Дорогой бессмертия
Шрифт:
– Отлично знает иностранный язык! – не скупились на похвалу преподаватели.
Война… Кузнецов – в тылу врага. Вместе с партизанами Дмитрия Николаевича Медведева он начал борьбу с ненавистными фашистами.
Хотя Николай Иванович и придерживался правила, что нельзя обрывать рассказ, как и песню на высокой ноте, но он все же остановился. На разрумяненном лице появилось виноватое выражение, словно он извинялся за отнятое время. Слушая его, я думал: «Какой спокойный человек, сколько в нем воли!»
– Коля, – нарушил тишину Кузнецов, –
Внезапное предложение Кузнецова не пришлось мне по вкусу. С тех пор, как я связал свою судьбу с партизанами, я всегда рвался в открытый бой, а подпольная работа представлялась мне скучной, лишенной настоящей романтики.
– Не задумывался над этим, – с легким вздохом ответил я.
– А ты подумай, есть над чем! – дружески советовал Николай Иванович. Он поднялся, зачесал наверх светлые волосы. – Пойдем!
То ли под влиянием обаяния этого человека, то ли от желания быть вместе с ним, я сказал:
– Если нужно, пойду и в подполье!
– Вот и хорошо,- одобрил Кузнецов, морща свой высокий лоб, перехваченный резкой складкой. – Значит, на очередное задание в Ровно пойдем вместе. Согласен?
– Безусловно.
– Но вот что, Николай, – деловым тоном предупредил Кузнецов, – сегодня же пойдешь к заместителю командира отряда подполковнику Лукину. Побеседуешь с ним.
День клонился к вечеру. От Лукина я вышел довольный. Мне разрешили пойти с Кузнецовым в Ровно. Вместе с нами были партизаны-разведчики Шевчук, Гнидюк и Приходько. Особенно усердствовал в сборах Николай Приходько, саженного роста парень, обладавший большой физической силой. Он придирчиво отбирал в хозчасти отряда обмундирование и оружие.
Ранним утром 28 октября 1942 года, когда круглый солнечный диск еще своим краем цеплялся за горизонт, партизаны-разведчики, соблюдая строгую конспирацию, отправились в Ровно. Недалеко от передовых постов отряда нас нагнала щегольская бричка, запряженная парой резвых лошадей.
– Прошу, господа, карета подана! – игриво пригласил нас Приходько.
«Господа» – Шевчук, Гнидюк и я, одетые в форму полицейских, а Николай Иванович Кузнецов в отличном мундире обер-лейтенанта немецкой армии – сели в «карету».
Мы проезжали села, хутора и всюду встречали холод сердец, суровые взгляды, губы матерей, шептавшие нам, «немцам», проклятье.
Поздно вечером прибыли на хутор Леоновка, расположенный в тридцати пяти километрах от Ровно. Остановились у Марии Степановны Мамонец. Вначале она даже испугалась, когда мы к ней заявились с таким бравым видом. А потом смеялась:
– Ну и ну! Не отличишь вас от настоящих немцев. Куда там!
Такая оценка ободрила нас, значит, маскировались хорошо.
В Ровно мы уже следовали с большей уверенностью. А ну, кто осмелится сказать, что мы не те, за кого себя выдаем! С нами офицер, один вид которого не давал повода для каких-либо подозрений.
Но как мы ни старались придать себе немецкую щеголеватость, когда въезжали в Ровно, лица стали
Остановились у брата Николая Приходько – Ивана Тарасовича. Принимая нежданных гостей, он шутил:
– Да ко мне не иначе как вся Германия пожаловала!
День выдался теплый, солнечный, несмотря на то, что октябрь был на исходе. Николай Кузнецов распорядился, чтобы я вместе с ним отправился «знакомиться» с городом, а Шевчук и Гнидюк поискали бы нужных людей. Приходько остался присматривать за лошадьми.
Как только мы оказались на улице, нас сразу оставила скованность. Кузнецов шел уверенным шагом, с достоинством отвечал на приветствия нижних чинов, демонстрировал свое презрение к полицейским, заискивающе сторонившихся перед немецким офицером.
Мы вышли на улицу Гарную, подошли к дому № 16. Николай Иванович пригласил:
– Зайдем.
После обмена паролями Кузнецов предупредил хозяина конспиративной квартиры Домбровского:
– Обо мне никому ни слова, Казимир Иванович. Вы меня не знаете.
– Ясно, – кивнул головой Домбровский. – А квартирой моей распоряжайтесь по своему усмотрению.
– Благодарю. Если кто-либо из соседей спросит, почему к вам заходил офицер, скажете – заказал уздечку. Сведения передадите товарищам, которые к вам зайдут через пару дней.
Возвратились к Приходько с наступлением ночи. По дороге Кузнецов говорил:
– Нельзя мне здесь оставаться. Обратят внимание, что хожу в летней форме. Поедем в отряд, а если удастся, по дороге добудем зимнюю форму.
Заметив мое удивление, Кузнецов успокоил:
– Сюда мы скоро вернемся. Не унывай, друг!
На Кудрянском маяке нас встретила группа из шестнадцати партизан во главе с лейтенантом Маликовым. Рассевшись на подводы, мы направились к шоссейной дороге Костополь-Александрия. Возле неё остановились, надеялись взять «языка» и, если удастся, – офицерскую зимнюю форму.
По шоссе проезжали крестьянские подводы, изредка проходили одинокие пешеходы. Лежа на сухой траве, Кузнецов мял в руке пилотку.
– Что-то их долго нет!
Но вот раздался свист Николая Приходько, что означало «приготовиться». Наши взоры обратились вперед. Подпрыгивая на ухабах, по дороге несся стального цвета «оппель-капитан». Едва машина приблизилась, как в нее полетела граната. Раздались выстрелы. «Оппель» проехал еще метров двести и свернул в кювет. Из него выскочили три офицера и двое штатских. Пригнувшись и стреляя, видимо, для острастки, они побежали в кусты. Мы их не преследовали, а подбежали к машине, взяли там туго набитый портфель, связку бланков и пистолетную кобуру. С этими трофеями поспешили в глубь леса. И вовремя, ибо подъехавшие на грузовиках гитлеровцы открыли интенсивный огонь. Однако причинить нам урон они не могли. Стволы деревьев мешали вести прицельную стрельбу.