Дорогой дневник
Шрифт:
— Родители тоже заделали меня в семнадцатилетнем возрасте. Папаша постоянно гулял. Когда мне было восемь лет, он ушел совсем. Я ненавижу его. Презираю. В детстве поклялся сам себе, что вырасту и покажу ему, как на самом деле должен вести себя настоящий мужик.
Со стороны речки налетает порыв ледяного ветра, пронизывает одежду насквозь, раздувает полы моей расстегнутой куртки и обдает тело и душу смертельным холодом.
Если я не прекращу то, что происходит, возможно, повзрослевший ребенок Бага когда-нибудь также станет
Пытаюсь высвободить руку, но Баг крепко держит ее. Тогда я подхожу ближе и настойчиво разгибаю его пальцы — силы не равны, но я борюсь.
И вдруг замечаю, что на его безымянном больше нет кольца.
Поднимаю голову и вопросительно смотрю в его лицо, но Баг закрывает глаза, притягивает меня к себе, обнимает и шепчет в ухо:
— Получается, Эльф, я такой же урод, как и он… Но как только я осознал это, жить стало гораздо проще.
Глава 27
Мы так и стоим над холодной темной водой, едва дыша и медленно плавясь, но у Бага звонит телефон, и объятия размыкаются. Он вытаскивает его из рюкзака, вскользь смотрит на экран и быстро подносит к уху. Я напрягаюсь, мгновенно промерзаю до костей и застегиваю парку до самого горла. Все ясно: сейчас Баг сбежит от меня, словно Золушка с бала, сломя голову ломанет ублажать свою Машу, а я останусь одна и буду страдать и тешить себя тупыми надеждами до тех пор, пока он опять обо мне не вспомнит.
Не стоило предаваться пустым мечтам. Я же знала: именно этим все и закончится.
Отхожу на пару шагов, глубоко вздыхаю и успеваю натянуть на фейс дежурную улыбку, но тут же всхлипываю от облегчения: звонит Холодос.
— Здорово, братан! — отзывается на его приветствие Баг. — Да твоими молитвами! Ага, вот так вот хреново. Нет, про репу я не забыл. Подгребем сейчас! Ага, не один… На хер иди, шибздик!
— За что ты его так? — недоумеваю я, когда Баг отключает вызов.
— Спрашивает, когда я соберусь «брать на себя ответственность» и за тебя! — растерянно улыбается Баг.
— В чем прикол? Почему вы все время повторяете это выражение?
Баг ловит мою руку, засовывает в свой карман и мнется:
— Да так… Не думаю, что тебе нужно знать предысторию.
— Колись, Баг! — настаиваю я, и он пожимает плечами:
— Когда Машка залетела, я подсел на страшную измену. Каюсь, это не входило в мои планы, и мы с чуваками два дня пили до зеленых чертей. Но на третий день на меня снизошла божественная благодать, и я раз сто повторил, что готов взять на себя эту самую ответственность… Ну, жениться то есть.
Запоздало догоняю, к чему клонят Ваня и Лосев, и ахаю:
— То есть они считают, что ты обязан жениться на мне? Ты растрепал им про то, что мы… — Едва я произношу это, щеки начинают пылать, но Баг, похоже, смущен еще больше и чертовски няшно при этом выглядит.
— Я же не
— Не дождутся! — Я показываю Багу язык. — Теперь у меня есть печальный пример перед глазами, и раньше тридцати замуж меня не заманить.
— Да ладно? Помнится, кто-то говорил про родственные души… — хмыкает Баг.
— Нет! Я лучше предпочту смерть! Или компанию из сорока кошек!
Я вырываюсь и убегаю, Баг гоняется за мной по всей набережной, но настигает только на площади. Он душит меня в объятиях, делает подсечку, но тут же подхватывает за талию и щекочет до тех пор, пока мы оба не выбиваемся из сил. Дьявольски улыбаясь и переводя дух, мы внимательно, с опаской, разглядываем друг друга, а потом срываемся и с остервенением целуемся.
Его губы изводят мои, и мне живо, во всех красках, припоминается наша ночь. Багу, видимо, тоже, потому что он тяжело дышит и, не обращая внимания на то, что мы стоим прямо посреди людной площади, запускает руки под мою толстовку.
Новый знакомый — юный скейтер, — проезжая мимо, свистит и выкрикивает:
— Чувак, слишком горячо! Лучше сними номер!
Голова кружится, мне необходимо вдохнуть, и я упираюсь кулаками в грудь Бага. Хохотнув, он поддается: прерывает поцелуй, хватает ртом воздух и снова прижимает меня к себе — на этот раз долго и нежно. За его широким плечом раскинулась просторная площадь, над ней — бескрайнее небо в сетке блестящих черных ветвей. А чуть поодаль, на лавочке возле памятника, расселся Паша Зорин и не отрываясь смотрит на нас.
Как давно? Что он видел?
Этот пристальный, посторонний взгляд пробуждает в моей душе гадкое чувство, возникавшее в детстве у витрины «Детского мира», когда маленькие ручонки цеплялись за самую красивую и желанную игрушку, и ты уже жил мечтой о том, как славно и весело проведешь с ней время, и даже успевал вообразить миллионы ваших волшебных игр, но большие и сильные руки забирали ее у тебя и возвращали на полку.
Меньше всего я желаю, чтобы свидетелем моего счастья был этот отмороженный идиот, и, поднявшись на цыпочки, шепотом предлагаю Багу поскорее отсюда свалить.
***
Дурные предчувствия отравляют душу, но я стараюсь не показывать тревоги.
Мы давно уже в гараже, вокруг суетятся ребята. Протирая джинсами обивку старого дивана, с интересом наблюдаю за приготовлениями к выступлению, но в голове зудит назойливая мысль, что я по-крупному запалилась.
«Возьми себя в руки! Скорее всего, до Зорина не дойдет, что Баг и есть тот самый муж Алькиной сестры…» — успокаиваю себя, однако не могу припомнить, был ли Паша в школьном актовом зале, когда там ошивался Баг, а если и был — сможет ли сопоставить факты…