Дорогой сновидений
Шрифт:
— Ты чувствуешь? Здесь — око бури, — она подошла поближе к богу солнца, словно прячась под его защиту.
Кигаль было не по себе. Она устала казаться сильной и властной, ей хотелось хотя бы немного побыть ранимой и беззащитной женщиной, а рядом с Шамашем это было не сложно, более того, казалось само собой разумеющимся, ведь он был могущественнее ее. Но разве могла она позволить себе подобную слабость в такое время, да еще на глазах смертных? Однако… Прислушиваясь к своим чувствам она понимала, что дело не только в ее желании, но и в том, что окружало их. Что-то неуловимое, стихийное
— Мне никогда не было так неуютно, — пробормотала она. — Даже рядом с Нергалом. Но ведь Лаль… Свышние, да кто вообще такой Лаль!…Послушай, — ее вдруг словно озарило, — а, может, за ним стоит кто-то еще? Я могу поклясться всем сущим, что чувствую дыхание Нергала!
— Возможно, так оно и есть, — нахмурившись, проговорил Шамаш.
— О-о-х! — полный ужаса вздох заставил колдуна обернуться, посмотреть на хозяев каравана, которые с трепетом внимали разговору богов, ловя каждое слово. За их спинами виднелись силуэты простых торговцев.
Люди начали собираться поодаль, не решаясь приблизиться. Если к Шамашу за год дороги они привыкли и знали, что Ему ненавистно даже само слово «господин» воспринимается Им так, словно это — не дань признания, преклонения, уважения, служения, — в общем, всего того, что люди испытывают к наиболее любимым ими богов, — а какое-то оскорбление, то богиня смерти всегда представлялась им совсем иной — далекой, отчужденной, величественной…
"Кому подчинены Несущие смерть? " — спросил Шамаш Кигаль, переходя на мысленную речь, не желая тревожить дух смертных, которые и так были на пределе в ожидании беды.
"Как это кому они подчинены? " — непонимающе взглянула на брата повелительница подземных краев.
"Золотые волки — помощники Айи, змеи — Намтара…»
"А, ты в этом смысле… Нет, пусть я — богиня смерти, но у меня совсем другие помощники. Мне служат вестники и проводники, связующие мир жизни и смерти — коты, жуки, кукушки. А Несущие смерть… Какой мне от них прок, когда они способны лишь отнимать жизнь? И, потом, разум этих тварей пуст, дух ослеплен яростью, так что их невозможно даже держать в повиновении. Единственная работа, на которую они способны — делать то, что они творят и так, без нашего на то желания — убивать".
"Кто их хозяин?»
"Нергал… Но это еще ничего не значит! — поспешно добавила она. Кигаль-то заговорила о Губителе с единственной целью — надеясь, что Шамаш разубедит ее, может быть даже высмеет столь по-женски безосновательные страхи. Она не ожидала, что брат не просто воспримет ее слова всерьез, но даже подтвердит опасения. — Лаль мог подкараулить их в краю снов. И вообще… — она понимала, что ловит тень, собирая прах со следов. — Давай не будем говорить о Нергале, — процедила богиня смерти сквозь сжатые губы. — Наш противник маленький Лаль. И все. Пусть так оно и остается".
Колдун пожал плечами. Какая разница, о чем говорить, а что умалчивать? Реальность ведь от этого не изменится.
К тому же, тут как раз появилась богиня памяти, сопровождаемая двумя из своих помощников-летописцев.
В подземных
Торговцы, не ожидавшие таких гостей, в ужасе попятились. Губы зашептали слова заклинаний — оберегов от бесприютных душ.
Тем временем летописцы, опустив головы на грудь, словно боясь посмотреть на мир, который был оставлен ими навсегда не одну вечность назад и с каждым новым мигом расставания становился все более и более любим. Они не смели заглянуть и в глаза людей, не желая увидев в них себя такими, какими они стали. Беззвучными тенями они подошли к ждавшим их небожителям и замерли, склонившись в низком поклоне.
— Шамаш, — решительно заговорила Гештинанна, — древний цикл написан пятью летописцами, когда жизнь Нинта была длиннее обычной людской, — она объясняла, почему потребовалось столько народу там, где обычно справлялись двое, хотя ее собеседнику все это должно было быть известно и так, надеясь, в свою очередь, тоже получить хоть какие-то объяснения. — Но как я поняла, речь идет о части, посвященной Лалю и поэтому привела только этих двоих, — видя, что собеседник не торопится отвечать на ее незаданные вопросы, чуть слышно вздохнув, продолжала она. — Если нужно, я могу позвать остальных…
— Нет, — качнул головой колдун. — Ты сохранила им память?
— Конечно, это же мои помощники! — она удивленно заморгала глазами, не понимая, почему Шамаш спрашивает о само собой разумевшихся вещах.
Может быть, разобраться во всем ей мешала обида. Пусть прежде Шамаш редко заходил в владения старшей сестры и потому постоянно пропадавшая в них богиня памяти нечасто встречалась с ним, пусть при каждой встрече он был подчеркнуто устранен, но Гешти всегда понимала его с полуслова, они говорили об одном и том же, с ней он мог поделиться своими тревогами и заботами о людях, зная, что только она воспримет эти слова всерьез, и постарается помочь. И вот теперь, когда грань, отделявшая Шамаша, исчезла, оказалось, что на смену ей пришло великое множество преград, мешавших не только приблизиться, но даже понять!
Тем временем колдун, не дожидаясь, пока богиня памяти справится с вдруг накатившими на нее чувствами, повернулся к призракам:
— Простите, что из-за меня вам пришлось подняться в земной мир. Я сожалею, если это причинило боль вашим душам.
— Мы слуги богов, — те низко поклонились повелителю небес, тронутые его заботой, — и исполняем Их волю, видя наслаждение в служении.
— Будьте искренними, забудьте о том, кто я, говорите со мной так, словно я — равный вам.
— Как прикажешь, — они послушно выпрямились, подняв головы, окинули взглядом невидимых глаз все вокруг, после чего повернули прозрачные лица к богу солнца. — Да, нам было больно вновь войти в мир, который когда-то был родным, сейчас же стал совершенно чужим. Но эта боль приносит больше радости, чем все, что было у нас в жизни и смерти, когда в ней явилось исполнение самой заветной мечты.