Дорогой бессмертия
Шрифт:
– Это Паша,- представила Шура подругу.- А это – хозяйка, Мария Григорьевна.
Светловолосая девушка с черными красивыми глазами понравилась Галушко. У Паши была гордая осанка, говорила вдумчиво. Мария Григорьевна заключила: «Серьезная, собранная».
В доме Галушко Паша встретила радушие и искренность. Она часто приходила сюда. Случилось так, что подруги открыто беседовали в присутствии хозяйки квартиры. Услышав о девичьих помыслах, Галушко покачала головой, вздохнула.
– Ох, родимые мои, как же все это
Паша оживилась:
– Да, кругом теперь одно горе…
С того дня Мария Григорьевна присоединялась к беседам. Она тоже готова была что-нибудь сделать, но не так все это просто, ведь на руках у нее трое детей!
– А если мы вас попросим, Мария Григорьевна, вместе с нами помочь военнопленным?
Галушко не торопилась с ответом. Тут спешка ни к чему. Дело серьезное и опасное. Но она прочла во взгляде Паши доверие и подумала: «Конечно, надо. Молодые они, горячие, а у меня все же за плечами жизнь…»
– В чем нужна моя помощь?
– Например, вы достанете несколько бинтов, какую-нибудь одежду для военнопленных. Или, скажем, сухарей соберете для них.
– Добре, попытаюсь… Кстати, ваши товарищи в моей хате всегда могут найти приют.
Вечером, когда Паша, Шура и Мария Григорьевна обдумывали, как лучше доставить в лагерь собранные медикаменты, в дверь постучали.
– Кто?
– Свой!
Вошел среднего роста мужчина. Он осведомился, не помешал ли своим приходом, и, не дожидаясь, пока его представят, отрекомендовался:
– Ткаченко.
Был он худощав, с выразительным запоминающимся лицом и пышной каштановой, серебрившейся проседью шевелюрой. Внешне он напоминал художника или композитора.
Паша и Алексей Дмитриевич встретились глазами.
– Вы?
– Как видите!
– Я очень рада!
– И я.
– Не ожидал вас здесь встретить! Вы все время в Луцке?
– Да, если не считать нескольких дней, когда я пыталась пробиться на восток.
– Живете на старом месте?
– Нет, пришлось поселиться в другой квартире, вернее комнате.
– Где работаете?
– Собираюсь…
Галушко и Белоконенко догадались – встретились довоенные друзья.
Мария Григорьевна пошутила:
– Вот и устроила тебе неожиданное свидание.
Все улыбнулись. Разговор сначала не клеился, и Ткаченко чувствовал себя неловко. Поглаживая волосы, смущенно сказал, что давно собирался навестить Марию Григорьевну, да время не позволяло. А сегодня довелось побывать в этой части города, вот и зашел непрошенным.
– И хорошо сделали, Алексей Дмитриевич, – перебила Галушко.- Старый друг лучше новых двух! Работаете, Алексей Дмитриевич, по специальности?
– В знакомой отрасли, однако не по специальности. Да я и не сетую, лишь бы при деле находился. Это все же приносит относительное равновесие в жизни.
Алексей Дмитриевич положил свои
– Такого равновесия, в котором мы живем сейчас, хуже не придумаешь! – осторожно намекнула Паша.
Алексей Дмитриевич уловил ее настроение. Маска равнодушия исчезла с его лица. Он подсел поближе к девушкам.
В тот вечер подружки узнали о том, что Алексей Дмитриевич работает в типографии.
«Это очень хорошо», – подумала Паша. А когда Ткаченко рассказал, как бы невзначай, что в этой типографии печатается «всякая дребедень – «аусвайсы», «мельдкарты», – Паша сузила глаза, стараясь скрыть волнение.
– А для чего все эти бумажки?-наивно спросила Белоконенко.
– На всякие нужды, – неопределенно ответил Ткаченко и, заметив неудовлетворенность собеседниц, добавил:
– Известно для чего, их отправляют в Ровно, а оттуда во все города, крупные населенные пункты Украины.
– Ну?
– Ну и ну! Выдают, кому полагается.
– За бланками присматривают? – тихо спросила Паша.
– Известно, смотрят в оба. – И тут же дал повод для размышлений: – Все равно за всем не уследят!
Через полчаса Ткаченко ушел, а Паша, Шура и Мария Григорьевна долго еще сидели в затемненной комнате.
– Вы давно знаете Ткаченко, Мария Григорьевна?
– Давно. Он инженер. Хороший, душевный человек. А вы, Паша, до войны с ним знались?
– Познакомились, когда я работала в банке. Да, заметили, как откровенно намекал он о бланках: «За всем не уследят!» Может, помог бы? Удостоверения пригоди-лись бы для военнопленных.
Деловой разговор с Ткаченко состоялся во время третьей встречи. В тот день Паша, как условились, подождала его возле типографии. Оттуда они направились в сквер. Алексей Дмитриевич был одет в темный костюм и светлый плащ. Паша накинула на плечи зеленую шерстяную кофточку, ее короткие волосы подхватывала газовая косынка.
– Так вот, Алексей Дмитриевич, – начала спокойным тоном Савельева. – Вы, вероятно, догадывались – мы интересуемся вами неспроста. Видно, и вы не очень перечите этому, иначе для чего дружбу заводили? Мы хотим прибегнуть к вашей помощи.
Алексей Дмитриевич чуть двинул плечами. Лицо его было спокойным. Взгляд из-под нахмуренных бровей скользнул по девушке, он сказал, немного запинаясь:
– Что за «совет» такой объявился? Известно, девичий он?
– Нет, не девичий, Алексей Дмитриевич. И вы можете войти в него, коль сами того пожелаете.
Беседа затянулась. Паша не скрыла истинного намерения. Правда, у них нет еще опыта, но все, кто с ними объединился, стараются поступать как можно лучше, разумнее, осмотрительно. Военнопленных, пусть даже несколько человек, но отпустят при наличии документов, подтверждающих, что они уроженцы здешних мест и что, мол, есть дома жена, дети.