Дороги свободы. I.Возраст зрелости
Шрифт:
– Сегодня я все-таки попался, – сказал он вполголоса.
У него мелькнула странная улыбка, почти детская, которая выглядела неуместной на оливковом лице, где плохо выбритая щетина отсвечивала синевой. «Это правда, – подумал Матье, – на сей раз он на пределе». Ему вдруг пришла мысль, стиснувшая его сердце: «Он свободен». И ужас, который внушал ему Даниель, вдруг смешался с завистью.
– Ты должен быть в странном состоянии, – сказал он.
– Да, я в странном состоянии, – согласился Даниель.
Все еще добродушно улыбаясь, он сказал: – Дай мне сигарету.
– Ты разве куришь? – спросил Матье.
– Нет, только одну. И только сегодня. Матье быстро произнес:
– Я хотел бы быть на твоем месте.
– На моем месте? – без
– Да.
Даниель пожал плечами.
– В этой истории по всем позициям выиграл ты.
Матье горько усмехнулся. Даниель пояснил:
– Ты же свободен.
– Нет, – покачав головой, сказал Матье. – Бросить женщину еще не значит обрести свободу. Даниель с любопытством поглядел на него.
Однако сегодня утром ты, кажется, считал именно так.
– Не знаю. Это неясно. Все неясно. Истина в том, что я бросил Марсель н и р а д и ч е г о.
Он задержал взгляд на оконных шторах, колыхавшихся от ночного ветра. Он устал.
– Ни ради чего, – повторил он. – Во всей этой истории я играл роль только отказа и отрицания: в моей жизни больше нет Марсель, но есть остальное.
– Что же?
Матье неопределенно махнул рукой в сторону письменного стола.
– Ну, все это, все остальное.
Он был околдован Даниелем. Он подумал: «Значит, это и есть свобода?» Даниель д е й с т в о в а л, он уже не может вернуться назад: ему должно казаться странным чувствовать за собой беспричинный поступок, которого он и сам уже почти не понимает и который перевернет его жизнь. А я все делаю ни ради чего; можно подумать, что у меня украдут результата! моих действий; все происходит так, словно я всегда могу начать сначала. Не знаю, что бы я отдал, лишь бы совершить непоправимый поступок».
Он сказал вслух:
– Позавчера вечером я видел человека, который хотел вступить в испанское ополчение.
– Ну и что?
– Он струсил: теперь ему крышка.
– Зачем ты мне это говоришь?
– Не знаю. Просто так.
– Ты хотел уехать в Испанию?
– Да. Но недостаточно сильно. Они замолчали. Через некоторое время Даниель бросил сигарету и сказал:
– Я хотел бы постареть на полгода.
– Я – нет, – сказал Матье. – Через полгода я буду таким же, как сейчас.
– С теми же угрызениями совести, – добавил Даниель. Он встал.
– Предлагаю опрокинуть стаканчик в «Клариссе».
– Нет, – отказался Матье. – Сегодня вечером я не хочу напиваться. Я не знаю, что сделаю, если напьюсь.
– Да ничего особенного, – заметил Даниель. – Так ты не идешь?
– Нет. Не хочешь еще немного посидеть? – спросил Матье.
– Мне надо выпить, – сказал Даниель. – Прощай.
– Прощай. Мы... мы скоро увидимся? – спросил Матье. Даниель смутился.
– Думаю, это будет непросто. Марсель мне сказала, что не хочет ничего менять в моей жизни, но скорее всего ей будет неприятно, если мы будем встречаться.
– Пусть так, – сухо сказал Матье. Даниель, не отвечая, улыбнулся ему, и Матье резко заключил:
– Ты меня ненавидишь.
Даниель подошел к нему и поспешно неловко и стыдливо положил руку ему на плечо.
– Нет, во всяком случае, не сейчас.
– Но завтра...
Даниель, не отвечая, наклонил голову.
– Пока, – сказал Матье.
– Пока.
Даниель ушел. Матье приблизился к окну и раздвинул шторы. За окном была нежная ночь, нежная и голубая; ветер прогнал облака, над крышами мерцали звезды. Матье облокотился на перила балкона и сладко зевнул. На улице, под ним, спокойным шагом шел человек; он остановился на перекрестке улиц Югенс и Фруадво [9] , поднял голову и посмотрел на небо: это был Даниель. Какая-то мелодия порывами доносилась с проспекта дю Мэн, белый отсвет автомобильных фар скользнул в небе, задержался над трубой и исчез за крышами. Это было небо деревенского праздника, усеянное блестящими звездами, пахнущее каникулами и сельскими танцами.
9
Ошибка автора. Улицы Югенс и Фруадво не пересекаются.
КОММЕНТАРИИ
«Дороги свободы» посвящены Ванде Козакевич, которая познакомилась с Сартром в 1937 году и оставалась до самой его смерти близким другом. Она была актрисой, играла женские роли в пьесах Сартра. Согласно переписке Сартра, он рассказывал В.Козакевич о работе над «Возрастом зрелости» и учел некоторые ее замечания. Отдельные черты В.Козакевич воплощены в образе Ивиш.
Глава I
"Пятьсот франков, а ведь надо дотянуть до двадцать девятого...» – Нехватка денег играет важную роль в развитии романа: Матье двое суток мечется по Парижу, раздобывая средства для сохранения своей свободы. В 1938 году жалованье преподавателя лицея составляло около 3000 франков – столько получал тогда и сам Сартр. Материальное положение Матье практически идентично материальному положению Сартра, которому нередко приходилось занимать деньги.
Вчера пошел в лицей прочитать последние лекции. – Временной период «Возраста зрелости» охватывает три ночи и два дня. Некоторые косвенные сведения (в разговоре с Марсель Матье упоминает, что последние занятия в лицее у него были «вчера», т.е. в понедельник 13 июня) показывают, что действие романа разворачивается между вечером вторника 14 июня 1938 года и ночью на пятницу 17 июня.
Потом я встречался с Ивиш. – До работы в лицее им.Пастера в Нейи, в 1936-1937 гг. Сартр преподавал в Лаоне – в этом городе он «поселил» родителей Ивиш. Кстати, ее имя сам Сартр произносил как «Ивик», а не «Ивиш» (разумеется, с ударением на последнем слоге). Город Бове, о котором упоминает Матье, находится ближе к Парижу, чем Лаон, но расположен в том же северном направлении, в департаменте Уаза.
Сегодня утром зашел в бухгалтерию... – По словам самого Сартра, действие романа разворачивается во время каникул Матье не без умысла: Сартр не хотел показывать своего героя на занятиях в лицее, т.к. иначе ему пришлось бы вооружить героя некоей философией.
...чтобы не разбудить мадам Дюффе. – У Сартра были сложные отношения с Симоной Жолливе: студентом он приезжал к ней в Тулузу и был вынужден ждать на улице, пока мать Симоны ляжет спать – лишь после этого он мог подняться к Симоне в ее комнату над аптекой ("комнату-ракушку», о чем говорится далее в романе). Воспоминания об этом ритуале отражены в описании отношений Матье и Марсель, которые, согласно тексту романа, длились семь лет и начались в 1931 году, – однако эта дата не соответствует чему-либо конкретному в личной жизни Сартра.