Дорогой бессмертия
Шрифт:
– Не слыхал.
Ровно в девять в цех вошел плотный офицер в коричневой форме со свастикой на рукаве.
– Хайль! Все готово? Сколько пачек? Опись сделали? Прекрасно!
Немец весело посвистывал. По всему видно – у него было прекрасное настроение. Солдаты погрузили бланки на машины. Алексей Дмитриевич облегченно вздохнул.
"Пронесло!" В тот же вечер он передал Паше обещанные бланки.
– У меня было такое состояние, – рассказывал Ткаченко,- будто на мне заметили рога Мефистофеля.
Паша рассмеялась громко, задушевно. Алексей Дмитриевич присел-на стул, медленно дышал и только улыбался, вспоминая, как ловко обманул фольксдойча. И все-таки
Паша прислонилась к шкафу, где спрятала принесенные бланки.
– Спасибо, Алексей Дмитриевич, не подвели.- И спохватилась: – А как же с печатью?
– Сделал. Когда принести?
– Хорошо бы завтра.
Савельева встретилась с Наташей Косяченко на квартире у Марии Ивановны Дунаевой. Говорили они тихо, но всем не терпелось поскорее испробовать себя в "настоящем деле". Задержка произошла из-за круглой печати, которую обещал сделать Ткаченко. С его приходом все повеселели. Получилась ли печать? Попробовали на бумаге. Отличная! Теперь осталось заполнить бланки. По рекомендации Ткаченко договорились писать так, чтобы в случае чего немцы не узнали, чей почерк.
Все задумались. Ведь, кроме них, никто не должен знать о документах. Но тут, в наступившей тишине, звонко прозвучал голос Дунаевой:
– Я могу писать и правой и левой рукой. В детстве этим баловалась, а теперь, видите, пригодилось!
– Ну, ну, покажи свое искусство.
Все склонились над листком, в котором старательная рука Марии Ивановны выводила: "Громов Николай Григорьевич, 1914 года рождения, украинец, проживает в городе Луцке".
Отпечатанный на ротаторе бланк, удостоверяющий, что солдат Громов является местным жителем, рассматривали придирчиво: правильно ли заполнены графы, на месте ли печать. Потом бланк сложили вчетверо и снова развернули, любуясь "чистой работой". Наташа Косяченко вслух похвалила:
– С таким документом к самому гауляйтеру не страшно пойти. Верно?
– Все это так, да кто его отнесет в канцелярию лагеря?
– Я, – вызвалась Дунаева. – Мне в аккурат, снесу его вроде от "украинского краевого комитета помощи".
На следующий день Мария Ивановна пришла в канцелярию. Ее не сразу принял начальник. Пришлось потолкаться, пока она переступила порог его кабинета.
– Ваша фамилия?
– Дунаева.
– Громов ваш родственник?
– Нет! Но за него, как местного жителя, хлопочет комитет помощи.
– Знаю. Пользы только от него никакой, калека он.
– Подлечится, господин начальник.
В один из осенних дней на удостоверении с круглой печатью появилась заветная резолюция "освободить". Советский офицер Петров, отныне под фамилией Громов, хромая, выбрался наконец из-за колючей проволоки. Среднего роста, широкоплечий, с серыми глазами Петров опирался на палку и выглядел далеко не бравым солдатом. За время пребывания в лагере он чуть сгорбился, шаркал по земле больной ногой.
На Луцк опускался вечер. Не обращая внимания на боль в ноге, сильную слабость и головокружение, Громов старался поскорее уйти подальше от этого страшного места. После нескольких шагов он не устоял перед искушением и оглянулся. Не оставляло недоверие к фашистам. Он думал: вот-вот его схватят и опять загонят в лагерь. Подгоняемый таким чувством, Громов быстрее заковылял. Вокруг не было никого. В синей дымке одиноко виднелся силуэт замка Любарта, который, как серая глыба, возвышался на западной окраине города. Стены его, аккуратно сложенные из красного кирпича, высоко вздымались кверху, а по
В левом карманчике испачканной и порванной гимнастерки лежала справка. Казалось, она согревала его. Громов даже не предполагал, как товарищам удалось все это устроить.
На углу улицы, круто сбегавшей к излучине реки, к Громову подошла Паша Савельева. Он ее узнал даже в полутьме. Да, да, это та самая, которая разговаривала с ним в лагере! От неожиданности он не сделал никакого движения к ней, даже отпрянул и по-детски смутился.
– Вы? Я даже не знаю, как вас зовут!
– Паша.
Савельева подошла к нему вплотную, протянула руку.
– Поздравляю! И мои товарищи вас поздравляют! А теперь облокотитесь на мою руку, мы пойдем ко мне домой. Чай, наверное, уже приготовлен.
Громов был ошеломлен, ему показалось, будто разумная часть его существа заснула, а без нее он не в состоянии что-либо сказать. Он послушно облокотился на Паши-ну руку, а к горлу подступил комок. Громов открыл рот, дышал порывисто, тяжело. Он отвык от такой человеческой ласки и заботы. Ведь кругом одни только страдания, кровь… И вот он идет, обессиленный, а рядом с ним – неизвестный, но сильный друг, и ему, оказывается, не все равно, погибнет он или останется жить.
– Как вас благодарить!..
– Какая же нам нужна благодарность? Вы поправитесь, наберетесь сил и тоже начнете хлопотать о ваших боевых товарищах.
Дома Паша рассказала Громову, что устроит его в частную больницу доктора Залесского. Там его полечат, а затем все прояснится.
– А теперь давайте попьем чайку.
– Вы уж извините, – оправдывалась Евдокия Дмитриевна, – сахарку нет, а горячего попить полагается, это полезно для организма. Поверьте, я то знаю. …Первая удавшаяся попытка освобождения военнопленного бесконечно радовала ее организаторов. Отныне они стали действовать смелее. В городе робко, но все чаще поговаривали о периодически появлявшихся листовках – "красных мотыльках", о том, как освобожденных из лагерей людей уводят в лес неизвестные патриоты. Никто не утверждал твердо, будто именно они, эти самые патриоты, собирают для военнопленных продукты питания, медикаменты, однако друг другу задавали вопрос: а кто же другой может это делать?
Суровой была зима для луцких жителей. Непривычные для Волынского края морозы причиняли много бед горожанам в их нетопленных квартирах. Жестоко страдали от холода и люди, томившиеся за проволокой. Разутые и раздетые, они только и согревались тем, что собирались в кучу и поддерживали жизнь теплом своих тел. Голод стучался почти в каждый порог луцкого дома…
Но ни голод, ни холод, ни устрашения немцев не ослабляли боевого духа тех, кто стал в подпольные ряды. Их дела, пусть еще не значительные, уже жили в народе, обрели его моральную поддержку, рьяных сторонников. Не случайно в разных уголках города раздавалось:
– Наши отомстят!..
С каждым днем росла уверенность патриотов в правоте своего справедливого дела. Это придавало им силы, решительность, они смелее стали бороться с врагом. Росли их ряды, крепла связь с партизанскими отрядами, действовавшими в волынских лесах. По заданию Волынского подпольного обкома партии в Луцк пробирались связные – партизаны, устанавливали контакты с подпольными группами, передавали им задания обкома, брали у них необходимую информацию, снабжали оружием, проводили людей в партизанские отряды.