Дорогой сновидений
Шрифт:
— Ты ведь не осуждаешь ее? — задал Евсей тот вопрос, который беспокоил в этот миг их всех, но произнести решился только он.
Шамаш взглянул на летописца с нескрываемым удивлением. Ему и в голову не приходила мысль о том, что в мироздании есть поступок, за который можно осудить или даже покарать ребенка.
Другое дело — понять истинную причину самому, чтобы потом объяснить маленькому человечку, чего не следовало делать и почему.
Но вопрос был задан и на него нужно было дать ответ.
— Нет… Скольких ягод вы не досчитались? — спросил он Лигрена.
— Рамир не уверена. Ей
— И все же?
— С десяток.
— Свышние… — сорвалось с губ богини смерти, в сощуренных глазах которой отразился ужас. — Я и представить себе не могла, что все настолько плохо!
— Хуже некуда, — Гештинанна вздохнула. В ее глазах, обращенных к смертным, горело искреннее глубокое сочувствие. — Кигаль, — вслух, не тая слов от караванщиков, проговорила она, — наш спор был лишен смысла. Тут бессильны даже мы.
— Нет! — полный ужаса возглас прокатился по каравану. Насколько бы ни были реальны прежние страхи, они казались всего лишь призрачными угрозами в вере в то, что боги не оставят в заботах своих избранный Ими караван. Но если…
— Я велел приготовить бодрящий отвар, — голос лекаря звучал откуда-то издалека, теряясь в отзвуках мыслей, как тень среди тумана, — но вряд ли это поможет. Слишком уж доза большая…
— Это несправедливо! — полное обиды и боли сорвалось с губ Кигаль. Ей-то казалось, что она предусмотрела все, и вот выходило, что все рушилось из-за какого-то пустяка, маленькой ягодки Меслам! — Не честно! Я так старалась… — сжав пальцы в кулак, она в ярости стукнула ими по воздуху, высекая из него молнии.
— Кигаль, может быть, ты, наконец, объяснишь… — начала Гештинанна, но богиня смерти резко прервала ее:
— Нет! Я еще не сдалась! Скажи, — она подплыла к Атену, остановившись всего лишь в шаге от смертного, — скажи, какой сон снится детям! Что они видят: мечту или кошмар?
— Госпожа, я… — конечно же, он был готов во всем, что угодно помогать богине, не оставившей надежды на спасение ее малышки, но… Он болезненно поморщился, не понимая, чего Она от него хотела, ведь караванщик был по эту грань реальности и при всем своем желании никак не мог заглянуть в сон, которым грезила его девочка. Да если бы он был в силах оказаться в ее сне, он бы, несомненно, нашел способ увести ее за собой… или остаться с ней, не важно, главное — быть с дочкой, знать, когда ей понадобиться помощь, спасти ее от бед, которые навеки останутся невидимыми для находящегося за пределами сна.
— Их сон спокоен, — ответил за него Лигрен, который, в отличие от хозяина каравана, понял, что имела в виду богиня. — На лицах лежат улыбки. Нет знаков, которые оставили бы страдания души… Они видят добрый сон, госпожа, — вздохнув, проговорил он.
Лекарю это представлялось плохим знаком, когда из кошмара пытаются убежать, возвращаясь в реальный мир, от исполнения же мечты никто никогда не уйдет, как ни зови, ни умоляй. Но богиня смерти, наоборот, получив ответ, несколько успокоилась:
— Значит, еще не все потеряно…
— Кигаль… — Гештиннна качнула головой. — Не делай этого. Не вмешивайся. Поверь мне: это не приведет ни к чему хорошему.
— Но я не могу иначе!
— Оставь все эмоции позади, взгляни вокруг. Ты видишь:
— Мы будет осторожны!
— И как ты себе это представляешь? — не выдержав, вскричала Гештинанна. — Что ты вообще знаешь о крае сновидений?
— Да уж побольше тебя! Ведь я богиня смерти, а смерть — это вечный сон!
— Ты — повелительница души, спит же разум!
Когда слова иссякли, они замолчали, продолжая глядеть друг на друга, не в гневе, ненависти или презрении, нет — в безнадежном поиске иной возможности, того пути, которого как они совершенно точно знали, просто не было.
— Госпожа! — донесся до них полный слитых воедино надежды и отчаяния возглас женщины.
Лина, вырвавшись из рук пытавшихся удержать ее женщин-караванщиц, подскочила к богине смерти, упала на колени перед повелительницей подземных земель: — Верни малышей, прошу Тебя! И я буду твоей слугой в вечности!
— Не надо, — властным движением руки та велела ей подняться. — Не надо просить меня, смертная, о том, что я готова сделать и так. И не надо предлагать мне службу, которая принадлежит моему брату, когда ты — одна из его спутниц.
— Но ты поможешь? Ты вернешь детей?
— Мать, — Кигаль не успела ответить на заданные смертной вопросы, как, опередив свою хозяйку, заговорила Гештинанна, — вспомни, с кем ты говоришь. Богиня смерти не может дать жизнь! Даже если ей удастся каким-то образом разбудить спящих, они вернуться не к вам, а к ней!
— Господин… — прошептала Лина, повернувшись Шамашу. Она не знала, что сказать, как вновь попросить о том, о чем уже просила. "Пусть так, — читалось в ее глазах, — пусть они вернутся не в мир живых, но в края смерти. Пусть, если иначе нельзя. Только бы они вернулись! Только бы вечность хранила в себе надежду на новую встречу!" Из ее глаз потекли слезы, молчаливый и бесконечный поток которых она была не в силах сдержать.
Колдун, медленно, словно через силу, повернувшись к караванщице, посмотрел на нее.
Он знал, что такое выбор, как тяжел и болезнен он может быть. Жизнь долго учила его выбирать, стремясь сохранить главное, отказываясь ради этого от всего остального. Самое ужасное, что, несмотря на жуткую боль, пронзившую сердце, разум продолжал мыслить трезво и отрешенно, указывая, как следует поступить. Но мог ли он…
— Шамаш, — сиплым, отказывавшимся подчиняться, срывавшимся в хрип голосом начал Атен. Он выглядел ужасно, за краткий миг постарев на многие годы. Со сгорбленной спиной и опущенными плечами, безвольно повисшими руками и вымученным пустым взглядом он совсем не походил на того сильного и гордого хозяина каравана, который еще недавно мерил шагами белые просторы бескрайней снежной пустыни. Это был старик, уставший от жизни настолько, что она больше не приносила ни радости, ни счастья. — Если так нужно для блага мира… Ты должен думать обо всех. А мы… Мы как-нибудь… Только, — на миг в его глазах зажегся огонь, но и это была не надежда, а мольба, — прошу, сделай так, чтобы смерть не разлучила нас. Пусть хотя бы в вечном сне мы будем вместе!