала губами к ране. «Что с ней?» – подумал он. Он привлек Марсель к себе и поцеловал ее в ухо.
– Тебе хорошо со мной? – спросила Марсель.
– Конечно.
– По твоему виду этого не скажешь.
Матье, не ответив, улыбнулся ей. Марсель встала и пошла к шкафу за аптечкой. Она повернулась к нему спиной, стала на цыпочки и подняла руки, чтобы дотянуться до верхней полки; рукава скользнули вниз. Матье смотрел на обнаженные руки, которые он так часто ласкал, и прежние желания шевельнулись в его сердце. Марсель вернулась с неуклюжей проворностью.
– Давай лапу.
Она напитала спиртом маленькую губку и стала промывать рану. Он чувствовал на своем бедре тепло так хорошо знакомого ему тела.
– Лизни!
Марсель протянула ему кусочек пластыря. Он вытянул язык и послушно лизнул розовую ткань. Марсель приложила пластырь к ране, взяла прежнюю повязку и с веселым отвращением подержала ее кончиками пальцев.
– Что мне делать с этой гадостью? Когда ты уйдешь, выброшу ее в мусорный бак. Она быстро перевязала ему руку белоснежным бинтом.
– Значит, Борис тебя подначил? И ты резанул себе руку? Большой, а хуже ребенка! А он сделал то же?
– Нет, конечно.
Марсель засмеялась.
– Он тебя обставил!
Она зажала во рту английскую
– А Ивиш там тоже была?
– Когда я порезался?
– Да.
– Нет, она танцевала с Лолой. Марсель заколола повязку булавкой. На стальной головке осталось немного помады.
– Все! Готово. Вы славно повеселились?
– Так себе.
– В «Суматре» хорошо? Знаешь, чего я хочу? Чтобы ты когда-нибудь меня туда сводил.
– Но это тебя утомит, – раздраженно возразил Матье.
– Ну, один-то раз... Устроим себе настоящий праздник, мы так давно с тобой нигде не бывали вместе.
«Не бывали вместе!» Матье с раздражением повторил про себя это супружеское выражение: Марсель вечно выбирала не те слова.
– Ты не против? – спросила она.
– Послушай, – сказал он, – с любом случае это будет не раньше осени: до того времени тебе следует основательно отдохнуть, и, потом, скоро ресторан, как всегда раз в году, закроется. Лола отправляется на гастроли по Северной Африке.
– Что ж, пойдем осенью. Обещаешь?
– Обещаю.
Марсель смущенно кашлянула.
– Я вижу, ты на меня немного сердишься, – проговорила она.
– Я?
– Да... Я позавчера вела себя некрасиво.
– Да нет же. С чего ты взяла?
– Да. Не спорь. Но я нервничала.
– Еще бы. И все из-за меня, бедняжка моя.
– Тебе не в чем себя упрекать, – доверчиво сказала она. – Ни прежде, ни теперь.
Матье не осмелился повернуться к ней, он очень хорошо представлял выражение ее лица, он не мог вынести этого необъяснимого и незаслуженного доверия. Наступило долгое молчание: она, конечно, ждала ласковых слов, слов прощения. Матье не выдержал:
– Посмотри.
Он вынул из кармана бумажник и бросил его на колени. Марсель вытянула шею и положила подбородок на плечо Матье.
– На что я должна посмотреть?
– На это.
Он извлек из бумажника ассигнации.
– Одна, две, три, четыре, пять, – пересчитал он, победно шелестя ими. Банкноты еще пахли Лолой. Матье помедлил, держа деньги на коленях, и, поскольку Марсель молчала, он повернулся к ней. Марсель подняла голову и, сощурившись, смотрела на деньги. Казалось, она ничего не понимала. Потом она медленно повторила:
– Пять тысяч франков..
Матье добродушно развел руками, намереваясь положить деньги на ночной столик.
– Да! – сказал он. – Пять тысяч франков. Нелегко было их раздобыть.
Марсель не ответила. Она покусывала нижнюю губу и недоуменно смотрела на деньги: она разом постарела. Но продолжала грустно и доверчиво глядеть на Матье. Затем заговорила:
– А я думала...
Матье быстро перебил ее.
– Теперь ты сможешь пойти к этому еврею. Кажется, он своего рода знаменитость. Сотни женщин в Вене прошли через его руки. И в основном великосветские женщины, богачки.