Дорожные работы

Кинг Стивен

— Скотина ты чертова, сукин ты сын! — заорал он на самого себя. — Ну почему бы тебе не перестать дышать, пока ты не ПОСИНЕЕШЬ?

Пытаясь заглушить внутренний голос, он изо всей силы треснул кулаком о стену и завопил от боли. Обхватил покалеченную правую кисть левой рукой и стоял посреди кухни, дрожа и покачиваясь. Наконец, совладав с собой, взял совок со щеткой и подмел осколки. Чувствовал он себя вконец разбитым и несчастным.

9

декабря 1973 года

Выехав на автостраду, он на бешеной скорости преодолел сто пятьдесят миль, а затем вернулся. Дальше ехать не осмелился. Это было первое воскресенье, когда все бензоколонки вдоль трассы оказались закрыты. А добираться домой пешком ему не улыбалось. Вот видишь, сказал он себе. Вот как, Джорджи, они с такими яйцеголовыми упрямцами расправляются.

Эй, Фред, это правда ты? Чему я обязан подобной чести, Фредди?

Иди в задницу, приятель!

На обратном пути по радио передали обращение к американским гражданам:

«Вас, конечно, беспокоит нынешний энергетический кризис, и вы хотите застраховать себя и свою семью, чтобы зимой не остаться без бензина. Вы уже катите на ближайшую бензоколонку, прихватив с собой дюжину пустых канистр. Однако если вас по-настоящему заботит судьба вашей семьи, то советуем развернуться и ехать домой. Хранить бензин дома или в гараже крайне опасно. Не говоря уж о том, что и закон этого не разрешает. Подумайте сами: перемешиваясь с воздухом, пары бензина становятся взрывоопасны. Взрыв канистры бензина по разрушительной мощи соответствует полусотне динамитных шашек. Подумайте об этом, прежде чем заполнять бензином канистры. А потом подумайте о своей семье. Мы хотим, чтобы вы жили долго.

Мы передавали обращение к американским гражданам. Наша радиостанция присоединяется к этому призыву».

Он выключил радиоприемник, снизил скорость до пятидесяти миль в час и перестроился в правый ряд.

— Полсотни динамитных шашек, — пробормотал он. — Любопытно, черт побери.

Взгляни он в этот миг на себя в зеркало, то разглядел бы на своем лице широчайшую ухмылку.

10 декабря 1973 года

В «Хэнди-Энди» он пришел в половине двенадцатого, и метрдотель усадил его за столик возле стилизованных крыльев нетопыря — далеко не лучший столик, но перед ленчем выбор был невелик. Ресторанчик «Хэнди-Энди» специализировался на бифштексах и отбивных, а его фирменное блюдо называлось «эндибургер». Это была здоровенная булочка, усыпанная кунжутными семенами, с котлетой и салатом внутри; удерживалась сложная конструкция с помощью хитроумно воткнутой в нее зубочистки. Подобно всем городским ресторанам, расположенным неподалеку от деловых кварталов, тут трудно было точно угадать время наплыва публики. Еще два месяца назад он мог прийти сюда в полдень и выбрать едва ли не любой столик по вкусу — возможно, и позже, месяца через три, здесь будет то же самое. Чем объяснялись подобные перепады, было для него глубокой тайной вроде удивительных историй в книгах Чарльза Форта или непостижимого инстинкта, благодаря которому ласточки всегда возвращались в Капистрано.

Усаживаясь, он

украдкой огляделся по сторонам — мало ли, а вдруг рядышком сидит Винни Мейсон, Стив Орднер или еще кто из бывших коллег по прачечной. Однако кругом сидели одни незнакомцы. Слева от него какой-то молодой человек убеждал свою девушку, что в феврале они вполне могут позволить себе провести три денечка в Солнечной Долине. Остальные переговаривались шепотом или вполголоса; разобрать даже отдельные слова не удавалось.

— Не желаете ли выпить, сэр? — обратился к нему официант.

— Виски со льдом, пожалуйста.

— Хорошо, сэр, — кивнул официант.

Он постарался растянуть первый стакан до полудня, но в течение следующего получаса опустошил еще два, а затем, уже из чистого упрямства, заказал двойную порцию. Он уже допивал и ее, когда увидел Мэри. Она вошла в фойе и остановилась в дверях, высматривая его. Многие головы повернулись к ней, и он подумал: Мэри, ты должна быть мне благодарна — ты прекрасна. Подняв правую руку, он помахал ей.

Мэри помахала ему в ответ и приблизилась к его столику. На ней было серое шерстяное платье с изящным узором, немного не достающее до колен. Волосы, перехваченные на затылке (он никогда не видел, чтобы она так причесывалась), ниспадали на плечи. Выглядела Мэри моложе обычного, и он вдруг виновато вспомнил нагую Оливию, сладострастно барахтавшуюся под ним на их с Мэри супружеском ложе.

— Привет, Барт, — сказала она.

— Здравствуй, Мэри. Ты выглядишь просто изумительно.

— Спасибо.

— Выпить хочешь?

— Нет… закажи мне только эндибургер. Ты уже давно пришел сюда?

— Нет, недавно.

Число посетителей поубавилось, и официант подоспел почти сразу.

— Что желаете заказать, сэр?

— Два эндибургера. Даме — молоко. Мне — еще одно двойное виски.

Он кинул быстрый взгляд на Мэри, но ее лицо оставалось безучастным. Жаль. Вымолви она хоть слово, он бы отказался от спиртного. Он надеялся, что ему не захочется выйти в туалет, так как не был уверен, что способен пройти не шатаясь. Он вдруг беспричинно хихикнул.

— Я вижу, ты еще не совсем пьян, но за ворот заложить уже успел, — сухо заметила Мэри, разворачивая на коленях салфетку.

— Здорово сказано, — огрызнулся он, качая головой. — Ты долго репетировала?

— Барт, давай не будем ссориться.

— Давай, — согласился он.

Она пригубила воду из стакана; он бесцельно ковырял подставку для стакана.

— Ну так что? — спросила наконец Мэри.

— Что «что»?

— Ты ведь хотел о чем-то поговорить, не так ли? Или уже передумал?

— Ты уже поправилась, — тупо сказал он и вдруг, сам не зная каким образом, разорвал подставку для стакана. Он не мог, не смел высказать ей то, что думал: что она изменилась, стала какой-то умудренной и даже опасной, словно забредшая в бар секретарша, готовая принять угощение лишь от мужчины, облаченного в костюм за четыреста долларов.

— Барт, что нам делать?

— Если хочешь, я готов сходить к психиатру, — промолвил он, понизив голос.

— Когда?

— Скоро.

— Может, прямо на сегодня запишешься?