Достояние леди
Шрифт:
Когда они подошли к двери каюты, Эдди пропустил Мисси вперед, запер дверь на ключ и тотчас же начал раздеваться: он скинул пиджак, развязал галстук, резким движением сорвал с себя рубашку. Раздевшись, он бросился к Мисси и порывистыми движениями снял с нее платье и комбинацию, оставив девушку в одних чулках и бриллиантах.
Мисси с ужасом глядела на его искаженное гримасой лицо, недоумевая, что же будет дальше.
Громко выругавшись по-немецки, Эдди с силой оттолкнул от себя жену.
– Дура! Молокососка! – взревел он, натягивая на себя белье. – Да ты у самого страстного мужчины все желание можешь отбить! Чему вас только учат в Новоамстердамском
Арнхальдт полностью оделся. Он стоял у двери, с отвращением глядя на забившуюся в угол Мисси.
– Прошу тебя, оденься, – процедил он сквозь зубы. – Когда-нибудь я научу тебя, как надо вести себя в постели. По только не сегодня. Сегодня у меня есть дела поважнее.
С этими словами он резко развернулся на каблуках и выскочил в коридор, с шумом захлопнув за собой дверь.
Через некоторое время Мисси услышала, что Эдди возвращается. С ужасом поняла, что барон не один: через тонкую перегородку до нее донеслись звуки женского смеха, стоны, визг, скрип кровати. То, о чем она лишь смутно догадывалась, оказалось правдой: графиня Гретель фон Дуссман давала ему то, чего он не мог получить от нее, целомудренной, неопытной Верити Байрон.
На следующее утро Мисси, как всегда, проснулась очень рано. Одевшись, она вышла на палубу и стала смотреть, как огромный «Маджестик» медленно заходит в порт Шербура. Вскоре на палубе появился Эдди: он был гладко выбрит, аккуратно причесан, благоухал одеколоном. По его галантному виду трудно было догадаться, что всю ночь напролет он предавался плотским утехам с чужой женой. Мисси с ужасом поняла, что вышла замуж за оборотня: на публике это был галантный аристократ, у себя в спальне – похотливый сатир.
Арнхальдт подошел к Мисси и холодно отчеканил:
– Наши планы меняются. Я решил не ехать в Париж. Я только что отправил телеграмму в отель «Бристоль» и отменил бронирование номера. Из Шербура мы поедем прямо в Германию.
При этой новости на глазах Азали выступили слезы. Арнхальдт заметил это и, положив руку девочке на плечо, спросил:
– Неужели тебе не хочется поскорее оказаться в Хаус-Арнхальдте? Это же твой новый дом.
– Конечно, хочется, – оживилась Азали.
– Вот видишь, – улыбнулся барон. – Что же касается Парижа, то у тебя будет еще много возможностей съездить в этот город, когда ты немного подрастешь.
До Дюссельдорфа путешественники добирались поездом, а дальше – на машине. Поездка изрядно утомила Мисси. Наконец лимузин свернул на посыпанную гравием аллею – вдали показались суровые очертания Хаус-Арнхальдта.
Машина затормозила у парадного входа. В тот же миг двери дома раскрылись, и на крыльце выстроились в шеренгу все слуги во главе с камердинером: они вышли приветствовать хозяина и его новую жену.
Камердинер подошел к Мисси, поцеловал ей руку.
– Манфред, – сухо представился он.
Затем он провел новую госпожу вдоль строя слуг: Мисси одаривала каждого из них лучезарной улыбкой, в ответ девушки делали книксен, а мужчины кланялись…
Пройдя вслед за мужем в холл, Мисси увидела, что возле парадной лестницы стоит высокая, надменного вида женщина. Смерив взглядом Мисси, она перевела глаза на Азали: да, Эдди оказался прав—девочка очень похожа на княгиню Аннушку Иванову. Женщина улыбнулась. Она могла по праву гордиться своим сыном. В один присест Эдмунду удалось осуществить то, к чему Арнхальдты стремились на протяжении многих лет. Баронесса не сомневалась: это очаровательное белокурое
Эдди с матерью продумали все до мельчайших подробностей. Девочке было всего шесть лет, но Арнхальдты были согласны подождать. Когда ей исполнится восемнадцать, они объявят во всеуслышание, что приемная дочь Эдмунда – княжна Ксения Иванова, законная владелица раджастанских копей. Юридической стороной займутся лучшие юристы Германии.
Особое место в планах Арнхальдтов уделялось и новой жене Эдмунда – Верити. Девушка была нужна им как свидетельница. Если она вздумает артачиться – семья стального барона найдет достаточно эффективные способы заставить ее давать необходимые показания.
А пока на протяжении двенадцати лет Эдди предстоит играть роль заботливого и любящего отца: у девочки не должно быть никаких сомнений в том, кому поручить управление копями. А потом… потом Ксению-Азали надо будет выдать замуж за сына Эдди – Оги: вот тогда-то наконец Арнхальдты станут законными владельцами вольфрамитовых месторождений…
Пожилая баронесса величественной походкой приблизилась к своей новой невестке и подставила ей щеку для поцелуя.
– Надеюсь, ты будешь счастлива в этом доме, – медленно протянула она. Потом, обернувшись к Азали, баронесса добавила: – А ты, детка… ты скрасишь остаток моих дней. Добро пожаловать в Хаус-Арнхальдт. Я хочу, чтобы ты твердо знала: отныне это твой дом.
ГЛАВА 30
Дюссельдорф
С каждым днем жизнь в Хаус-Арнхальдте все больше и больше напоминала Мисси тюремное заключение. Ей выделили комнату на втором этаже – прямо напротив комнаты Эдди, но он никогда не заходил к ней. Будние дни барон проводил в правлении фирмы в Дюссельдорфе или на заводе в Эмсене, по выходным ездил охотиться и ходил в гости. Но ни разу он не взял с собой молодую жену.
Мисси подозревала, что роман Эдди с графиней Гретель продолжается, но доказательств у нее не было: ведь за два месяца, что прошли с того дня, когда ее нога впервые ступила во владения Арнхальдтов, она ни разу не имела возможности покинуть Хаус-Арнхальдт.
С той самой злосчастной ночи на борту «Маджестика» Мисси ни разу не была наедине с мужем. Она даже не знала, в каком он расположении духа, как идут дела у него на фирме. Мисси не могла понять, почему Эдди так к ней равнодушен: ведь если даже в тот раз она не сумела удовлетворить его страсть, то причиной этому была лишь ее неопытность. Она ведь могла еще всему научиться.
Мисси решила приложить все усилия, чтобы понравиться мужу: каждый вечер, прежде чем спуститься к ужину в огромную залу с готическими окнами, она с особой тщательностью выбирала наряды, подолгу просиживала перед зеркалом, расчесывая длинные пряди своих каштановых волос, примеряя украшения в тон к платью. Увы – все было напрасно: никто не обращал на нее внимания. Манфред и другие слуги молча подавали еду, а Эдмунд и его мать, баронесса Ютта фон Арнхальдт, разговаривали за столом исключительно по-немецки. Мисси, потратившая в свое время долгие годы на изучение древнегреческого и латыни, не понимала ни слова на языке Гете и Шиллера. Мать и сын Арнхальдты обращали на нее не больше внимания, чем на муху на абажуре тяжелой кованой люстры. Чувствуя на себе любопытные взгляды слуг, она старалась как можно скорее справиться с ужином и, извинившись, уходила к себе, не дожидаясь окончания трапезы.