Дорогой дневник
Шрифт:
Внезапно все встало на свои места и приправленная страхом вина перед Багом улетучилась, однако я все равно не смогла в полной мере расслабиться и расправить плечи…
Я слишком хорошо знаю: чем сильнее отрываешься от реальности, тем больнее она тебя впоследствии припечатывает».
***
23.50
Завтра
Выключаю ночник, достаю из-под подушки телефон, щурясь, всматриваюсь в экран, и по венам крутым кипятком разливается разочарование.
Баг не прислал ни одного сообщения, хотя был в сети полчаса назад.
Что ж, это классно… Это одним махом убивает все бесплотные мечты и беспочвенные тревоги и возвращает с небес на землю.
Баг определился со своим будущим, и меня в нем нет и не будет.
Внезапно телефон вздрагивает и жужжит прямо в моей ладони, я едва не роняю его на переносицу. С перепугу я не сразу понимаю, что означает высветившаяся на голубоватом фоне надпись: «Bug».
Баг. У меня нет его номера. Если это он, то почему определился в списке контактов?
— Алло? — отвечаю шепотом и слышу до мурашек приятный голос:
— Эльф, привет!
Темный потолок уплывает вместе с моей крышей и отсветами фар далекого авто.
— Баг, я же не давала тебе номер, как ты…
Он смеется:
— Ловкость рук. Ты в норме, Эльф?
— Да, я… я в норме.
— Это мне и надо было услышать. Кстати, я нашел твой рисунок, он классный. А альбом с фотками пусть пока побудет у тебя. Храни как зеницу ока, ладно? Вернешь, когда я разгребусь со всеми проблемами. Спокойной ночи, Эльф.
И он отключается.
Баг не обвинил меня в воровстве, не считал отчаяние и нужду, которую я вложила в линии и штрихи его портрета, он всего лишь спросил, как у меня дела, но я опять умираю от стыда и не могу унять бешено стучащее сердце. До меня доходит, что он провернул этот фокус с номерами еще в гараже, когда воспользовался моим телефоном для поисков своего.
Но его звонок усмирил сомнения и тревоги и помог полуживой надежде воспрянуть. И теперь мне кажется, что Баг стал ко мне намного ближе.
Глава 30
3 апреля, понедельник, 7.30
Каникулы пролетели слишком быстро, и я тащу свое продрогшее бренное тело к машине. Рискую опоздать, поэтому всю дорогу приходится терпеть папу с его бесконечными офигительными историями про бурную юность и насыщенную школьную жизнь.
Прихожу в гимназию одной из первых, сажусь за парту и безуспешно пытаюсь согреться — от недосыпа стучат зубы, а по коже волнами проходит озноб.
От опухших недовольных
В довершение всего в середине урока открывается дверь, Полина заводит в класс какую-то девчонку и представляет ее «нашей новой подругой»:
— Знакомьтесь, это Козлова Юлия, она недавно переехала к нам из соседней области. Элина, ты, как прилежная ученица и новый человек в нашем коллективе, поможешь и Юле в него влиться. Покажи и расскажи ей, как устроена наша гимназия!
Полина елейно улыбается, а я сдавленно чертыхаюсь: она что, сейчас рофлит или реально решила повесить на меня общественную нагрузку?
Новенькая, типичная активистка и бледная моль, с готовностью плюхается на свободный стул рядом и сразу лезет ко мне с разговорами, которые я пресекаю на корню:
— Я тебе не помощник, серьезно! Я и сама тут никто.
— Не общайся с ней, Юля. Она лесбуха! — обернувшись, сообщает Алька. Господи, как же я по ней соскучилась…
— А я без предрассудков, — шепчет Козлова и серьезно на меня смотрит.
***
Почти по всем предметам мы тупо повторяем пройденные темы, но мечты о будущем заронили в мою душу зерно надежды, поэтому я добросовестно слушаю учителя и после каждого вопроса с упорством поднимаю руку.
На большой перемене в кабинет входит техничка и настежь расхлебенивает фрамуги, а присутствующих в нем гимназистов без всяких церемоний выгоняет в коридор.
Я тоже сваливаю и слоняюсь по этажу в поисках укромного места, где можно спрятаться от новоиспеченной фанатки Юли и ее навязчивых просьб. Видимо, не ей, а мне, как самому главному фрику школы, посчастливилось стать ее шефским проектом.
«Удачи тебе, Юля. И не такие об меня зубы ломали…» — паскудная мыслишка греет душу и вызывает злорадство. Но вдруг кто-то хватает меня за затылок, разворачивает с такой силой, что мозги расплющиваются о стенки черепной коробки, и заталкивает в открытую дверь подсобного помещения.
Оно забито швабрами, ведрами и тряпками, а в спертом воздухе стоит жутчайшее амбре — ну просто закачаешься. Над головой тускло светит лампочка Ильича, и секунду я не могу догнать, кто стоит рядом.
Идеально отутюженный воротничок, светлые волосы, бордовые от ярости щеки. Зорин.
«Что за прикол?» — я собираюсь засмеяться, но он швыряет меня к стене и подходит слишком близко. Ненавижу, когда лезут в личное пространство. Терпеть этого не могу!..
— Литвинова! Ну а сейчас ты с кем таскаешься? — цедит Паша, и меня настигает запоздалое озарение: его глаза вовсе не бездонные и необычные, они у него попросту ненормальные. Безжизненные и жуткие, как у настоящего матерого шизофреника.
Эта собака так больно сжимает мне плечи, что я перестаю чувствовать их.
— Не твое дело, урод! — огрызаюсь я.